— Это мой дом, — сказала Миеликки из-под темной вуали. — Его вход. Здесь все как я люблю. Идите дальше, и вы попадете в Царство Теней, там твои дети, Урта.
Она была молода. Глаза сверкали сквозь вуаль. Она совсем не походила на злобную старуху, что смотрела вперед с палубы Арго. Миеликки добавила:
— Есть там кое-что и для тебя, Мерлин. Хотя я не очень хорошо это вижу и не знаю, захочешь ли ты это вспоминать.
Мне не понравились ее слова, но любопытство и искушение возобладали. Я слышал где-то вдали веселый смех детей и резкое карканье ворон. Миеликки позволила Урте войти в Дух корабля, что было очень щедрым жестом. Но я знал этого берестяного элементаля, поэтому отнесся ко всему с подозрением, хотя и не стал делиться сомнениями с предводителем.
— Как долго мы можем там находиться? — спросил я ее.
— Сколько хотите. На остальных это не отразится.
— Мы постараемся недолго.
— А я слышала, что ты и так уже надолго задержался.
Я подумал, что Миеликки, наверное, сейчас улыбается под своей вуалью. Насекомые стали еще злее от выступившего на моей коже пота, воздух стал еще тяжелее от усилившегося запаха сосновой смолы. Я расценил слова Миеликки как поддразнивание. Я, конечно, понимал, что мы с Уртой входим в мир, где день или ночь могут длиться целую человеческую жизнь, например жизнь Арбама, или пока продолжается Великий Поход, а могут проскочить за одно мгновение. Правда, это имеет значение скорее для Урты, чем для меня.
Урта сгорал от нетерпения. Он поблагодарил Дух Арго за помощь и побежал вперед, прежде чем я мог с ним обсудить этот вопрос. Я бросился вдогонку и попал из комариного летнего леса покровительницы Похйолы в прохладное лето земли Урты. Очень скоро мы выбрались из леса на поляну, в центре которой дети, взявшись за руки, образовали круг. Они играли в какую-то замысловатую игру, круг двигался то влево, то вправо. В середине стояли четыре ребенка, они размахивали палками с прикрепленной на конце тряпкой. На тряпке были нарисованы глаза и ухмыляющиеся губы.
Сын Урты Кимон находился как раз в центре круга, а дочь была среди тех, кто водил хоровод. Игра продолжалась, пока Мунду не позвали в центр круга. Она присоединилась к брату, который был этим недоволен. И тут они увидели отца, стоящего в тени дерева. Кимон и Мунда радостно закричали и бросились к нам. Игра закончилась, дети разбежались, но совсем не обращали внимания на нас. Окружающий лес словно поглотил их.
Мунда бросилась в объятия отца, теперь она плакала. Урта подхватил ее и закружил, целуя ее лоб и волосы, заплетенные в косички. Сын уцепился за пояс Урты и висел там, пока Урта не поднял его выше. Кимон принялся молотить отца руками по спине, то ли от злости, то ли от радости. Когда Урта усадил детей на землю и принялся рассказывать им о своих приключениях, нежно глядя на них, я почувствовал странный прилив зависти. Дети в свою очередь тоже что-то рассказывали. Я не нашел в ясноглазом Кимоне ничего, что напомнило бы того невыносимого мальчика, о котором Урта рассказывал в Похйоле. Возможно, он был ужасным только в компании своего брата, что в принципе вполне естественно.
Я подумал, что Урта сейчас не видит ничего, кроме своих детей, и решил углубиться в лес, но тот сразу заметил и спросил:
— Куда ты?
— Хочу осмотреться. Не беспокойся, не торопись.
— Не уходи далеко, — велел Урта. — Мы находимся здесь из милости, а не по приглашению.
Верно сказано, подумал я. Для Урты и его родственников эта Страна Призраков была миром легенд, утрат и страха, наверное, в детстве ему рассказывали истории о Царстве Теней Героев. Думается, он компенсировал страх перед этим местом радостью, что сейчас он среди живых, в кругу своей семьи.
А у меня снова возникло странное чувство, будто я знаю эти места. Мне кажутся знакомыми очертания горы, которая высится за лесом, рисунок скал на фоне неба, раскатистый шум водопада, шорох ветра в ветвях, ощущение покоя и одновременно какого-то смутного беспокойства.
Я нашел уютную лощину, поросшую густой травой и цветами, и присел там, наслаждаясь тишиной и покоем. Близился вечер, в лесу вокруг меня собирались тени, я слышат их легкое дыхание, они подбирались поближе, чтобы взглянуть на меня. Я не беспокоился. Я видел отблеск заката на клюве сокола, свет в глазах собаки, мерцание на чешуе лосося. Трава зашуршала от какого-то движения. Сначала печаль, а потом радость пронеслись в голове. На меня вдруг нахлынули воспоминания о прошлом, которые были раньше скрыты для меня, я вспомнил давние события, вспомнил людей и семьи, мне захотелось плакать. Истории, тени появились неожиданно и так же неожиданно ушли, но три мрачных лица приблизились, чтобы рассмотреть меня, прежде чем исчезнуть.
Всего теней было десять. Они расселись кружком вокруг меня и перешептывались, из-за высокой травы виднелись только их капюшоны. Их голоса что-то говорили, кого-то убеждали, десять голосов из забытого прошлого, десять воспоминаний детства, те десять лиц, что преследовали меня всю жизнь, возникая совершенно неожиданно.
— Что ты здесь делаешь? — спросила одна тень. — Тебе здесь не место. Пока не место.
— Мы тебя не ждали, — прошептала вторая. Голос леса. Скоген! — Ты удивил нас.
Трава передо мной раздвинулась, и появилась собака, принюхиваясь, она смотрела на меня. Кунхавал! Воздух вокруг меня пришел в движение от крыльев — я узнал Фалькенну. Это были два существа, в которые я мог переходить из своего тела. Собака и сокол обходились недорого.
Потом появился ребенок, он хихикал и щипал меня за щеку, — как же я не узнал Синизало? — но она тут же исчезла, я не успел как следует рассмотреть ее лицо.
— Я вас помню, — обратился я к собравшимся. — Во всяком случае, некоторых. Вы видели, как я начинал свое странствие по предначертанному пути. Тогда я был еще ребенком. А окружающий мир был таким просторным.
— Ты и сейчас ребенок, — рассмеялся один из них. Я посмотрел ему в глаза и вспомнил пугающее имя: Опустошитель.
— Ты сошел с пути слишком быстро, — продолжил Опустошитель. — Ты ведь еще молод. Ты мог бы еще побродить по свету. Я это знаю. Я наблюдаю за тобой из пещер.
— Все, кроме одного, закончили свой предначертанный путь, — прошептал Фалькенна. — Еще не закончили, но вот-вот закончат. А ты почти и не начал.
Еще один нежный голос, я вспомнил, что он принадлежит Мондриму, добавил:
— Как тебя сейчас зовут?
Я им сказал, и они принялись смеяться. Через какое-то время Мондрим объяснил:
— Это всего лишь прозвище, которое дала тебе мать, Мерлин — лишь частичка того имени, которое ты получил в те времена, когда играл у водопада. В нем часть тебя, но очень небольшая. Твое настоящее имя куда длиннее. У тебя есть еще прозвища… Мерлин?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
