Но он не увидел ни слуховых оконц, ни окрестностей, не услышал свиста ветра. Глазам его открылась странная картина, совершенно ошеломившая его. Через поперечный брус была переброшена драная истлевшая шинель, а по всему тесному помещению разбросаны кости и тряпье. в
Эйланд невольно отпрянул. Ему показалось, что он попал в склеп. Ветер дохнул сухим запахом гнили. Перепуганные галки с громким криком порхнули на волю. Эйланд рывком откинул до отказа крышку люка и взобрался наверх.
— Залезайте, ребята! Быстро! — крикнул он, оглядывая помещения.
Пыль, птичий помет и прочий мусор густо устилали пол. Между потолком и поперечными балками торчали гнезда, свитые из речного тростнику и степных былинок. На полу под шинелью были ржавые гильзы и желтые кости. У стены, обращенной к Днепру, лежал череп, на нем истлевшая фуражка, по другую сторону—вконец сгнившие сапоги, из дырявых голенищ торчали кости. Тут же валялся револьвер с двумя нерасстрелянными патронами и наполовину занесенный песком бинокль.
— Батюшки, это что такое? — вырвалось у одного из рабочих. — Да тут, никак, монах за молитвой богу душу отдал.
— Как бы не так, за молитвой... Небось белякам подавал сигналы да скопытился от нашей пули.
Эйланд приподнял шинель. Из нее, как из старого тюфяка, посыпалась труха, заклубилась пыль.
— Не монах это, — проговорил^ в раздумье Эйланд.— Может быть, даже наш человек.
Не один разведчик в то лето был сражен здесь пулей. Распахнул шинель. Да, внутри были еще какие-то клочья одежды. Все ясно: тут на ветру уже несколько лет иссыхал и тлел человек, останки которого они обнаружили.
Эйланд бросил шийель на пол. И опять взметнулась пыль. Какой-то жук шуршал в проеме окна в ворохе сухих листьев, нанесенных сюда птицами. Вдруг в груде тряпья рабочие приметили полусгнивший ранец. Обычный офицерский ранец. Из него Эйланд достал клочки бумаги, видимо, остатки полевой карты, ее тоже время не щадило. Среди прочих бумаг оказалась небольшая записная книжка в кожаном переплете.
Дрожащими руками Эйланд раскрыл ее. Записи, сделанные чернильным карандашом, местами совершенно выцвели, некоторые страницы начисто размыло, но кое-что можно было разобрать. Эйланд сообразил, что это записная книжка разведчика. Раскрыл первую страницу. В уголке довольно четко было выведено:
Поручик Миронов, лето 1920 года.
Собравшиеся внизу люди кричали от нетерпения. Наверху же крики были едва слышны, будто доносились они
193
7 Перо и маузер
с того берега Днепра. Эйланд сунул записную книжку в карман.
— А ну, ребята, соберите кости и тряпки в мешок. Будет время — похороним. А сейчас давайте-ка за крест приниматься.
Сотни глаз в тот день неотступно следили за небом — там люди собирались опрокинуть колокольню, веками славившую господа бога. Рухнул крест, и по степи пронеслось ликование. Уже через час началась разборка стен.
А вечером, когда поутихли степные ветры и солнце закатилось за багряные облака, когда смолкли разговоры о найденных костях, Эйланд засел в своей комнате и принялся читать заметки поручика Миронова.
----------В станице на правом берегу
противник. Особой активности не проявляет. Артиллерия в лощине за станицей — — — — — — — — — — — — — — — — — — — редкая перестрелка. Река
укрыта утренним туманом: ничего не видно-----
----------на монастырь внезапное нападение. Тяжело ранен в ногу. Остаюсь в тылу врага.
Наши отступают в панике, хотя для этого нет оснований. По моим наблюдениям, силы противника незначительны. Продолжают наступать---------
направлении — — — — — — — — — — — — —
----------лично мне опасность угрожает
теперь главным образом от своих. Пушки бьют по колокольне. Два снаряда как будто угодили в колокола, и они разразились оглушающим звоном.
Подтверждаются штабные данные: именно в этом районе действуют латышские стрелки и кавалерийский полк 52-й дивизии. Известный по желтым козырькам фуражек — — _____ — — — — — — — —
Нет сомнений, силы противника незначительны. Район оперативных действий его все время расширяется. А подкреплений не поступает. Внезапным контрударом можно было бы отбросить противника за Днепр, восстановив тем самым прежнее положение.
В районе станицы Казацкой на реке---------
лодки. В степи рассредоточенные цепи противника. Кавалерия затыкает образовавшуюся брешь. Противник ломится по направлению к Черненко. Наша артиллерия ведет прицельный огонь. Уверен, к вечеру противник будет отбит.
Монастырь словно вымер. Никаких частей. Штаб разместился в двухэтажном здании, что справа от собора. В степи беспрерывно идут бои.
Южнее монастыря вдоль дороги, ведущей на---
противник занимает позиции----------
подохнут с голоду. Третий день им не привозят еды.
Эйланд читал эти отрывочные записи, и давнишние события вставали перед глазами гораздо отчетливей, чем было описано в дневнике поручика Миронова.
Тогда был получен приказ форсировать Днепр в трех местах, чтобы затем, по мере успешного развития операции, наступать в -направлении Перекопа, уничтожая на своем пути противника. Таково было в общих чертах боевое задание, о котором Эйланд, будучи рядовым, не знал никаких подробностей. Стрелки внимательно следили за передвижением и размещением противника на том берегу. Подробнейшим образом они ознакомились и со своим берегом — подходами, переправами.
После полуночи стрелки погрузились в рыбацкие лодки. Ночь выдалась тихая, спокойная, река, приглушенно журча, катила к морю свои темные воды. Противоположный берег казался черным и таинственным. Там затаился враг. Лодки плыли на значительном расстоянии друг от друга, чтобы заставить противника рассредоточить огонь, а самим сохранить маневренность. Глубоко оседая в воде, одинокие и грузные, плыли лодки, но каждый стрелок сознавал, что одновременно через Днепр переправляются тысячи товарищей по оружию. И чем ближе берег, тем больше напряжение. Каждый ждал одного и того же: сейчас огненные вспышки расколят темноту и засвистят над головами пули. Черные воды казались еще более жуткими. Но противник медлил. Он. видимо, решил подпустить лодки совсем близко, чтобы из пулеметов перебить весь десант. Каждый нерв натянут, как струна, вот-вот оборвется. Все только и ждут, чтобы враг поскорей спугнул эту тишину, нарушаемую лишь всплесками весел и прерывистым дыханием стрелков.
А противник просто-напросто не - ожидал стрелков. Первые редкие выстрелы прозвучали, когда стрелки были в двух шагах от берега. Это было нестрашно. Стрелки бросились врукопашную, застигнутый врасплох противник отступал или сдавался в плен. Смяв береговые караулы, стрелки двинулись к монастырю. Приходилось брести через глинистые скользкие ручьи, через поросшие высоким тростником протоки, продираться сквозь густой кустарник, плавни, перелезать через поваленные, с корнями вывороченные деревья. Берег притока Днепра под монастырскими стенами был затянут колючей проволокой, а брод и мост охраняли пулеметы. Внезапным броском* стрелки смяли и эту заставу. Противник, оказавшийся малочисленным, в панике отступил. На своем, берегу он, видимо, выставил лишь отдельные сторожевые посты, в задачу которых входило помешать высадке десанта. Основные же силы находились в глубине. Они должны были контратаковать и уничтожить противника, когда будет установлена его численность. Так белогвардейцы поступали и на других участках предполагаемых переправ, причем в одном месте им удалось отбросить отважных десантников. Однако об этом Эйланд узнал значительно позже.
Завязались бои на редкость ожесточенные. Полки стрелков заметно поредели. После кровопролитных июльских сражений один из них был не более прежнего батальона. Белогвардейцы раз в пять превосходили их,численностью. И тем не менее стрелки держались стойко, они ведь знали, за что. воюют. Кроме того, слева и справа по флангам другие части Красной Армии поддерживали их наступление. Понемногу оно разрасталось и ширилось. Однако все оказалось куда сложнее, чем думали вначале.
