– Не проклинай его, – сказал Семен. – Теперь он мой слуга.
– Слуга? – Брат в недоумении уставился на него. – Как – слуга? Он служит только Софре!
– Их обоих отдал мне Осирис – и жизнь их, и смерть. – Семен наклонился к брату и прошептал: – Не удивляйся, Сенмут, и ни о чем не спрашивай. Ты ведь помнишь, кто меня прислал? Осирис, поверь, не возвращает умерших с полей Иалу для собственного развлечения. – Выпрямившись, он подтолкнул Сенмута к дверям. – Иди, брат мой, и сядь около девушки, к которой склонилось твое сердце. Если Пуэмра выживет, разделишь с ней радость, если умрет, разделишь горе. Иначе зачем вас соединили боги?
– Аснат уже там? – Кулаки Сенмута разжались, взгляд метнулся к дому. – Тогда я останусь здесь до рассвета. Ты прав; боги соединяют людей точно колонны под кровлей храма – одна сломается под тяжестью, а две, быть может, выдержат.
– Выдержат. Ты, брат, хороший строитель.
Семен поднял сверток с запрятанной в нем секирой и зашагал по дороге.
* * *
Он поужинал в одиночестве и, отправив То-Мери к тетушке Абет, долго сидел под развесистым каштаном у водоема, глядя, как опускается солнце за серые утесы Ливийского нагорья. Оно лежало по другую сторону реки – царство камней и скал, рассеченных ущельями и долинами, земля, мнившаяся бесплодной и безлюдной. Но это было не так; в каменных стенах ущелий таились гробницы, древние и новые, в долинах стояли святилища богов и заупокойные храмы, а между ними – усадьбы, дома и мастерские, в коих трудилась пропасть всякого люда – парасхиты и бальзамировшики, гончары и каменотесы, художники и ювелиры, изготовители красок, статуэток, мебели, стекла и тканей. Все они – так ли, иначе – имели отношение к усыпальницам и погребальным обрядам, все заботились о покойных, и их многочисленные поселки образовали целый город, который в далеком будущем получит имя Долины Царей. Сейчас он назывался по-разному – Джеме, Западным городом или Долиной Мертвых – и, уступая Уасету в красоте, выглядел таким же обширным и населенным. Там был свой градоправитель, носивший титул князя Запада, а при нем – свои чиновники, писцы и стражники, ловившие и каравшие воров, шаривших в гробницах. Кара была незатейливой – дубиной по голове или кинжал в горло.
Налюбовавшись закатом, Семен кликнул Мериру, велел ему сесть на циновку и выпить пива, потом спросил, что с лодкой, имевшейся в хозяйстве Сенмута, – не течет ли, не порвался ли парус и целы ли весла. Мерира, ополовинив кувшин, степенно ответил, что пусть Себек откусит ему то, что болтается под брюхом, ежели с лодкой непорядок. Не течет, и парус не порван, и весла в порядке. А как же иначе? Ведь он, Мерира, не сухопутная вошь, а старый селезень и смотрит за лодкой, как за любимой дочерью. Пусть Амон плюнет ему в пиво, если не так!
После недолгой паузы Семен произнес:
– Когда мы отплыли из Неба, с То-Мери и Абет на нашем корабле, ты говорил, что счастлив. С той поры прошло пять месяцев, Мерира, пять долгих месяцев, как ты – женатый человек, имеющий к тому же дочь. Не померкло ли твое счастье?
– Не померкло, мой господин. То-Мери ласкова и почтительна, а Абет так же хороша, как ее пироги, клянусь в том задницей Хатор! Пусть осчастливит она тебя и благородного Сенмута!
– А помнишь ли другие свои слова? Кажется, ты говорил, что будешь нам верен, как парус – мачте, как руки гребца – веслу?
– Помню, ибо сказанное мной не брошено на ветер. Я буду слушать ваш призыв и править вашей лодкой, пока не переселюсь в царство Осириса! – Корабельщик погладил давний шрам на плече и ухмыльнулся. – Зачем вспоминать об этом, семер? Скажи прямо: встань, Мерира, и иди за мной! Я встану и пойду. Только что с собою взять? Нож, ремень и камни, это понятно. А еще? Дубину, копье или топор?
– Все бери, – промолвил Семен. – Все пригодится.
– Раз так, не прихватить ли нам двух бездельников – Ако, пивной кувшин, и рыжего козлодера Техенну? Тоже с копьями и топорами?
То потирая ладони, то почесывая шрам, Мерира терпеливо ждал ответа хозяина. На его лице вспыхивала и гасла свирепая улыбка; видимо, старый пират стосковался по топору и копью.
Семен вышел из задумчивости.
– Хорошие парни Техенна и Ако, надежные, но болтливые. Лучше было бы обойтись без них.
– Как повелишь, семер. Сколько там будет народу? Ну, этих… – Мерира сделал жест рукой, будто всаживая клинок кому-то под ребро.
– Ливийцы, трое или четверо, загонщики, проводники… еще – охотник на колеснице, а с ним – возница… Вроде бы все.
– Пятеро или шестеро… на колеснице… охотники… с луками, значит… – Мерира прищурился, соображая, поскреб ногтями впалую щеку. – В узком месте надо брать. И хорошо бы в сумерках.
– Это как получится, – сказал Семен. – Может, вернутся они с охоты вечером, а может – при свете дня. – Сделав паузу, он поинтересовался: – Знаешь ли ты высокий обрыв на западном берегу, напротив Ипет-сут? Там, где скалы цвета меди?
– Знаю, господин.
– Наверху – усадьба, вокруг – заросли акации, а через них, я думаю, проложена тропа, чтобы колеснице проехать. Длинная ли, короткая – не ведаю, но ведет она к Западной пустыне. Место надо выбрать такое, чтобы в усадьбе не услышали и чтобы охотник в пустыню не ускакал. Ночью подплывем на лодке, поднимемся, проследим, как уедут, и будем ждать до вечера.
– До вечера… это хорошо… вернутся уставшие… может, и стрел не останется… Не люблю я лук, мой господин, – сообщил Мерира. – Подлое оружие! И дорогое! То ли дело ремень да камень…
Семен кивнул, сообразив, что он говорит о праще. Потом нахмурился, припоминая, о чем еще рассказывал хранитель врат.
– Львы туда забредают… Было бы неплохо, если бы трупы утащили. Знаешь, как это сделать?
– Будут трупы, будут и львы, – Мерира пожал плечами. – Только, семер, ежели хочешь, чтобы львы подкормились, надо их утром встречать.
– Почему?
– А потому, что в усадьбе – слуги. Не дождутся охотников, пойдут по тропе искать. Могут раньше львов найти, если мы припозднимся… А если утром закончим, тела весь день пролежат. Тут до них и доберутся, мой господин – не львы, так гиены с шакалами. Доберутся, чтобы меня Апис лягнул!
– Опытный ты человек, Мерира, – сказал Семен. – Не зря шекелеша хотели тебя повесить, да не смогли. А отчего ж не спрашиваешь, кто тот охотник?
Физиономия Мериры, похожая на боевой топор, вдруг сделалась серьезной; он уже не скалился, не сверкал глазами, не потирал ладоней, а глядел на Семена так, будто сама Сохмет, богиня войн, звала его на славное побоище.
– Инени, жрец, что плавал с братом твоим за пороги, не велел вспоминать… Да что мне его приказы! Обезьяна – и та помнит, кто ей финик дал, а кто – пинок под зад! И я помню… помню, откуда ты пришел, мой господин, чтобы защитить нас от людоедов нехеси… Ты спас мое тело и душу – ведь даже такой нечестивец, как я, желает упокоиться в могиле, а не стать калом, извергнутым задницей дикаря! – Он гулко ударил в грудь кулаком. – Кто я такой, чтобы спрашивать, кого ты покараешь? Хоть самого пер’о, сирийского ублюдка! Прикажи, и я нарежу из него ремней!
Эта слепая вера потрясла Семена. С минуту он сидел, всматриваясь в зрачки Мериры, мерцавшие как пара недогоревших угольков, и думая о том, что нашел здесь не только брата и друга, не только женщину своей мечты, но и соратников, готовых за него на смерть. Таких, как Пуэмра и Мерира… Губы его шевельнулись, и зазвучали слова – те, какими в этой земле выказывали приязнь и благодарность:
– Пусть в награду за верность боги пошлют тебе долгую жизнь и трех сыновей. Пусть обнимешь ты их перед смертью и упокоишься в своей гробнице! А я… я обещаю, что стану твоим заступником перед Осирисом. – Семен оглядел притихший двор, темную реку и небо, на котором зажглись первые звезды, потом наклонился к корабельщику и тихо произнес: – Встань, Мерира, возьми оружие и иди за мной.
* * *
Дорога в колючих зарослях акаций была шириною в шесть локтей – двум колесницам не разъехаться. Деревья с обеих сторон оказались плохим укрытием – не то чтобы редко росли, но их запыленные листья, засохшие и омертвевшие от жары, уступали в числе колючкам и сухим ветвям. За стволами тоже не спрячешься – слишком тонкие, узловатые и невысокие, согнувшиеся под ветром, что налетал иногда из пустыни словно дьявол из раскаленной преисподней. Но в земле они держались прочно, пронизывая ее корнями, переплетаясь ими друг с другом, так что закаменевшая почва была похожа на бетон с живой неподатливой арматурой. Словом, без экскаватора окоп не отроешь.
Нашлось, однако, подходящее место, в двух километрах от усадьбы и в половине – от границы зарослей, от рубежа, где они начинали переходить в сухую саванну с редкими пучками травы. Дорога тут изгибалась под прямым углом, и с колесницы не разглядишь ничего, кроме деревьев; к тому же поворот на узкой тропе был операцией непростой и отвлекавшей внимание. Скорость тоже не набрать – бросит колесницу вбок, зацепит о стволы, и прощай колеса. С учетом этих обстоятельств Мерира сунулся в кусты за поворотом, тогда как Семен выбрал позицию дальше, шагах в двадцати. Идея заключалась в том, чтобы ударить по врагам с фронта и с тыла и разобраться с двумя-тремя, пока не очухались от неожиданности.
