– Вас здесь не стояло!
– Куды с быком? Куды?
– Дядя, мы в складчину! На всю деревню чохом прогадать…
– Сударыня с черной овцой! Оглохли?
– А? Где?!
– Ваша очередь!
– На куриных потрошках, оно в самый раз… на суженого-ряженого…
– Лучше на ягнячьей печени!
– На агнце, дурында, невесту раскатывают… а жениха – на курице…
Около центрального входа в Большой Гаруспициум бушевала очередь. Ожидая вызова, люди с наслаждением выясняли отношения, делились рецептами гаданий, осаживали настырных прохвостов, желающих проскочить «на рывок», и обсуждали процент сбываемости. Каждый имел при себе жертвенное животное, приведенное из дома или купленное на Туковом рынке – гаруспики работали только с парным мясом, категорически отказываясь от заморозки или строганины. Блеяли овцы, мекали козы, орали петухи, гоготали гуси, истерически кудахтали куры; полузадушенный баран издавал какие-то уж совсем непотребные звуки. Компания деревенских простофиль с трудом удерживала на растяжках матерого бугая с кольцом в носу. Бугай возражал, требовал свободы и норовил подцепить рогом унылую кобылу. Кобыла, похожая на лошадь Бедного Всадника, памятника герою отечества кондотьеру Огильи, стоически терпела.
– Вы с лошаком? Будете за мной!
Умница-Гиббус возмущенно фыркнул и, словно ненароком, отдавил копытом ногу крайнему в очереди идиоту. Идиот, мужчина с характерным прищуром, выдававшим чусонское происхождение, был с собакой – печальным и жирным бассет-хаундом. Вид бассета, топчущегося по собственным ушам, напомнил Анри про отказ вредной мистрис Форзац. По дороге вигилла размышляла, нельзя ли использовать са-пэя Лю в обход хозяйки и, скрепя сердце, решила, что увы, нельзя. Самый опытный чаклун-бестиатор, имперсонируя хозяина собаки, не способен полностью ввести в заблуждение верного слугу. А уж са-пэя обмануть не удастся ни на секунду – такой, как Лю, говорят, сердцем видит.
Объехав круглое здание Гаруспициума по ходу солнца, Анри нашла маленькую, неприметную дверцу. Сбоку, на цепи с крупными звеньями, висел дверной молоток. Размахнувшись, вигилла ударила им в левую створку, обитую рунированной бронзой.
– Посторонним вход воспрещен! – возразил молоток, разевая зубастую пасть.
– Это я, Мантикора! Кто сегодня на дежурстве?
Молоток скучно вздохнул:
– В выходные дни спать надо, до полудня. А не к гадателям шастать… Я на дежурстве, я, Рябой Джош. Заходи, подруга…
– Гиб, жди здесь. Вон газон, можешь попастись.
Естественно, с той стороны двери, в коридоре, никакого Рябого Джоша не оказалось – бывший сокурсник Анри, примат-гаруспик Джошуальд Ремиз дремал в каптерке, частично контролируя амбит-узами дверь, молоток и пространство перед входом. Хотя зачем это делалось, непонятно – обычный клиент, решив проскользнуть к гадателям вне очереди, вообще не сумел бы отыскать «дверцу для своих». А маги в очередях не стояли: каждый искренне полагал, что он с судьбой «на ты», или имел приятеля, сведущего в мантике.
Узкий коридор вел в разделочный зал. Здесь гаруспики принимали со скотобойни туши жертв, вместе с записями, фиксирующими цель гадания, и вырезали соответствующие заказу части. Стены, в качестве памятки для начинающих, были украшены мозаикой со схемами разделки. Анри вспомнилась практика на втором курсе, когда строгий жрец-наставник Лаций Умбрус, богатырь с вечно закатанными до локтей рукавами, заставлял «птенчиков» зубрить напамять:
«Ягненок – кострец, седло, спинка, каре, грудинка, лопатка, филе… сердце, почки, легкие, зобная железа… Теленок – малый орех, большой орех, голяшка, фрикандо… Нет, „кусок пастыря“ – это говядина!.. неучи, вас самих давно пора на разделку…»
И наставник Лаций принимался вдалбливать науку в студиозусов, мерно взмахивая ручищами, похожими на бычьи окорока.
Древнее гадание на потрохах давным-давно расширилось в теории и практике, перейдя к использованию всей туши, включая уши и хвост. Мясной, кровяной запах разделочного зала был для Анри запахом юности. Иногда жизнь выделывает удивительные курбеты. Одному вкус яблока – горечь первой любви, а другому мякоть парного огузка – веселые годы учебы…
– На жульничество гадаем?
Совсем молоденький гадатель отер предплечьем вспотевший лоб. Тесак в лапках отрока смотрелся чужеродно. Небось, хиромант или бронтолог. На зачетную практику прислали, перед дипломом. Если ошибется, куратор проследит, чтоб клиент не пострадал.
– Ага… мелкое жульничество с сокрытием…
– Сало с ошейка не срезай. Сало для жуликов на год вперед картину даёт. Ты ошеек крупными кусками, и в маринад. Выжми лимон, с корицей и белым перцем. Если куратор спросит про корицу, скажи: факультативно читал Тага Гениуса, «Disciplina acetarium». Раздел третий, примечания…
Когда вигилла скрылась за плотными шторами, отделявшими жреческие каморы от разделочной, отрок долго смотрел ей вслед.
Старого друга, в прошлом – любовника, Анри нашла в третьей из кухонь. Хаген Румольт, за костлявое телосложение получивший кличку Шкворень, колдовал над пловом из курдючной оболочки барана. Редкий, полузабытый рецепт. Вкус плова давал гадателю возможность просмаковать судьбоносный букет по трем вводным оттенкам, но неопытный гаруспик рисковал заворотом кишок.
– Серьезный клиент, Хаген?
– Это ты, Мантикора? Погоди, я сейчас…
Тощий Шкворень не обернулся, увлечен приготовлением зирвака: смеси мясной, жертвенной компоненты с луком и морковью, обжаренными в калёном масле. Курдючную оболочку слегка провялили, что требовало от гадателя особого мастерства. Заправив кипящий зирвак барбарисом, зирой и стручками красного перца, гаруспик вздохнул с облегчением.
Теперь можно было отдыхать в течение часа.
– Синдик Гильдии Золотарей наследника женит. Насчет невесты в сомнениях. Просил, чтоб с пикантными подробностями…
Насчет пикантных подробностей Анри уже поняла, по количеству барбариса. Еще она поняла, что синдик-золотарь не доверяет мужской силе сыночка, о чем Шкворень предпочел умолчать.
Тайна гадания превыше всего.
– Хаг, у меня к тебе просьба, – вигилла понимала, что один из лучших гаруспиков Реттии очень занят. Большой Гаруспициум работал без выходных, но если сам Хаген ворожит над курдючным пловом для богатенького золотаря, значит, у золотаря есть сильные покровители. – Надо прогадать на идентификат. Ярко выражена фактура владельца, некроманта Кристофера Форзаца, но я допускаю и наслоения…
Она вытащила из сумочки перепелиное яйцо, завернутое в платок из тончайшего батиста. Чаровой отпечаток мана-фактуры записей, снятых с обсервера, был заранее внедрен в желток яйца. Яичная скорлупа у перепелов, как известно, в полтора раза тоньше, чем у других птиц, и повышенная хрупкость позволяла чаровому отпечатку «дышать» от дня до двух, без осложнений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
