— Возможно. У тебя есть официальные предложения?
— Нет, разговор сугубо частный. «Предварительные переговоры», как выражаются чертовы политики. И если кто-либо поинтересуется, происходили ли они, я отвечу «нет».
— Разумно. И что дальше?
— Ситуация, в общем, проста. «Дискавери–2», как тебе известно, будет готов не раньше чем через три года. Значит, вы упустите следующее стартовое окно.
— Допустим. Однако не забывай — я всего лишь ректор. НСА для меня — на другой стороне Земли.
— И в Вашингтон, надо полагать, ты ездишь просто так, навестить старых друзей. Да ладно. Наш корабль «Алексей Леонов»…
— Я думал, вы назвали его «Герман Титов».
— Ошибаетесь, ректор. Вернее, ошибается ЦРУ. Так вот, между нами: «Леонов» достигнет Юпитера как минумум на год раньше «Дискавери».
— Между нами, этого — то мы и боялись. Продолжай.
— Мое начальство, судя по всему, ждать вас не собирается. По части слепоты и глупости оно ничем не лучше твоего. А раз так, на нашу экспедицию могут обрушиться те же беды, что и на вашу.
— А что, по — вашему, там произошло? Только не говори, будто у вас нет перехвата боуменовских сообщений.
— Конечно, есть. Все, вплоть до последних слов: «Боже, он полон звезд!». Наши компьютеры проанализировали даже интонацию в этой фразе. Боумен не галлюцинировал. Он пытался описать то, что действительно видел.
— А что показал доплеровский сдвиг?
— Чудовищно! Когда сигнал пропал, Боумен удалялся со скоростью тридцать тысяч километров в секунду. Он набрал ее за две минуты. Многие тысячи g!
— Выходит, он мгновенно погиб.
— Не хитри, Вуди. Передатчик не выдержал бы и сотой доли такой перегрузки. А он действовал. Значит, и Боумен мог уцелеть.
— Что ж, все сходится. Стало быть, вы в таком же неведении, как и мы. Или у вас есть еще что-нибудь?
— Только куча безумных гипотез. Но любая из них недостаточно безумна, чтобы быть истинной.
Яркие красные огни зажглись на трех опорах антенны, превратив их в подобие маяков. Флойд с надеждой следил, как багровый край Солнца скрывается за горами. Но знаменитый «зеленый луч» так и не появился.
— Дмитрий, — сказал он, — давай начистоту. Куда ты клонишь?
— На «Дискавери» осталась бесценная информация; возможно, бортовые системы продолжают собирать ее. Нам нужна эта информация.
— Понятно. Но что помешает вам переписать все это, когда «Леонов» достигнет цели?
— «Дискавери» — это территория США. Высадка на корабль без вашего разрешения будет пиратством.
— Если не связана с аварийной ситуацией, а ее нетрудно подстроить. И вообще, как мы проверим, чем занимаются ваши ребята на расстоянии в миллиард километров?
— Спасибо за идею, я подкину ее наверх. Но даже если мы высадимся на «Дискавери», понадобятся недели, чтобы во всем разобраться. Короче, я предлагаю сотрудничество, хотя убедить начальство — и наше и ваше — будет непросто.
— Ты хочешь включить в экипаж «Леонова» американского астронавта?
— Да. Желательно специалиста по бортовым системам «Дискавери». Например, кого — то из тех, кто тренируется сейчас в Хьюстоне.
— Откуда ты о них знаешь?
— Бог с тобой, Вуди, это было на видеокассете «Авиэйшн вик». С месяц назад.
— Вот что значит отставка. Даже не в курсе, что еще секретно, а что — уже нет.
— Следует почаще бывать в Вашингтоне. Поддерживаешь мое предложение?
— Вполне. Но…
— Но что?
— Нам обоим придется иметь дело с политическими динозаврами, которые думают отнюдь не головой. Кое — кто из моих наверняка скажет: русские торопятся в петлю — это их дело. Мы доберемся до Юпитера на пару лет позже. Куда нам спешить?
Какое — то время оба молчали, только слышалось поскрипывание длинных растяжек, удерживающих антенный блок на стометровой высоте. Потом Мойсевич тихо сказал:
— Когда последний раз вычисляли орбиту «Дискавери»?
— Полагаю, недавно. А что? Она совершенно стабильна.
— Да, но вспомни один из эпизодов в славной истории НАСА. Рассчитывали, что ваша первая станция — «Скайлэб» — продержится на орбите по крайней мере десятилетие. Однако оценка сопротивления в ионосфере оказалась сильно заниженной, и станция сошла с орбиты намного раньше срока. Ты должен помнить этот скандал, хотя и был тогда мальчишкой.
— В то время я как раз окончил колледж, и ты это отлично знаешь. Но «Дискавери» не приближается к Юпитеру. Даже перигей — то есть перииовий — орбиты лежит далеко за пределами атмосферы.
— Я и так наболтал достаточно, чтобы снова сесть под домашний арест. И на этот раз тебе вряд ли позволят меня навестить. Но попроси ребят, которые за этим следят, быть повнимательней. Напомни им, что у Юпитера самая мощная магнитосфера в Солнечной системе.
— Все понял, спасибо. Будем спускаться? Становится прохладно.
— Не беспокойся, старина. Как только эта информация дойдет до Вашингтона и Москвы, нам всем станет жарко.
2. Дом дельфинов
Дельфины приплывали ежедневно перед закатом. Они изменили своему обычаю лишь однажды — в день знаменитого цунами 2005 года, которое, потеряв силу, не достигло, к счастью, Хило. Но Флойд твердо решил: если они опять не появятся, он тут же погрузит семью в машину и поспешит в горы, к Мауна Кеа.
Они были прелестны, но их игривость порой раздражала. Морской геолог, создатель и первый хозяин ректорской резиденции отнюдь не боялся промокнуть, ибо дома носил лишь плавки, а то и меньше. Но как — то произошел незабываемый случай: совет попечителей в полном составе ожидал здесь важного гостя с материка. Попечители — при смокингах и с коктейлями в руках — удобно расположились вокруг бассейна. Естественно, дельфины решили, что им тоже что-нибудь перепадет… И высокий гость был весьма удивлен, найдя хозяев облаченными в халаты не по росту, а закуски — пересоленными сверх всякой меры.
Флойд часто спрашивал себя: как отнеслась бы Марион к этому чудесному дому на берегу океана? Она никогда не любила моря, и море ей отомстило. До сих пор у него перед глазами строки на дисплее:
Доктору Флойду. Лично, срочно. С глубоким сожалением извещаем Вас, что самолет, следовавший рейсом 452 — Лондон — Вашингтон, упал в районе Ньюфаундленда. Спасательные работы продолжаются, однако надежды, что кто-либо из пассажиров остался в живых, практически нет.
Если бы не случайность, они бы летели вместе. Первое время он не мог простить себе, что задержался в Париже: споры из-за груза, предназначенного для «Соляриса», спасли ему жизнь.
Теперь у него новая работа, новый дом — и новая семья. Неудача с «Дискавери» погубила его политическую карьеру, но такие, как он, не остаются без работы подолгу. Его всегда привлекала неторопливая университетская жизнь; красивейшие в мире ландшафты сделали соблазн неодолимым. Через месяц после своего назначения он познакомился с Каролиной…
С ней он обрел спокойствие, которое не менее важно, чем счастье, а длится дольше. Она стала хорошей матерью двум его дочерям и подарила ему Кристофера. Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, она хорошо его понимала и оберегала в минуты душевного спада. Она излечила его: теперь он вспоминал Марион лишь с печалью, которая останется на всю жизнь.
Каролина бросала рыбу крупному дельфину по кличке Скарбак, когда Флойд ощутил мягкое покалывание на запястье.
— Ректор слушает.
— Хейвуд? Это Виктор. Как дела?
За секунду Флойд пережил самые разноречивые чувства. Сначала раздражение — звонил его преемник и, скорее всего, главный виновник отставки. Затем любопытство — о чем пойдет речь, нежелание разговаривать, стыд за собственное ребячество и, наконец, волнение. Виктор Миллсон мог звонить лишь по одной причине.
Флойд отозвался как можно спокойнее:
— Не жалуюсь. А что?
— Линия защищена от подслушивания?
— Нет. Слава богу, это для меня теперь без надобности.
— Тогда попробуем так. Вы помните последний проект, которым занимались?
— Еще бы! Полагаю, работы идут по графику.
— В том — то и беда. Мы можем выиграть максимум месяц. Значит, мы безнадежно опаздываем.
— Не понимаю, — невинно произнес Флойд. — Конечно, времени терять не хотелось бы, но ведь и четких сроков нет.
— Есть, и даже два.
— Это для меня новость.
Даже если Виктор и ощутил иронию, он предпочел ее не заметить.
— Да, два срока. Один из них установлен обстоятельствами, другой — людьми. Наши старые соперники опережают нас на год.
— Плохо.
— Это не самое худшее. Даже не будь их, мы все равно опоздаем. Когда мы прибудем к… на место действия, там ничего не останется.
— Забавно. Неужели конгресс отменил закон тяготения?