Командир взвода предупредил:
— Смотри, только аккуратно!
Рядовой заверил:
— Само собой!
— Ну, давай!
* * *
Бекетов, выбросив очередной окурок за бруствер, собрался вернуться в блиндаж, но услышал приближающиеся шаги. Интересно, кто это еще вздумал шарахаться по позициям после отбоя и почему на это не реагируют бойцы дежурной смены? Объяснение офицер получил тут же. Как только перед ним возник сержант-контрактник Мансуров. Этого все в роте знали и считали почти офицером, так как жил он в городке с женой, а не в казарме.
Бекетов окликнул сержанта:
— Мансуров!
Тот замер на месте, затем резко повернулся и только после того, как «узнал» офицера, воскликнул:
— Черт, капитан, так и до инфаркта довести можно!
— Ты куда направляешься, Оман?
— К вам, Юрий Семенович!
— Ко мне? Что-то случилось?
Мансур улыбнулся:
— Да как сказать, командир…
— Говори, как есть.
— Не волнуйтесь, со службой все в порядке. Тут дело такое. Понимаете, у моего брата родился сын. Для нас это большой праздник. Я узнал об этом, когда вы уже вылетели сюда, в понедельник после восьми часов. Но, ожидая «вертушки», успел захватить с собой водки. Двое суток после рождения ребенка, праздновать это событие нельзя, потому как неизвестно, выживет ли он или нет, ведь нашим женщинам часто приходится рожать в глухих аулах, где роды принимают старухи. Нередко бывает, что новорожденные не проживают и дня. Но если живут двое суток, то, как правило, продолжают жить и дальше. И тогда устраивается праздник.
Бекетов остановил Мансурова:
— Погоди, погоди, Мансур! Ты мне своими традициями всю голову забил. Как я понял, у твоего брата родился сын.
Мансуров уточнил:
— Не просто сын, а наследник! Понимаете? Наследник!
Капитан согласился:
— Хорошо, наследник! Поэтому у тебя сегодня праздник. Но что ты хотел от меня? Чтобы я поздравил тебя? Поздравляю! И брата твоего и всю твою семью, и весь твой многочисленный род! Все?
— Рождение племянника не мешало бы отметить.
— Стол накрыт в отсеке старшего лейтенанта Жарова.
Бекетов думал недолго. Он и сам хотел выпить. Из-за того, что Кристина так несправедливо обошлась с ним. Хоть взглянула бы по-человечески, так нет, воротит нос, как от прокаженного. Ну и черт с ней!
Он шагнул из ячейки, бросив Мансуру:
— Пошли!
И добавив уже в траншее:
— Только ненадолго. От силы на час.
Оман затараторил:
— Конечно, конечно, как скажете. Главное — отметить.
Бекетов открыл дверь отсека Жарова.
Старший лейтенант при виде старшего встал:
— Добрый вечер, товарищ капитан!
— Здорово! С нарядом все в порядке?
— Только что проверял.
Капитан указал на стол:
— Вижу, как проверял.
Жаров объяснил:
— Это работа Мансурова. Он сам почти весь вечер уговаривал меня на застолье. Я же ответил, что только если и начальник поста согласится отметить рождение племянника. Вот он и отправился к вам. А я только что вернулся с позиций. Успел сигарету лишь выкурить.
Бекетов сказал:
— Ладно! Давай, Оман, наливай!
И присел на табурет, угодливо подставленный ему Мансуром.
Сержант разлил водку по кружкам.
Выпили, закусили.
Выпили по второй. Затем по третьей. Опустошили две бутылки.
Бекетов посмотрел на часы, сказал:
— Все! Шабаш! На сегодня закругляемся. Если завтрашний день пройдет спокойно, можем повторить.
Бекетов поднялся.
— Пошел я. Отдыхайте и вы. Подъем, как обычно в шесть, и далее по распорядку.
Бекетов подошел к блиндажу. Желание поговорить с Кристиной, и до этого момента терзавшее капитана, сейчас стало нестерпимым. И он решил высказаться. А уж будет отвечать ему Кристина или нет, неважно. Важно, что она услышит его. И пусть потом делает выводы! Но молчать он больше не в состоянии.
Капитан вошел в блиндаж, зажег керосиновую лампу, поставил ее на стол, подошел к ширме, за которой находилась кровать связистки, убрал ее в сторону. Присел на край солдатской кровати. Кристина тут же повернулась к нему, спросив возмущенно:
— В чем дело, Бекетов?
— Нам надо поговорить, Кристина!
— Вы на часы когда-нибудь смотрите, капитан?
— Смотрю. И знаю, что сейчас полночь, но я больше так не могу!
Кристина спросила:
— Как, так?
— А вот так! Почему ты издеваешься надо мной? Но я-то знаю, что любишь ты меня, а я… тебя! Так…
Родимцева приподнялась:
— Да ты пьян! Господи! Как вы посмели, капитан, на боевом посту нажраться? Или вы уже совсем потеряли всякое понятие об офицерской чести? Ведь вы же отвечаете за участок государственной границы?
Бекетов резко поднялся. Кровь ударила ему в голову:
— Вот ты как? Сразу стрелки перевела? Ну, выпил, и что? Да с тобой не только запьешь, а застрелишься к чертовой матери! И вообще, идите вы все к черту. И ты, и служба, и этот гребаный пост, я сейчас связываюсь со штабом, пусть меняют меня! Остохерело все! К ней, как к человеку, а она… да пропади ты пропадом!
Бекетов двинулся к радиостанции.
Родимцева хотела остановить его, но не успела.
Станция сама издала сигнал вызова. Срочного, экстренного вызова. И этот сигнал застал Юрия и Кристину врасплох. Капитан включил рацию, она начала работать в режиме громкоговорящей связи, так что Кристина могла все слышать.
Бекетов ответил:
— Я — Затвор-21, слушаю вас!
Заговорил комбат, и неожиданно открытым текстом:
— Бекетов? Белянин! Слушай меня внимательно, Юра! Но прежде ответь на вопрос: на посту все нормально?
— Нормально!
— Хорошо. Слушай.
И комбат сообщил страшную новость. Около 18–00 группой вооруженных лиц, численность которой превышала сотню штыков, было совершено нападение на мирное чеченское селение, название которого из-за помех капитан не разобрал. Бандиты действовали предельно жестоко. За час они уничтожили почти все население села, а это где-то восемьдесят человек, считая стариков, женщин и детей. Местный участковый успел сообщить о нападении в Грозный. Там как раз находился отряд спецназа ФСБ. Его срочно перебросили в район селения, так же к месту бойни была переброшена и третья рота батальона из Разгульной. Спецам удалось зацепиться за банду, но боевики применили отвлекающий маневр. Их главарь оставил с десяток смертников, которые приняли бой в «зеленке». Пока их уничтожали, основные силы смогли оторваться и разделиться. Было организовано преследование. Главарь вновь выставил заслон из смертников. В 21–20 их также уничтожили в начале Шунинского ущелья. Но основные силы боевиков вновь оторвались от спецназа.
Комбат взял паузу, потом продолжил:
— Ясно, что бандиты стремятся уйти за кордон. И самое удобное место для этого — Шунинское ущелье. Но боевики знают, что на выходе Шуни к Катавану стоит наш усиленный блокпост. Так что если будут прорываться, то с нескольких направлений. Не исключено, что банда может ударить по посту с тыла, со стороны плоскогорья, а по ущелью пойдут отвлекающие силы. Или наоборот. Но что-то обязательно придумают. Не забывай и о том, что за Катаванским перевалом бродят отряды Фараона. Они также могут проявить себя. И учти, Юра, пока не рассветет, я ничем тебе помочь не смогу! Так что вся надежда на тебя и твоих ребят, если, конечно, бандиты пойдут по Шунинскому ущелью, а они, подсказывает мое сердце, будут прорываться именно через тебя. Ты все понял?
Хмель с первых слов комбата слетела с Бекетова. Отключив связь, взглянул на Родимцеву. Та сидела, испуганно глядя на Юрия:
— Что делать будем, Юра?
— Быстро за пульт. Мне нужна связь со всеми отделениями и отдельными постами, одновременная связь, можно в открытом режиме!
Кристина бросилась к столу и начала колдовать над своей аппаратурой.
Бекетов закурил, автоматически начав просчитывать все варианты возможных действий противника.
— Связь готова!
Капитан подошел к рации:
— Внимание! Всем боевая готовность! Личному составу занять позиции согласно штатного расписания и быть в готовности к отражению масштабного нападения боевиков со всех направлений. Командирам отделений, кроме отделения прикрытия дна Шунинского ущелья, после отдачи необходимых распоряжений прибыть на командный пункт!
Спустя десять минут в блиндаж начальника поста начали прибывать сержанты. Явились и Жаров с Мансуровым. Последние выглядели озабоченными, так как были в курсе угрозы, нависшей над постом. Когда Бекетов пошел в блиндаж после посиделок у Жарова, а Мансур приступил к уборке отсека, старший лейтенант почувствовал сигнал вызова специальной рации. Он недоуменно взгляну на Мансура:
— Кто-то из наших вызывает. С чего бы это? Ведь всем же понятно, что здесь больше проводить караваны невозможно.
