отпускает мои руки и кладет свои на мои бедра, рисуя круги большими пальцами вокруг моих тазовых костей.
— Мы вообще не говорим о спорте. Мы говорим о нас.
— Я в замешательстве. Не знаю, быть ли мне оскорбленной или польщенной.
Снэк хихикает. Он обхватывает меня за талию одной рукой, поднимая меня вверх по своему телу.
— Польщенной. Всегда польщенной. Ты всегда говорила: «Если мы расстанемся — это конец!» Вот почему я всегда говорил, что это не так. ННР, никогда не расстанемся. Потому что игра, наша игра, наша любовь, никогда не заканчивалась, и ты выиграешь ее для нас. Ты всегда рядом. Моя девочка.
Неужели он только что метафорически сказал, что любит меня?
Наклонившись ближе, я беру его лицо в ладони и смотрю глубоко в голубизну и безмолвно сообщаю, так ясно, как только могу, что он замечательный человек.
Вуки проходит вдоль кровати и устраивается прямо у руки Снэка. Он издает мягкое низкое рычание. Снэк взъерошивает мех на макушке Вуки.
— Не волнуйся, приятель. Я бы никогда не причинил вреда твоей маме.
Так говорит он. Сейчас я так помешана на Снэке, что подвергаюсь большей опасности пострадать, чем когда-либо прежде.
Глава 19: 2014 — Возвращение домой в Чикаго
Снэк высадил нас с Вуку возле вокзала. Я сказала ему, чтобы он не ждал со мной поезд. Это только усложнило бы отъезд. Он поцеловал меня так крепко, как будто заявляет свои права, а затем более нежно, чтобы показать, как сильно он заботится обо мне. Когда он отстранился, то прошептал:
— Я люблю тебя.
Он сказал, что любит меня! В этот момент, я почти уверена, взорвался фейерверк, как на Четвертое июля под аккомпанемент Лондонского симфонического оркестра под управлением Джона Уильямса. Я была вне себя от счастья. Снэк любит меня!
Я хихикнула и направила Хана Соло, как он делал это много лет назад.
— Я знаю.
Снек ухмыльнулся.
— Я это заслужил.
Положив голову на плечо Снэка, я вздыхаю.
— Даже сейчас, как бы я ни был счастлив, я так боюсь, что все повторится. Я боюсь потерять тебя. Как я могу заслуживать тебя после того, как бросал тебя уже дважды?
Поднимая голову и поворачиваясь на сиденье, чтобы полностью повернуться к нему лицом, я целую его еще раз.
— Ты знаешь, я не могу обещать, что этого не произойдет, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить это. Я буду скучать по тебе.
Он нежно целует меня и шепчет:
— Я не хочу, чтобы у меня было время скучать по тебе. Я скоро увижу тебя… очень скоро!
Поездка на поезде обратно в город была похожа на пробуждение ото сна. Чем ближе я подъезжала, тем больше осознавала предстоящую неприятную задачу.
***
Когда я наконец возвращаюсь домой после затянувшихся выходных со Снэком, меня не встречают у двери. Нет, Генри сидит на диване, пьет, я уверена, какое-то претенциозное крафтовое пиво ручной работы из пинтового стакана, стучит по своему ноутбуку и смотрит какой-то эпизод в сети Esquire. Он едва поднимает глаза, когда я вхожу.
— С возвращением. Почему задержалась в Даунерс-Гроув?
Я не ожидала, что он будет таким прямолинейным, но не чувствую, что он злится. Он все еще не смотрит на меня. На самом деле он ведет себя так, как будто это просто обычный поздний вечер, а я не уезжала почти на четыре дня.
— Эм, я тусовалась со старым другом.
— Старым другом?
— Да. Маркус Снэкенбург.
— Снэк?
— Да.
— Ну, я бы сказал, что он больше, чем старый друг, не так ли? — Он наконец перестал печатать и смотрит, как я снимаю пальто и убираю свои вещи.
— Эм… да, — бормочу я и отворачиваюсь, делая вид, что ищу что-то в своей сумочке. О Боже, он знает! Откуда он может знать? Насколько я виновна? Я живу на Среднем Западе, но прямо сейчас я далеко, лежу на пляже вины с песчинками, сделанными из вины. Вода, состоящая из чувства вины, плещется у моих ног. Когда кажется, что, ситуация не может стать еще хуже, гигантская морская волна вины неожиданно обрушивается на меня, заливая чувством вины. Я должна чувствовать вину. В этот момент все, что у меня есть, — это чувство вины. Вина, которую я активно игнорировала все выходные.
— Он твой лучший друг, верно? — Генри пожимает плечами.
О, слава Богу. Он не знает. Я должна сказать ему. Не могу придумать с чего начать разговор. Это все кажется таким неправильным. Или так оно и есть? Потому что, ну, на самом деле я не говорила, что мы настоящая пара. Последнее, что он сказал перед тем, как я села в поезд домой, было то, что он скоро увидит меня… очень скоро. Это не обещание будущего. Не то чтобы у меня есть или действительно были какие-то обещания от Генри.
Генри продолжает говорить, в то время как мой мозг — и сердце, если я говорю правду — вернулись к Снэку на чердак над кафе, заново переживая нашу ночевку.
— Я так и думал, учитывая все те истории, о которых ты мне рассказывала, когда были детьми.
Когда я прохожу мимо дивана, Генри протягивает руку и тянет меня вниз, чтобы поцеловать в губы. Вуки громко рычит на него из моей сумки в знак протеста. Поцелуй — это автоматическое, продиктованное поведение, лишенное смысла. Мне ясно, что я не испытываю к Генри тех чувств, которые испытываю к Снэку. Тем не менее, я нахожусь с ним в каких-то отношениях.
— Да. Он мой лучший друг.
Вуки озвучивает свое возражение против моего заявления низким, раздраженным лаем.
— О, извини, приятель. — Я вытаскиваю Вуки и утыкаюсь в него носом, извиняясь. Он лижет меня в знак согласия.
— И ты! Ты, маленький меховой мальчик с обезьяньим личиком, ты мой самый лучший, самый лучший друг.
Генри потерял интерес, как только я переключила свое внимание на Вуки, и вернулся к ноутбуку.
— Что ж, я рад, что ты вернулась. Я даже скучал по крошечному террористу.
Вуки снова пронзительно рычит на Генри, когда тот смотрит ему в глаза.
Генри не обращает на это внимания. Он никогда не обращает внимание. А потом резко меняет тему.
— Хочешь трахнуться позже? У нас давно не было секса.
Хочешь трахнуться? Неужели мы действительно так разговариваем друг с другом? Это действительно то, с чем я была согласна? Раньше это заводило. Теперь это просто кажется… странно.
— Может быть, — уклончиво отвечаю я. — Я немного
