Однако довольно пустословить. Потом Цзысюй наскреб кое-как двести пятьдесят лянов и купил дом на Львиной. Вскоре после переезда у него началась лихорадка – следствие пережитых потрясений, и с начала одиннадцатой луны он слег в постель да так и не встал. При Ли Пинъэр еще приглашали лекаря Ху с Большой улицы, а теперь Цзысюй не желал тратиться. Так шел день за днем. Настало тридцатое число, и Хуа Цзысюй, увы, испустил последнее дыхание. Было ему от роду двадцать четыре года. Старший слуга Тяньси стащил у прикованного к постели хозяина пять лянов и был таков.
После смерти мужа Пинъэр велела тетушке Фэн пригласить Симэня. Купили гроб, обрядили покойника, отслужили панихиду и совершили погребение. Среди провожавших были и одетые в траур братья Цзысюя с женами, но после похорон они разошлись по домам.
В тот же день Симэнь велел Юэнян приготовить вина и закусок, чтобы умилостивить душу усопшего на могиле.
Пинъэр провожала мужа в паланкине, в котором и вернулась домой. Хотя она соорудила алтарь поклонения душе усопшего и облачилась в траур, сердце ее было отдано Симэню. Еще при Цзысюе Симэнь взял к себе обеих ее служанок. Теперь между домами установились тем более тесные связи.
Однажды, было это девятого числа первой луны, прослышав, что у Пань Цзиньлянь день рождения, Пинъэр купила подарки и, хотя не прошло еще и пяти седмиц.[257] после кончины мужа, отправилась в паланкине поздравить соседку. Она была в белом шелковом жакете и отделанной золотом синей юбке. Расшитая жемчугом белая полотняная лента, как головной ободок, стягивала прическу[258] Тетушка Фэн села рядом с Пинъэр и укутала ее ковром, слуга Тяньфу сопровождал паланкин сзади.
Войдя в дом, Пинъэр прежде всего отвесила четыре низких поклона Юэнян.
– Простите меня, сударыня, – сказала она, – что ничем вас тогда не угостила. Спасибо за щедрые подношения.
Затем Пинъэр поклонилась Цзяоэр и Юйлоу. Наконец вышла и Цзиньлянь.
– Вот и госпожа Пятая, – промолвила Пинъэр, отвешивая низкий поклон и называя ее «старшей сестрой». – Будьте так любезны, примите мой скромный подарочек.
Цзиньлянь стала было отказываться. Они долго передавали подарок из рук в руки, наконец обменялись поклонами, и Цзиньлянь поблагодарила за внимание. Пинъэр поздоровалась с госпожой У Старшей и матушкой Пань, а потом изъявила желание приветствовать Симэня.
– Муж отбыл на панихиду в монастырь Нефритового императора, – пояснила Юэнян и пригласила гостью к столу.
Подали чай. Уже началось чаепитие, когда вошла Сунь Сюээ. Одета она была скромнее остальных, и это сразу бросилось в глаза гостье.
– Кто будет эта госпожа? – спросила Пинъэр, вставая. – Мы незнакомы.
– Тоже жена, – пояснила Юэнян.
Пинъэр поспешила было поклониться Сюээ, но ее удержала хозяйка.
– Не утруждайте себя, сударыня. Достаточно и обычного приветствия.
Когда женщины поздоровались, хозяйка пригласила Пинъэр в спальню и велела горничным подать чай, а в гостиной накрыть стол. Немного погодя в жаровню подбросили угля. На столе заискрилось вино и появились закуски. Госпожа У Старшая, матушка Пань и Ли Пинъэр заняли почетные места для гостей. Юэнян с Цзяоэр исполняли обязанности хозяек, сбоку сели Юйлоу и Цзиньлянь. Сюээ, не смея задерживаться, ушла распоряжаться на кухню.
Пинъэр охотно пила со всеми, кто ей подносил. Это заметила Юэнян и сама наполнила всем чарки, попросив Цзяоэр, а за ней и всех по порядку выпить с гостьей.
– Вы теперь так далеко от нас уехали, госпожа Хуа, что нас ожидают больше разлуки, нежели встречи, – чтобы поддержать разговор, заметила Юэнян и полушутя добавила: – Мы очень о вас скучаем, а вы так бессердечны – даже не обещаете нас навещать.
– Госпожа Хуа и сегодня вряд ли пришла бы, не будь рождения Пятой, – вставила Юйлоу.
– Дорогие мои! – говорила Пинъэр. – Вы так ко мне добры. Я бы с удовольствием вас навещала, но у меня траур, и дома некого оставить. Всего пять седмиц минуло с кончины мужа… Мне казалось, что госпожа Пятая обидится, только поэтому и пришла. – И, обратившись к У Юэнян, спросила: – А когда ваше рождение, сударыня?
– До моего еще нескоро, – ответила Юэнян.
– Госпожа Старшая родилась пятнадцатого в восьмой луне, – уточнила Цзиньлянь. – Обязательно приходите.
– Конечно, приду, вне сомнения.
– Не уходите, – упрашивала гостью Юйлоу. – Оставайтесь, у нас переночуете.
– Да мне и самой хотелось бы с вами посидеть и поговорить. Но мы только что переехали. Без мужа дом опустел, а за задней стеной сад императорского родственника Цяо – такая глушь! И лисы швыряют кирпичи и черепицу.[259] По ночам так жутко становится! Было у нас двое слуг – старший ушел. Только вот Тяньфу у передних ворот поставлен, а сзади ни души. Спасибо, матушка Фэн, свой человек, то и дело заходит. То мне постирает, то служанкам туфли сошьет.
– Сколько же матушке Фэн лет? – спросила Юэнян. – Какая добрая старушка! Ее хвалят, а она слова не проронит.
– Уж пятьдесят шесть, в год собаки родилась. Детей у нее нет, сватает, я ей кое-что из одежды даю – тем и живет. Со смертью мужа я ее к себе взяла, чтоб повеселее было. Она у меня со служанками на одном кане спит.
– Ну и чудесно! – вставила бойкая на язык Цзиньлянь. – Вот матушка Фэн и подомовничает, а вы у нас переночуете. Хозяина у вас нет, отчет давать некому.
– Послушайте меня, сударыня, – посоветовала Юйлоу. – Матушка Фэн пусть домой возвращается в паланкине, а сами у нас останьтесь.
Ли Пинъэр улыбнулась и ничего не сказала. Пока они вели разговоры, вино обошло несколько кругов. Первой откланялась матушка Пань. Вслед за матерью ушла и Цзиньлянь.
Ли Цзяоэр наполнила большой кубок до самых краев и предложила его гостье.
– С меня достаточно, – поблагодарила ее Пинъэр.
– Когда госпожа Старшая и госпожа Третья вас угощали, вы почему-то не противились, а я поднесла, отказываетесь, – не унималась Цзяоэр. – Значит, не хотите меня уважить.
– Дорогая моя госпожа Вторая! – умоляла гостья. – Честно говорю, я больше не могу.
– Ну уж осушите последний кубок, сударыня, – попросила Юэнян. – Больше неволить не будем.
Пинъэр взяла кубок и, поставив его перед собой, продолжала беседовать с хозяйками.
– А твоя госпожа что там делает? – спросила Юйлоу стоявшую в сторонке Чуньмэй. – Ступай позови ее. И матушку Пань тоже. Скажи, Старшая госпожа просит выпить чарку с госпожой Хуа.
Чуньмэй вышла, но скоро вернулась.
– У матушки Пань все тело ломит, спать легла, а моя госпожа пудрится. Сейчас придет.
– Где ж это видано, чтобы хозяйка гостей бросала, а? – заметила Юэнян. – Извольте радоваться… к себе ушла. Сколько раз на дню можно пудриться! Как ни хватись, все пудрится да румянится. Всем бы хороша, а ведет себя как ребенок.
В это время появилась Цзиньлянь. Одета она была в цвета алоэ кофту из шаньсийского шелка, которую украшали дикие утки с ветками тростника в клювах. Стоячий атласный воротничок, расшитый по краю цветами, блистал белизною. На кофте выделялись пуговицы в виде хризантем с сидящими на них золотыми пчелками. На отделанной тесьмою юбке с подвесками был изображен вздымающий волны морской конек. Из-под юбки виднелись ярко-красные атласные туфли на высокой белой подошве и пестрые штаны. На голове покачивались сапфировые подвески и сверкал жемчужный ободок. Она нарядилась как Юйлоу. Только Юэнян была в ярко-красной атласной кофте с прозрачным бирюзовым шарфом и в зеленой шелковой юбке. Ее высокую прическу держал отороченный соболем ободок.
Разодетая Цзиньлянь, слегка покачиваясь, приблизилась к столу. Юйлоу сразу заметила у нее золотую шпильку со знаком долголетия.
– Хороша ж ты, голубушка! – пошутила Юйлоу. – Этим днем тебя на свет произвели, а ты прячешься, гостей бросаешь! Кто тебя только воспитывал?
Цзиньлянь рассмеялась и шутки ради толкнула Юйлоу.
– Гляди, разошлась! – продолжала Юйлоу. – А ну-ка, поднеси чарочку госпоже Хуа.
– Я с госпожой Третьей пила, – возразила Пинъэр. – С меня хватит.
– То не в счет, – сказала Цзиньлянь. – Выпейте, что я поднесу.
Цзиньлянь засучила рукава и стала наливать большой кубок. Пинъэр отказалась пить и поставила кубок на стол.
Из спальни вышли госпожа У Старшая и сопровождавшая ее Юэнян.
– А где же матушка Пань? – спросили они.
– Она легла. У нее тело ломит, – объяснила Цзиньлянь. – Звала – не идет.
– Это вы, сударыня, подарили ей ко дню рождения шпильку? – спросила гостью Юэнян, заметив у Цзиньлянь золотую, со знаком долголетия, шпильку. – Какая работа! Где вы такие заказывали? И нам бы надо заказать.
– Если вам нравятся, сударыня, – сказала Пинъэр, – я вам подарю. У меня есть еще несколько пар. Таких здесь не найти. Их только придворные ювелиры изготовляют. Это мой покойный родственник привез.
