Почти вековой опыт запечатлелся под этими переплетами: десятки жизней, отданных открытию Северо-западного прохода, десятки географических карт, безмолвных свидетелей мужества, лишений, подвигов. И – вековой итог: очень и очень значительный, но… Ни один киль не рассек арктические воды, проходя из Атлантики в Тихий океан или из Тихого океана в Атлантику. Никто в мире так и не прошел сквозным плаванием этот заколдованный Северо-западный путь.
И вот он, Руаль Амундсен, вознамерился соединить мечту детства с важнейшей задачей науки – изучением земного магнетизма в районе Северного магнитного полюса.
Даже слишком самоуверенный моряк, замыслив предприятие, подобное амундсеновскому, нуждался бы в поддержке. И Руаль тоже искал ее.
Он помнил, как Норвегия встречала героя дрейфа на «Фраме», лыжника, победившего ледяную Гренландию. Теперь этот человек заслуженно слыл крупнейшим полярным авторитетом. Его «да» или его «нет» были бы решающими.
Никогда еще так не обмирало сердце Руаля, как в тот день, когда он шел к Фритьофу Нансену. И никогда еще это сердце не стучало так радостно, как в тот вечер, когда он вышел из дома Фритьофа Нансена. Нансен, сам Нансен сказал «да»!
Вскоре Руаль перебрался в дымный Гамбург, снял комнату в хмуром предместье и отправился на прием к директору Германской морской обсерватории.
Директор был важной персоной – тайный советник, знаменитый ученый, богатый старик. Прием, оказанный безвестному норвежцу Георгом фон Неймайером, несколько опровергает традиционное представление о тайных советниках: это был приветливый, радушный прием.
Профессор выслушал. Профессор кивнул: хорошо, очень хорошо, он разрешает господину Амундсену изучать в обсерватории методы магнитных наблюдений, но… Профессор провел ладонью по своей пышной седой шевелюре.
– Молодой человек, мне кажется… Гм-гм! Молодой человек, у вас задумано еще что-то. Не так ли? А? Нуте-с, я жду…
Руаль вспыхнул и признался: да, он мечтает пройти весь Северо-западный путь.
Глаза профессора Неймайера блеснули:
– О! Это, разумеется, заманчиво. Однако… Ведь и это еще не все?
Помедлив, Амундсен объявил, что он надеется определить истинное местонахождение Северного магнитного полюса. Старик вскочил, вскинул руки:
– Если вы это сделаете… О, если вы это сделаете! Это – великий подвиг! Великий подвиг, молодой человек!
…Стояло нежаркое, но ясное лето; в северных фьордах пронзительно пахло сельдью и треской; пастухи кочевали с отарами на горных пастбищах; над песчаными дюнами шуршали вересковые заросли; в полях вызревали ячмень и овес.
В те погожие дни Руаль Амундсен был несчастлив. Сколько раз приходил он в отчаяние, собирая деньги для экспедиции, сколько раз отчаяние сменялось надеждой! Наконец все было готово. Яхта «Йоа» стояла у пристани Фрамнес. Шестеро молодцов ждали приказа поставить парус и запустить керосиновый мотор. И вдруг… самый крупный кредитор требует немедленной расплаты! В противном случае он грозит арестом «Йоа», а самому Амундсену долговой ямой.
Брызгая слюной и багровея, кредитор не хотел и слышать об отсрочке. Он был столь же свиреп, как почти все заимодавцы на свете. Амундсен очутился на краю пропасти. Честное слово, легче одолеть Северо-западный проход, легче достигнуть полюса, нежели выложить в двадцать четыре часа кучу полновесных крон!
Амундсен кликнул своих молодцов. Он сказал, что все полетит к чертовой бабушке, если экипаж могучей «Йоа» сегодня же, 16 июня 1903 года…
Все тайное, согласно старинным поверьям, творится в полночь: желательно, чтоб ухали совы или слышался глухой бой башенных часов. Так вот, и на сей раз дело происходило в полуночное время. Лил, дождь, свистал ветер. Семеро крадучись взошли на яхту «Йоа», тихохонько снялись с якоря и прощально махнули рукой в сторону дома, где сладко посапывал несговорчивый скупердяй.
Может, строгие моралисты осудят Амундсена? Ну что ж, пусть их! А у него, право, другие заботы. Он пойдет дальше, одолеет Северо-западный проход и, вернувшись, сочтется с этой свиньей…
Капитан «Йоа» снова выколотил трубку и спустился в каюту. Со стены каюты смотрел высоколобый человек. На портрете была надпись: «Капитану Руалю Амундсену с надеждой, что его путешествия увенчаются успехом, от его друга Фритьофа Нансена».
Линдстрем просыпался первым. Спустя несколько минут слышались чмыханье примусов и проклятья Линдстрема. Затем раздавалось ровное, мирное гудение, стук сковородок, шипение сала.
Линдстрем, надо отдать ему должное, оказался таким коком, что даже парижские классики кулинарии не могли бы тягаться с ним. По крайней мере, в это твердо верила команда «Йоа». Что же до хлебов, которые он изготовлял каждое утро на примусе, то и у самого Хансена, известного в Христиании пекаря, потекли бы слюнки. По крайней мере, у команды «Йоа» они текли.
Обитатели крохотной яхты примащиваются завтракать. Они молчат, лица у них заспанные. Но вот, как всегда, самый молодой из них – ему нет еще и двадцати пяти, – Густав Вик, «отмачивает» свою первую утреннюю шутку, и все смеются. И Руаль тоже смеется. О, это чертовски здорово, когда подбираются такие веселые ребята!
На «Йоа» пятеро земляков Амундсена, шестой – датчанин, лейтенант Хансен. Однофамилец его, Хельмер Хансен, штурман, давно просоленный в море, как и его прямой начальник Антон Лунд… Лунду под пятьдесят; на этой посудине он самый старший. Стало быть, ему и приглядывать за таким шалопаем, как Густав Вик. Но мальчишка с норовом – опеки не терпит. У него одно на уме: как бы выкинуть штуку позабавнее. Э, по чести, Антон Лунд только для виду сердится, когда сей магнитный наблюдатель избирает объектом своих незлобивых «наблюдений» старого гарпунщика полярных морей… Ну-с, вот еще Педер Риствед. Этот всегда с мотором возится. Впрочем, сейчас он не мотором занят, а едой и, нужно признать, ложкой орудует столь же мастерски, как и слесарным инструментом, если не бойчее.
Потом они съехали на берег. Прошли к мраморной плите. Сорок пять лет покоилась она на мрачном острове Бичи. Ветер катил над нею бураны, снега заносили ее, песцы оставляли на ней мягкий быстрый след, а белые медведи – широкий медлительный. Плита с надписью.
Семеро сняли шапки…
«Подруга в счастье и в несчастье», – говорит священник, свершая обряд венчания.
«Подруга в счастье и в несчастье», – когда-то давным-давно услышали моряк Джон Франклин и молодая девушка по имени Джейн Гриффин.
Да, она была ему подругой и в несчастье. Она хранила в шкатулке мужнин «Дневник для Джейн», и рисунки бравого Фицджеймса, и записку капитана Крозье, в которой бедный Франк грустно сетовал на то, что ее племянница отказалась выйти за него замуж. Все сохранила Джейн. И в той же шкатулке вырезка из газеты: шкипер китобойного судна сообщал, что он встретил экспедицию сэра Джона в Баффиновом заливе и что «обе корабельные команды здоровы, в прекрасном расположении духа и намереваются закончить путешествие своевременно».
