и есть мана, но у них нет подсознательного понимания таинства магии и предрасположенности к ней. Вот почему там, где чародеи могут творить волшбу инстинктивно и быстро, волшебникам приходится тратить годы, чтобы изучить все таинства творения магии.
Тем не менее волшебники не заняли бы своё место, если они были во всем хуже чародеев. Необходимость глубокого изучения принципов работы магии, её течения и влияния предоставляли волшебникам уникальную возможность создавать из магии ровно то, что они хотят.
Там, где чародей зачастую может действовать лишь инстинктивно, а от этого ограниченно, пусть и мощно, волшебник самостоятельно создает ровно то, что он хочет в данный момент времени.
Для сравнения, на ранних и средних стадиях изучения магии чародей с легкостью сумеет задавить грубой силой и скоростью создания заклинаний, но уже на поздней, одно правильно подобранное заклинание волшебника может «случайно» миновать все защиты противника и одним точным ударом положить конец его жизни. Опять же, могучий чародей способен инстинктивно создать такой щит, к которому подберёт ключик далеко не каждый волшебник.
Но не стоит считать чародеев варварами от мира волшебства. Хоть большинство из них и не видит необходимости «выгадывания» крох энергии, как волшебники, но некоторые, обычно самые умные из них, тоже начинают изучать магию углублённо, от чего их опасность возрастает многократно.
Великий чародей Дюна был как раз из последних. Благодаря текучей в его теле могучей магии Дюна разменял уже несколько сотен лет и обучил множество поколений чародеев и волшебников. И даже так ему всегда требовались новые пользователи магии для его бесчисленных экспериментов и изысканий, ведь магические опыты смертельно опасны и имеют высокую степень летальности даже для опытных магов, что уж говорить об учениках.
Многое из экспериментов великого чародея шло на рынок Сабоделя, создавая постоянный поток торговцев и туристов.
Хоть Гарольд и был выгнан из обучения у Дюны, но даже бывшего ученичества хватило, чтобы получить пропуск внутрь, после чего продать Аларика на обучение в магическую башню. И Скотт был искренне благодарен своему первому учителю за эту возможность, хоть тот и продал его, как какую-то бессловесную скотину.
Да, ученичество у Дюны было смертельно опасным, но обратной стороной шел поток самых разных магических сведений, ведь могучий чародей не видел смысла их скрывать.
Жизнь в башне была ничуть не легче, чем в дороге, и в чём-то даже опаснее, но теперь Скотт получил доступ к магическим книгам и знаниям своих товарищей.
Талант Аларика к магии был признан средним, что при должном обучении открывало перед ним хорошие перспективы. Но к несчастью для всех, Скотт отличался одной странной и необъяснимой особенностью, доведшей до белого каления сначала младших, затем старших учеников, а потом и самого великого чародея.
Аларик Скотт чуть ли не физически не желал идти теми путями, по которым шли все остальные. Другими словами, когда Аларик получал в свои руки заклинание, он немедленно пытался его изменить и доработать, от чего зачастую от изначального заклинания оставалось немногое.
Надо ли говорить, что подобный подход от не самого опытного чародея приводил к ужасающим и неожиданным последствиям?
Была ли эта глупость, высокомерие или гениальность? Каждый сам найдет ответ на этот вопрос. Но стоит отметить, что магия Аларика была абсолютно непредсказуемой и от этого опасной не только для его врагов, но и даже для него самого.
Конечно, часть из заклинаний Скотт сумел более-менее настроить, но ведь его жажда творить толкала его всё на новые и новые безумствования.
Не удовлетворившись одним лишь волшебством и чародейством, Аларик ринулся сначала в артефакторику, а затем плавно коснулся и зельеварения.
Там, где кто-то меньший запутался бы и бросил, Аларик впитывал магические секреты, словно сухая губка воду.
И здесь случилось страшное, слухи о необычных достижениях и страсти к экспериментам дошли аж до самого Дюны. Великий чародей, лишь несколько раз видевший данного ученика, будучи тоже заядлым экспериментатором, решил, что нет ничего ужасного, если Скотт продолжит свои эксперименты. Мало того, он даже выделил ему некоторые средства и предоставил побелевших от подобной перспективы помощников.
«В конце концов, что может случиться?» — подумал Дюна: «Башня зачарована, а множество барьеров и заклинаний справятся с чем угодно».
Как оказалось, случиться может всякое. Придя в восторг от поддержки своего кумира, Аларик окончательно потерял всякую осторожность, решив реализовать свой лучший эксперимент.
Молодой чародей смешал артефакторику, алхимию, чародейство, волшебство, несколько бутылочек энергетиков и алкоголя, чтобы в пьяно-наркотическом угаре случайно породить его — первого за сотни лет алхимического слайма, невероятно живучего, прочного, инертного к большинству магии и зельям текучую гору алхимической жидкости, способной к быстрому передвижению и растворению всего, в том числе и магии.
Секрет создания алхимических слаймов был потерян после одной из великих войн, после которых осталась лишь одна Священная центральная империя, поэтому можно понять всю уникальность «подвига» Аларика.
Пьяно икнув и рухнув на пол, создатель монстра отключился, уже не видя, как под панические крики остальных волшебников и чародеев, текучая гора спокойно разъедает сдерживающую магию и выбирается из барьеров и пентаграмм, после чего, бережно оплыв бессознательное тело создателя, принимается крушить и жрать башню великого чародея.
Словно назло, Дюна как раз отсутствовал по делам, а точнее, предавался разврату с одной из ведьм, поэтому панические призывы его учеников не сразу дошли до могущественного чародея.
Когда же он всё-таки прибыл порталом, попутно толком забыв одеться, от чего сильно смутил некоторых из учениц внешним видом, его глазам предстала башня, частично напоминающая червивое яблоко, в котором неплохо так порезвился особо голодный червяк.
Питающийся магией алхимический слайм, по силе ставший великим алхимическим элементалем, буквально влюбился в башню, отчего не собирался никуда уходить. Понравилась ему и магия взбесившегося Дюны, вот только её было слишком много, из-за чего слайму пришлось спешно бежать прочь и скрываться в канализации под городом, спасаясь от осатаневшего от ярости великого чародея.
Когда мучающегося головной болью и похмельем Аларика под ручки, так как он не мог стоять прямо, привели под пылающие, в буквально смысле, очи Дюны, то великий чародей очень хотел испепелить глупца на месте, но ещё больше он хотел узнать КАК его ученик сумел повторить успех магов прошлого.
Но как бы Скотт не старался, повторить успех своей «бухой» половины он так и не сумел, и сколько бы Дюна не вливал в его глотку алкоголя и энергетиков, результат был отрицательным.
Не получилось найти и элементаля, провалившегося словно сквозь землю. Поисковые же ритуалы были бесполезны из-за антимагической природы слайма.
Раздосадованный сверх всякой меры, Дюна пинками выгнал Аларика из своей башни и запретил ему возвращаться, пока тот не вспомнит секрет создания подобных существ. Дюна и вовсе мог бы его убить, но великий чародей всё ещё надеялся на случайный успех его глупого ученика.
Так Аларик Скотт и оказался на улице. Будучи не слабым чародеем, он мог бы попытаться устроиться в другие башни магов, но «рекомендация» Дюны разом закрыла перед Алариком все двери. Никто не хотел ссориться с великим чародеем по столь пустяковому поводу.
Имея в своём теле немало магии, Аларик старел куда медленнее обычных людей. Когда его выгнали из башни, ему было тридцать восемь лет. Ещё десять лет ему пришлось учиться жить без поддержки и защиты башни.
И, в целом, с его знаниями это было бы не так уж и трудно, откажись Аларик от своих собственных нестабильных заклинаний и прочих «изобретений». Но Скотт упорствовал, от чего прошлая трагедия раз за разом повторялась.
Разом умершие, а затем ставшие нежитью коровы, которых он должен был вылечить, сделали его персоной нон грата в графстве Остриг. А обросшая великолепной бородой жена бургомистра хоть и вызвала уважительные цоканья гномов, но почему-то очень расстроила самого бургомистра, объявившего награду за поимку «сволочного алхимика!»
Тем не менее, хоть от экспериментов Аларика и случались подобные «оказии», но в общей массе Скотт выполнял те заказы, на которые он подряжался.
За десять лет странствий он вынужден был волей-неволей, но снизить частоту неудач в своих рецептах, чтобы хоть как-то оставаться на плаву. И если бы не тяга
