Как и многие фронтовики, Леонид не испытывал к Вождю особо трепетных чувств. Троцкий, постоянно бывавший на линии огня и не кланявшийся пулям, был ближе и понятнее. Выступать Предсовнаркома не умел, брал больше нахрапом, чем логикой, потому и требовал перед каждым митингом, дабы слушателей как следует «подготовили». Старший оперуполномоченный знал это не понаслышке. За время войны Вождь дважды заезжал в Питер, но каждый раз отказывался ехать на заводы, даже на совершенно «свой» Путиловский. Видом же Предсовнаркома был неказист, а нравом – трусоват.
Но главное было даже не в этом. Гражданскую войну выиграло молодое поколение партийцев, желавшее не в заоблачные теории, а здесь, в России, построить справедливое общество. К концу 1920-го мечта начинала сбываться. Казалось, еще немного, еще один рывок…
Победу украли. Сначала НЭП, задушивший первые слабые ростки коммунизма, потом беспощадная чистка, оставившая вне РКП(б) чуть ли не половину тех, кто брал Перекоп и Волочаевку. Несогласие с мнением начальства официально приравнивалось к преступлению.
Последние письма Предсовнаркома и вовсе заставили задуматься. Из Тифлиса Вождь призвал беспощадно давить русских шовинистов, поддержав претензии местных руководителей. Между тем из Грузии шли тревожные вести. Русское население изгонялось, ставился вопрос о каком-то особом – закавказском – гражданстве. А в Киеве Предсовнаркома публично поддержал Раковского с его «национальным коммунизмом» и планами конфедерации. России же Вождь не обещал ничего, кроме беспощадной борьбы с духовенством и нескольких новых «политических» статей Уголовного кодекса. Кого собирались судить? Для «контры» статей вполне хватает, значит, очередь теперь за кем-то другим?
Итак, что там?
«…Вернуться на следующем съезде Советов назад, т. е. оставить союз советских социалистических республик лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов…»
Товарищ Москвин, помотав головой, на всякий случай поглядел на заголовок. Газета «Правда», орган ЦК РКП(б). И шрифт тот же, и бумага. Но как такое может быть? Военные наркоматы объединили еще летом 1919-го, в самый разгар войны. А промышленность, транспорт? А контрразведка? Четыре республики – четыре Госполитуправления?
«…Вред, который может проистечь для нашего государства от отсутствия объединенных аппаратов национальных с аппаратом русским, неизмеримо меньше, бесконечно меньше, чем тот вред, который проистечет не только для нас, но и для всего Интернационала, для сотен миллионов народов Азии, которой предстоит выступить на исторической авансцене в ближайшем будущем, вслед за нами…»
Все еще не веря, бывший старший оперуполномоченный перечитал подчеркнутую фразу, подивился. Разве для сотен миллионов народов Азии станет интересен распавшийся Союз – куча бессильных, никому не нужных обломков? Неужели Вождь не понимает? Тогда зачем?!
Синий карандаш подсказал, отчеркнув двумя жирными линиями:
«…Защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника…»
Леонид поглядел в сторону ближайшего окна и понял, что и сам не прочь кое-что вышвырнуть.
Нет, не мебель, другое совсем.
– С-сука! – беззвучно шевельнулись губы.
Глава 8
Безумец и демон
1
Дверь отворила женщина, уже немолодая, с сединой в волосах. Очки в железной оправе, внимательный пристальный взгляд…
– Вы к кому?
Зотова, сообразив, что словам здесь не верят, достала удостоверение и только после представилась. Женщина поглядела странно, бегло просмотрела бумагу.
– Хорошо, заходите. Но под вашу ответственность.
Начало оказалось многообещающим, продолжение воспоследовало немедля. Сначала Ольгу заставили долго ждать в полутемном коридоре наедине с чем-то черным и трехглазым. Присмотревшись, она сообразила, что это идол, причем, судя по ожерелью из человеческих черепов, весьма злого нрава. Сверху свисала громадная птица, то ли тоже деревянная, то ли чучельная, из перьев и ваты. Вспомнилось читанное в юбилейной брошюре. Ветеран партии Пантелеймон Николаевич Летешинский первый раз оказался в Сибири еще в 1897-м, одновременно с Вождем, пробыл же там до Первой революции с небольшими перерывами на два неудачных побега. Не оттуда ли трофеи? Интересно, каков их хозяин? Не иначе, примет ее в шаманском одеянии с бубном – или (Ольга вспомнила предупреждение Куйбышева) в сером больничном халате, пропахшем ненавистной хлоркой.
– Сюда!
Высокая дверь в облупившейся краске. Зотова без особой уверенности шагнула за порог. А если бросится и начнет кусаться?
– Вы из Научно-технического отдела?
Очевидно, это означало «здрасьте».
Умом тронутый старый большевик Летешинский встречал гостью возле накрытого белой скатертью стола. Ни халата, ни бубна, старый, тщательно выглаженный темный костюм-тройка, галстук в горошек, аккуратно подстриженная бородка. Очки в узкой оправе, не железной, золотой.
Ликом бледен, взглядом тускл. Посмотрел без удивления, галстук поправил.
– Не самый страшный случай. Могли бы прислать и кого-нибудь из нынешних красных бойскаутов, с горном и барабаном… Ладно, садитесь.
Ольга вновь представилась, для верности предъявив удостоверение, а заодно попыталась осторожно осмотреться. Комната выглядела совершенно по-старорежимному. Часы-ходики за стеклом, книжный шкаф от потолка до пола, тяжелая бронзовая люстра. В углу – груда папок, картонных и кожаных.
– А что вы ожидали увидеть? – чуть брезгливо поинтересовался хозяин, в свою очередь разглядывая казенную бумагу. – Чучело Плеханова в полный рост? А документы делать так и не научились, я вам такое удостоверение за десять минут изготовлю… Вас предупреждали, что я сумасшедший?
– Предупреждали, – покорно согласилась Зотова, присаживаясь к столу.
– Кто?!
Глаза блеснули живым огнем, недобро скривились губы.
– Товарищ Куйбышев.
– Валерьян, значит? – Взгляд вновь стал тускл и равнодушен. – Ну, этот с чужого голоса поет. В вашей бумаге сказано, что вы из Техсектора. Вас сам товарищ Ким озадачил или лично сподобились?
Ольга, решив не реагировать на тон, рассказала все, как было. Летешинский скривил рот в усмешке.
– Пробой в системе… Не поняли? Ким для того и создал Техсектор, чтобы полностью контролировать работу ЦК. Скоро все документы станут пропускать через ваш, так сказать, фильтр…
Зотова почему-то не слишком удивилась. Так и есть. Как заметил глазастый комбатр Полунин, если дальше так дело пойдет, то без их визы ни одной бумаге ходу не будет.
– Я был почти уверен, что мое письмо аккуратно похоронят. Собственно, если бы не вы, Ольга Вячеславовна… Если не секрет, почему заинтересовались?
– У меня в группе в основном с вечными двигателями разбираться приходится, – честно призналась бывший замкомэск. – А вы про философию написали, про Платона. Интересно все-таки! Пантелеймон Николаевич, значит, вы хотите передать в Центральный Комитет свои философские работы?
Старый большевик кивнул в сторону сложенных папок.
– Да, я все приготовил. На публикацию в ближайшие полвека не рассчитываю, а в обычный архив отправлять опасаюсь. При первой же чистке сожгут. Если договоритесь о размещении в одном из фондов, буду благодарен. Честно говоря, была у меня надежда, что на мое письмо кто-то клюнет…
Девушка невольно улыбнулась.
– Я клюнула. Вы в списке работ упоминаете диалог «Критий»…
– «Критий» – это не мое, – вздохнул Летешинский. – Платон его написал!
– Знаю! Я его вчера читала, между прочим, по-гречески. Вы хотите понять, почему Платон не завершил диалог, так? Комментаторы считают, что помешала смерть, но «Критий» писался сразу после «Тимея», Платон был тогда жив-здоров и…
Осеклась. Уж больно странно смотрел безумец.
– Кому вы уже успели рассказать про свои штудии? Имейте в виду, я не просто так спрашиваю.
Вспомнился вчерашний вечер. Черт ее дергал за язык! Похвастать перед начальством захотела, дура!..
Пантелеймон Николаевич, выслушав ее сбивчивый рассказ, задумался.
– Дела ваши, конечно, плохи, – рассудил он. – Выход, однако, есть. Сразу же после нашего разговора вы идете к Киму и все ему пересказываете, во всех подробностях. Может, и обойдется, только не забудьте намекнуть на то, как трудно было вам разговаривать с ненормальным. Пересаливать не надо, если скажете, что я качался на люстре, Ким не поверит.
Девушка поглядела на люстру, представив, как это могло выглядеть.
– Пантелеймон Николаевич, вас что, как Чаадаева? Официально признали умалишенным? Или вы сами?
Старый большевик впервые улыбнулся.
– Сравнили! Я до таких глупостей, как господин Чаадаев, все-таки не дошел. Ну если вам интересно… Еще в первой ссылке я поделился с друзьями некоторыми из своих выводов. Нет, не касательно политики, исключительно по науке. А вскоре узнал, что кое-что из помянутых друзей поспешил сообщить миру и городу, что бедняга Пантелей не вынес тяжелых условий сибирского бытия и успешно спятил. Так сказать, вы жертвою пали в борьбе роковой, позор самодержавию и вечная память… У меня тогда как раз две статьи вышли во Франции, представляете мою реакцию? Покатили соболезнования, курсистки всякие стали приезжать, привозить передачи. Местный фельдшер, пьяница запойный, принялся косо посматривать. А я гордый был, не захотел объясняться… Потом все утихло, забылось, но уже после 1905 года, когда в партии началась философская дискуссия, я не утерпел, решил высказаться. Вот тогда мне припомнили. Сам Вождь написал, то, мол, Богданов и Базаров – ренегаты и махисты, а Пантелея жалко, больной он человек. Проклятая Сибирь, до чего людей доводит! Кончилось все тем, что к пятидесятилетию мне вместо обещанного ордена выдали справку. Впрочем, эта тема не слишком веселая… Итак, читали Платона? И как впечатления?
