– Чего изволите? – подлетел ко мне смазливый малый, стоило мне войти в лавку и остановиться, оглядывая будто бы в растерянности ряды деревянных болванов, на которые натянуты были разнообразные платья и мужские костюмы. Удобная придумка: видно хотя бы примерно, как ляжет ткань на человеческой фигуре.
– Покажи-ка мне, любезный, что-нибудь… – Я прищелкнула пальцами, входя в роль Фелиции Нойрен. – Словом, я скажу, а ты уж сам сообрази. Я в этом деле, сам видишь, ни ухом ни рылом, а вот… – Я скривилась. – Племянницу замуж выдаю, надо, чтоб все чинно и благопристойно, и непременно праздничное платье нужно! Так что давай-ка, подбери чего покрасивее!
Приказчик наметанным взглядом окинул мою фигуру, оценил рост и сложение, порысил куда-то между рядами наряженных болванов. Неужто в самом деле отыщет что-то подходящее? Ох, сомневаюсь!
– Прошу сюда, госпожа! – Парень развернул в мою сторону деревянную куклу. Надо думать, они пустотелые, иначе натаскаешься за день! – Вот, взгляните!
Я окинула взглядом предложенное диво. Конечно, пошито по последней моде: вырез обнажает грудь едва не до пупа, складок на юбке столько, что среди них в прятки можно играть, а позади волочится шлейф изрядной длины. Все это великолепие оказалось пронзительно-зеленого цвета с перламутровой отделкой, черными кружевами и фестончиками везде, где можно и где нельзя.
– Ты что, смеешься надо мной, что ли? – нахмурилась я. Приказчик, не переставая улыбаться, отступил за болвана. – Ты мне что показываешь?! Это, по-твоему, нарядно, что ли? Я ж тебе человеческим языком сказала: племянницу замуж выдаю, она мне заместо дочки! И что, я в этой унылой тряпке должна на свадьбе показаться?!
– Последняя мода… как раз по вашему возрасту… – пискнул приказчик, но, на его счастье, я проигнорировала последние слова.
– Да оно мне еще и коротко будет! – припечатала тетушка Фелиция. – А ну, другое покажи! И побогаче чтобы, с золотом там, с перьями, на одной нейре давеча такое видела!
– Боюсь, госпожа, на ваш рост готовых праздничных платьев не найдется, – с опаской произнес приказчик и зачастил, видя, что я снова нахмурилась: – Но все мастера господина Ротта к вашим услугам! Вы можете заказать платье прямо сейчас, какое вам будет угодно, любого цвета и фасона, с любой отделкой, все будет исполнено в самые кратчайшие сроки, и обойдется не дороже, чем готовое платье, а главное, оно будет пошито именно для вас и… – Он запутался в длинной фразе и умолк, чтобы набрать воздуха.
– Ладно, ладно, не трынди, я поняла, – хмыкнула я. – Веди, где там ваши мастера…
Следующие полчаса я искренне наслаждалась спектаклем. Мастера наперебой (очевидно, почуяв денежную клиентку) предлагали мне отрезы ткани, подсовывали рисунки со всевозможными фасонами нарядов, рассыпали передо мной горы бисера, разворачивали ленты и кружева… Увы, Фелиция Нойрен оставалась безразлична ко всей этой роскоши, ей требовалось «побогаче, и чтоб вот тут непременно вышивка золотом, а сзади бант побольше, а кружева тоже золоченые…»
– Зря время теряю! – заявила я наконец в сердцах.
К этому моменту я уже успела выслушать историю мастерской Ротта. История самая обычная: Ротт родился и вырос в Арастене, в семье портного. Отец его талантом и, как следствие, большим достатком похвастаться не мог, перебивались кое-как. А вот Лейс Ротт в самом юном возрасте понял, что до скончания века шить одни и те же унылые сорочки и скучные платья не желает. Ушел из отчего дома, устроился подмастерьем к широко известному тогда дамскому портному. Тот, надо отдать ему должное, разглядел в тщедушном пареньке будущего мастера и учил его на совесть. К двадцати годам Ротт уже стал полноправным партнером в той мастерской. В двадцать пять он покинул партнера и открыл собственное дело, тридцатилетие отпраздновал тем, что придуманные им фасоны мгновенно становились криком моды… Словом, упорный труд сделал из полунищего парнишки с рабочей окраины процветающего мастера. В тридцать пять он женился на молоденькой красавице Дите (это я узнала от него самого еще вчера) и жил припеваючи, хоть и трудился, конечно, от зари до зари. Так оно и шло до сих пор (я угадала, ему было всего сорок два), и, похоже, Ротт собирался расширять свое предприятие. Ничего странного, в сущности.
– Ну что вы, госпожа, – расстроился один из портных. – Вы объясните, что вам угодно, сделаем в лучшем виде!
– Да я же объясняю! – вспылила тетушка Фелиция, но тут же остыла и махнула рукой. – Ладно… А вот я видала на одной нейре платье, говорили, здесь шила! Значит, фиолетовое, ну как спелая слива, из блестящей такой ткани, запамятовала, как называется. Все черными лентами расшито, по подолу вышивка серебром, птицы сказочные, цветы всякие – мечта! Вот мне б наподобие этого, только бордовое и с золотом!
Портные переглянулись.
– А, – вспомнил вдруг один. – Это самого мастера Ротта работа. Очень дорого станет…
– А мне дешевки не надо! – сказала я гордо.
– Тогда я сейчас мастера кликну, – сказал один из мужчин и удалился.
– Только может не выйти в точности, – сказал второй, задумавшись.
– Это почему же? – заинтересовалась я. Ждала ответа в духе, мол, мастер свои творения не повторяет, но…
– Да видите ли, госпожа… Вышивку-то на таких штучных вещах госпожа Ротт собственноручно делала, – сообщил парень. – Руки у нее прямо золотые были, все диву давались, как она такое изображает!
– И что? – хмуро спросила я. – Руки отвалились, что ли?
– Да нет… – Он сам уже был не рад, что сказал. – Пропала госпожа Ротт. Давно уж. Так и не нашли.
– Ну, дела! – всплеснула я руками. Так, а это уже интересно… – Так и с концами? И что ж теперь?
– Ну, вышивальщицы у господина Ротта и другие есть, – пожал плечами портной. – Только такой-то уж больше не сыскать. Остальные ей и в подметки не годятся.
– Это точно, – добавил еще один, совсем молодой. – А госпожа Ротт вышивала так хорошо, и красивая была, жаль только…
– Что? – насторожилась я, но парнишке кто-то двинул локтем под ребра, и он умолк. Какая жалость!
– Госпожа, госпожа! – К нам спешил сам Лейс Ротт. – Прошу прощения, что заставил вас ждать. Пройдемте ко мне! Думаю, я сумею вам помочь…
Я взглянула на него сверху вниз, фыркнула, но проследовала за малорослым хозяином.
– Скажите-ка, господин Ротт, – произнесла я, когда мы остались наедине. – Скажите, а за что можно было пожалеть вашу жену?
– А? – удивился он. – Пожалеть? Я, право, даже не знаю… Если только за то, что у нее такой муж…
Я вежливо улыбнулась, давая понять, что оценила шутку.
– А все же?
– Ну… – Ротт нахмурился, соображая. – Дита немножко заикалась. Самую чуточку. Так-то почти незаметно, а вот если расстроится или взволнуется – тогда да, тогда довольно сильно… Я потому старался, чтобы она все время была веселая… – Он сник. – И вы понимаете, что…
– Кажется, да, – медленно произнесла я. – Готовься она сбежать, то волей-неволей бы занервничала. И начала бы заикаться, так?
– Да…
– Вы в сыскном говорили об этом?
– Н‑нет, – припомнил Ротт. – Я и вам не сказал, потому что не думал, будто это важно. Только сейчас вот сообразил…
– Ясно, – сказала я, хотя пока ничего мне ясно не было. – Господин Ротт, а как вы познакомились с женой?
– О, очень просто. – Он вздохнул. – Я только-только встал на ноги, начал искать работников. Мне всякие нужны были: и белошвейки, и вышивальщицы, да мало ли! Ну вот, и нашел Диту. Вернее, сперва я ее вышивки нашел…
– Это как?
– Ну… увидел у одной дамы вышитый платок, поинтересовался, чья работа, уж больно хорош был! Она знать не знала, но сказала, где купила… Так и нашел Диту. Она жила с матерью, в пригороде, я говорил вроде… работу брала на дом: мать у нее строгая, одну Диту в город не отпускала. – Он перевел дыхание. – Сперва я только заказы ей делал, все больше и больше, пока единственным клиентом не остался… А потом и предложил ей замуж за меня пойти. Сам не думал, что согласится, она же красавица, а что заикается немножко, так это почти незаметно… А она возьми и согласись! Я сам чуть заикой от неожиданности не стал!
Он помолчал, теребя воротник. Потом сказал негромко:
– Догадываюсь, о чем вы думаете, госпожа Нарен. Положим, я тогда был еще не так богат, как теперь, но все же вполне обеспечен, да… Не красавец, старше ее изрядно… Тут все ясно, я понимал. Хорошая партия, и мать ее одобрила. – Он вздохнул. – Да она не столько из-за денег за меня пошла, сколько ради того, чтобы от матери уехать. Уж больно та сурова! Дита бы за любого пошла, только мать всех гоняла. И так-то желающих немного: хоть красивая, да с изъяном, и приданого всего ничего…
Ротт снова вздохнул, очень печально.
