– То самое, – промурлыкал Смирнов, – я ж не идиот, в отличие от своих… соседей. Где кузен Витек, Ада Борисовна? Разве он не здесь, не с вами работает? – постепенно улыбка сползала с его лица, ибо вид у Ады из мирного стал горгонистым. Она наклонилась вперед, ее рот оскалился, брови съехались к переносице.
– Я напомню вам, – заговорила она зловещим шепотом, – что мой бедный брат мертв. Он трагически погиб. А ты все-таки идиот, Смирнов. Я ведь тебе говорила, что у меня нет работы. Я – безработная, жертва новых экономических отношений в обществе, а ты – козел! – казалось, она сейчас кинет в него чем-нибудь тяжелым. Смирнов втянул голову в плечи.
– Да, конечно… Но… этот офис… – пробормотал он.
– Что – офис? – прошипела Ада.
– Н-ничего…
– Вот именно! – Она опять откинулась на спинку кресла. Постепенно ее лицо расслабилось, она со вкусом затягивалась сигаретой и молчала. Ее лбы не издавали ни звука, стояли безучастные, как телеграфные столбы, глухие и немые. Прошла целая вечность, в течение которой были слышны лишь легонько постукивающие коготки вышагивающей Кармы. Олег Витальевич не выдержал и, смущенно откашлявшись, робко спросил:
– Может, мы уладим, наконец, наше дело?
– Может… – откликнулась Ада.
– Скажите… э-э… в какой срок вы… э-э… перезахороните ваших близких?
– В короткий, – сразу ответила она. – Если вы купите у меня участок за тридцать тысяч долларов.
– Разумеется. Как договаривались. Ровно тридцать, – заторопился Смирнов.
– А кому я продаю землю? – поинтересовалась Валяева.
– Мы тут составили договор, – засуетился Олег Витальевич. – Вы продаете землю товариществу под огороды. Да какая вам разница-то?
– Абсолютно никакой, – отрезала Ада. – Давайте баксы. У меня тут детектор валюты… Давайте, доставайте! Я проверю…
Смирнов щелкнул замками кейса и стал вытаскивать неровные пачки купюр. Здесь были и стольники, и десятки, мятые, старые, совсем новенькие. Ада натренированным движением быстро засовывала их по очереди в машинку, потом откидывала: сотни – направо, полусотенные – влево, десятки – вверх… Процесс пошел.
Карма клювом и правой лапой придвигала к Аде откинутые слишком сильно в сторону бумажки – помогала, в общем.
– Вы нас не подведете? – тихонько спросил Смирнов, с уважением глядя на валяевскую деятельность. Он чувствовал себя как когда-то «на ковре» у первого секретаря – тот же трепет, почтение и слабость в ногах.
– Я еще никогда никого не подводила, – процедила Ада, не прекращая работы. – Подводили только меня.
Олег Витальевич понимающе и сочувственно закивал головой.
…По окончании работы Ада улыбнулась ему своей белозубой улыбкой. Смирнов не выдержал и все-таки сказал то, что мечтал небрежно этак бросить еще в самом начале встречи, но что не получилось:
– Конечно, вы понимаете, Ада Борисовна, что мы просто очень мирные люди, а могли бы добиться своего и другим путем…
– Брось, Смирнов, – спокойно отвечала Валяева. – У вас не было выбора.
– Мы могли перекупить у тебя ментов! – запальчиво воскликнул Олег Витальевич. – И нам бы это дешевле встало!
– Ну, что ж вы этого не сделали? – усмехнулась Ада. – Не надувай щеки! Все учтено могучим ураганом! Вы прекрасно знали, что взятку от «коллектива» ни один нормальный человек брать не будет. Даже если ваша сумма на ноль круглее. Слишком рискованно. Это же дело-то междусобойное, интимное, касается только двоих.
– Но администрация…
– …Которая не хочет иметь с вами дела! – подхватила Валяева. – Родной, что ж ты меня так низко ценишь! Ваши личные неурядицы с Головой плюс «газовый» анархизм коллектива…
– Это ты стукнула! – ахнул Смирнов.
– Вот еще! Я всего лишь выяснила ситуацию, а стукнул кто-то из ваших же. К примеру, у кого денег на это дело не наскреблось. А завидно, а обидно! Тоже можно понять.
«Кто ж у нас без газовых примочек остался? Да человек двадцать, наверное… Подонки, скоты грязные, наблагодарные!» – мелькнуло в голове Олега Витальевича.
– Вот-вот, подумай, погадай! Позлись! – посоветовала Ада. – Я, милый мой, – наименьшее зло в вашей дачной, приватизированной жизни. От меня вы навсегда избавились. Я – те самые цветочки эпохи «собственников», ягодки вырастут попозже. Желаю удачи, Смирнов! В воскресенье уже сможете сажать свою любимую картошку на моих сотках. На кладбищинской земле, говорят, хорошо родится! – и, запрокинув голову, она радостно расхохоталась.
Гробы зыбрасывали в кузов обычного зиловского грузовика, Туда же покидали металлические кресты и оградку. Работали те же бугаи. Они остались с грузом в кузове, а Ада Борисовна, которая была в джинсах и рубашке в этот день, уселась рядом с водителем. Когда ЗИЛ отчалил, притихшие и затаившиеся на время дачники радостно вывалили из домов и собрались на месте бывшего погоста. У людей были радостные, просветленные лица, все оживленно переговаривались, кто-то тихонько напевал «Москву майскую», Вика Тузеева плакала от счастья, молодой отец Славка потихонечку крестился, поглядывая на черные ямы, абаба Уля громко причитала:
– Я ж говорила: неглыбоко копають! Глядите: разве ж это могилы? То ж клумбы!
Валентина Павловна зорко следила за тем, чтоб никто, не дай боже, слишком сильно не ткнулся в ее забор. Если же кто-то опирался спиной или рукой на ее бесценные деревяшки, то раздавался грозный окрик:
– Эй-эй! Не на диване!
А так вообще-то у бухгалтерши тоже было светлое настроение. Потому как все это народное гулянье напомнило ей доброй памяти первомайские и ноябрьские демонстрации… Вот так же шумно, гамно, много людей, все счастливы… И Мавзолей…
Лишь Люся Смирнова была немного печальна. Теперь уже окончательно рухнула ее мечта о большом участке в двенадцать соток. Увы, увы! Здесь будет совместный огород!
– Глупо! – говорила женщина с малышом на руках. – Лучше сделать здесь детскую площадку! Как раз в центре всего «Дружного». Качели там всякие, горки…
– Здорово, здорово! – зашелестело кругом.
– Да вы что! – вскрикнула побледневшая Вика Тузеева. – Детская площадка – на месте могил?
Все притихли, растерявшись и испугавшись… «Как же она здорово их всех надула!»- опять восхитился Смирнов, чувствуя себя мудрым и главным в этом царстве кретинов. По крайней мере, ему есть за что себя уважать. Он знает истину. Возможно, он мог бы испортить этой чертовой Аде всю ее затею, объяснив этим ослам подноготную, и они бы совершенно бесплатно вышвырнули бы эти пустые ящики отсюда… Но эта храбрая мысль только теперь пришла ему в голову, теперь, когда стало так легко и свободно, как бывает исключительно после зубной боли. А до того… Какое там «выкинуть гробы», елки-палки! Да он в самые последние дни не то что подходить, смотреть в сторону крестов не решался! Совершенно не спасло его знание истины, давил на него этот погост, ох, давил! Кошмары не прекращались, воспоминание о «мертвой зоне» за оградкой заставляло стискивать челюсти, дабы не застонать от стыдного, абсолютно детского страха, которым даже не с кем поделиться, а надобно скрывать, скрывать! Скрывать хотя бы потому, что сейчас все эти болваны радуются, как дети, им теперь хорошо и легко, и они никогда сроду не увидят, что и он, Олег Витальевич Смирнов, такой же и испытывает те же чувства. Ни-ког-да! Потому что он – не они, и никогда таким не будет, не дождетесь! Он все понял, и ему в кайф, что эти жалкие людишки так наказаны. Наказаны и материально, и страхом, и нынешним торжеством его ума над их тупостью.
Угонов и его супруга ждали гостей. Чтобы с родными и близкими отметить приобретение японского телевизора и видака, а также «сименсовского» пылесоса и кухонного комбайна. Все это они купили вчера, в субботу, сразу после того, как в пятницу Угонов получил «премию».
Они сидели за богато накрытым столом. До прихода гостей есть полчаса. Глаза жены сияют.
– Я люблю тебя! – шепчет она, нежно кладя голову ему наплечо. Старлей счастлив. Он чувствует себя настоящим мужчиной, добытчиком и хозяином. По утрам Угонов стал делать зарядку с гантелями, мускулы качать. И вообще: у него появились в жизни планы – как жить дальше, чего еще надо купить в дом, себе, жене. Собаку надо завести, например ротвейлера. Чтоб теперь их небедный дом охранял. Словом, благодаря этой Валяевой он открыл для себя такие бездонные внутренние резервы своего существования, о которых раньше и не думал даже. Конечно, он и прежде брал. Но это все была такая мелочь пустяковая, чтоб курить хорошие сигареты без ущерба для семейного бюджета. Какнабат в его жизни прозвучали слова Валяевой: «Власть тут – вы!» У него глаза так и открылись. Он – власть, сила, хозяин! И еще – дурень, что раньше сам до этого не дотумкал. Но лучше поздно, чем никогда. Все же судьба справедлива к нему – жена идеальная, а теперь еще и деньги завелись! И все это без дерганий, без смены жен, работ… В связи с происходящими реформами-приватизациями надо быть круглым идиотом, чтобы не сделать своего бизнеса, будучи властью в их богом забытом райончике… Угонов покровительственно кладет руку на хрупкие плечи жены и мужественным голосом говорит:
