Врангель же эту зиму прожил отшельником, в обществе появлялся редко и почти все вечера посвящал рукописи о путешествии в поисках неизвестной земли у берегов Ледовитого моря. Работа памяти, воскресавшей трудные, на грани гибели, походы, как и воспоминания о двух кругосветных плаваниях, на «Камчатке» и «Кротком», отвлекали от грубых казарменных будней кронштадтской жизни.
Не отправиться ли на «Елизавете» в новое путешествие к американским берегам? Можно ведь попробовать и какой-то новый маршрут, например, через Новую Голландию, как шли к Америке Леонтий Гагемейстер и Михаил Лазарев, увидеть другие страны, пройти по другим морям.
Эти думы приобретали все большую заманчивость, и однажды они привели его в знакомый дом на Мойке, у Синего моста, где проживал один из директоров Российско-Американской компании Иван Васильевич Прокофьев. Встретились почти как давние друзья. Признание Врангеля, что не лежит у него душа к гарнизонной службе, кажется, совершенно не призван к ней и много бы дал, чтобы вновь уйти в плавание к берегам Америки, ничуть не удивило проницательного купца.
— А я намедни, — с хитроватым прищуром взглянул на Врангеля Прокофьев, — тоже, Фердинанд Петрович, вас вспоминал. Не заскучал ли думаю, моряк на берегу? Строевые смотры, шагистика — ваше ли это дело? Вовремя, Фердинанд Петрович, вы пришли. У нас серьезная забота на носу: пора замену Петру Егоровичу Чистякову подыскивать. Были у меня некогда надежные люди на примете — Рылеев, Батеньков. Оба мечтали в наших заморских владениях послужить. Да судьба, — тягостно вздохнул купец, — по-иному с ними распорядилась. Вам же должность эту без долгих раздумий доверил бы. Что скажете, Фердинанд Петрович?
Врангель на минуту смешался.
— Об этом я и не думал. По правде говоря, рассчитывал всего лишь вновь, ежели будет благоприятный случай, пойти в Америку командиром корабля. А главный правитель — больше все же административная работа... — с некоторым замешательством заключил он.
— А нам на этом посту как раз крепкие и опытные моряки нужны, — энергично опроверг его Прокофьев. — Муравьев, тот же Чистяков — разве плохие офицеры?
— Отменные! — согласился Врангель.
— Есть и другой резон. В планах главного правления компании на ближайшее будущее — развивать исследования побережья и внутренних районов Аляски. И здесь вы, Фердинанд Петрович, с вашим опытом организации дальних северных экспедиций, очень даже на своем месте окажетесь.
— Сдаюсь, — усмехнулся Врангель. — Вы, Иван Васильевич, меня убедили.
Сошлись на том, что в ближайшие дни директора Российско-Американской компании будут просить морское министерство о назначении капитана 2-го ранга барона Врангеля главным правителем колоний. Сам же Врангель, опираясь на это предложение, подает рапорт с просьбой от отчислении его из строевой службы на пять лет.
Однако реакция на рапорт со стороны морского министра оказалась неожиданной — в просьбе отказали. Потребовалась личная встреча с адмиралом Моллером. Морской министр любезно дал понять, насколько неосмотрительно поступает обласканный государем офицер.
— Поймите же, барон, что государь благоволит к вам. Зачем же вам связываться с купечеством? Вас ждет блестящее будущее: его величество приказал вести вас, ступенька за ступенькой, к высшим государственным должностям.
Однако и Врангель держался непреклонно:
— Я уже дал определенные обязательства и связан словом. Нарушить его — значило бы поступиться своей честью.
— Ваша честь состоит в образцовом служении государю.
— Работу, направленную к процветанию наших американских колоний, я тоже рассматриваю как службу на благо России и, стало быть, государю.
— И все же я не склонен положительно решить ваш вопрос, — суховато отрезал морской министр.
Прошел томительный год, прежде чем просьба Врангеля была уважена. Получив известие о производстве в капитаны 1-го ранга с назначением главным правителем северо-американских колоний, Врангель вздохнул с облегчением и с посветлевшей душой отправился перед долгой дорогой погостить к родственникам в Эстляндию.
Под вечер паузок пристал к деревне Верхнеленской. Слегка накрапывал дождь, но у пристани, несмотря на сырость, собрались местные бабы в надежде сбыть проезжим людям свой нехитрый товар — куриц, масло, вязанные из шерсти вещи.
Оставив жену с малышкой в каюте, Врангель перешел с борта суденышка на берег и направился прогуляться в деревню. Что ж, совсем недурно. Дома крепкие, огороды перекопаны, из-за заборов доносится ленивое мычание коров. По всему видать, живут в достатке.
Купив свежее молоко и каравай еще теплого хлеба, он возвратился на паузок и почти нос к носу столкнулся с торопившимся на берег лоцманом. Шестое чувство подсказало Врангелю: что-то неладно.
— Куда это вы собрались, милейший? — холодно осведомился он.
— Здесь, ваше благородие, заночуем, — воровато отводя глаза, пробормотал лоцман, мужик лет сорока, с кудрявыми цыганистыми волосами. — Места впереди шибко опасные, лучше их при свете миновать.
Перехваченный Врангелем взгляд лоцмана был направлен в сторону терпеливо ожидавшей на пристани полногрудой бабы с расписным платком на плечах.
— Ты что же это, милейший, выдумываешь! — строго осадил его Врангель. — Я по Лене не впервой плыву и места знаю. Мы тут полностью груженые проходили, а почти пустой паузок и подавно пройдет. Так что — никаких ночлегов! Собирайте гребцов, и плывем дальше.
— Что случилось? — обеспокоилась жена, когда он вернулся в каюту. — Кого ты отчитывал?
— Да это, Лизонька, лоцман наш: задумал, видите ли, заночевать здесь. У него, кажется, зазноба в деревне, вот и выдумал, что плыть ночью опасно. Пришлось заблуждения его развеять.
— А может, и правда, Фердинанд, опасно? — усомнилась жена. Она с тревогой взглянула при этом на спящую в люльке малышку.
— Совершенно безопасно, — успокоил ее Врангель. — Все опасные места, Лизонька, подалее лежат. А ежели мы у каждой деревни ночевать будем, и за месяц до Якутска не доберемся.
Он вновь вышел на палубу, чтобы поторопить отплытие.
Минут пятнадцать спустя сборы были закончены, паузок отошел от пристани, и, лишь только течение подхватило его, гребцы, стоявшие с непокрытыми головами, ухнули:
— Господи, помилуй и благослови! Бог нам надобен!
После чего, заняв места, дружно налегли на весла. Как необыкновенно и счастливо для него пролетел этот год, размышлял, стоя на палубе и всматриваясь в темнеющий лес на гористых берегах, Врангель. И в мыслях не было, когда отправлялся погостить в Ревель, что встретит там свою судьбу — юную баронессу Элизабет Россильон. Сопровождавшая его тетушка дружила с родителями баронессы и, едва племянник обмолвился нельзя ли познакомиться, представила его этому семейству. Черноволосая красавица с мечтательными темными глазами пленила сердце моряка с первого взгляда. Но как непросто было ему признаться в своих чувствах! Собственную внешность Врангель считал вполне заурядной и даже невзрачной — невысокий, рыжеватый, с уже проступающими залысинами. Но тетушке-то он мог довериться и услышал в ответ поощрительный призыв: «Только не робей, Фердинанд, у тебя есть шанс!»
Девятнадцатилетняя Элизабет оказалась простой и милой в общении, совершенно лишенной жеманства, и с ней Врангель, прежде страдавший мучительной для него застенчивостью, чувствовал себя словно смелее, раскованнее. Совместные прогулки верхом на лошадях способствовали сближению. Но о чем говорить с девушкой? Не рассказывать же о своих походных приключениях? Элизабет помогла ему, первой начала расспросы. Ее всерьез тронули неудачи, о коих повествовал Врангель: и трагическое происшествие в бухте Чичагова на острове Нукагива, и невозможность достичь земли, в существовании которой ее собеседник не сомневался. Однажды Врангель шутливо спросил: «А если бы вам, Лизонька, представилась возможность примкнуть к отряду, выходящему в трудный, даже опасный путь, как бы вы поступили? Допустим, ехать по сибирским рекам и лесам на лодках, на лошадях?» — «О, — легко ответила она, — катанье на лодках и конные прогулки — мое любимое занятие. А если имеешь надежных спутников, вообще ничего не страшно». Услышав эти слова, через две недели ухаживания Врангель рискнул сделать Элизабет Россильон предложение руки и сердца: о предстоящем ему новом странствии через Сибирь до Охотска и оттуда в Русскую Америку девушка уже знала, и ее как будто не пугала перспектива разделить с ним этот трудный путь.
Получив благословение родителей Элизабет, через две недели обвенчались, и, не успел еще завершиться медовый месяц, как молодые уже катили в экипаже к сибирским просторам, в направлении Иркутска, откуда предстояло продолжить путь к берегам Америки.
В Иркутске обнаружилось, что Лизонька, как ласково называл ее муж, ждет ребенка. Пришлось задержаться, чтобы дорога не помешала благополучным родам. В городе, так памятном знакомством со Сперанским, Батеньковым, Геденштромом, ныне можно было встретить и кое-кого из сосланных в холодные края заговорщиков, и особенно близко были приняты Врангели в доме иркутского городничего Александра Николаевича Муравьева. Узнав, что столичный гость когда-то встречался с Батеньковым, Корниловичем, братьями Бестужевыми, Муравьев стал относиться к нему с подчеркнутым расположением.
