Я его маленькая девочка. Его кроха с удочкой на озере Мичиган, его бабочках, чьи крылышки переливаются в рождественских огнях…Джерри Эплби образец достойного мужчины и отца. Увы, разочаровываться также больно, как удалять ноющий зуб. В обоих случаях, симптомы беспокоят еще несколько дней…лет…
Моя машина сворачивает на второстепенное шоссе, ведущее в городок под названием Кастл. Пару тысяч жителей, тихие улочки и уютное кафе в кантри-стиле. Я одна, как и обещала папе по телефону. Грэм переночевав в нашей гостиной, уезжает домой, после маминого деревенского завтрака из колбасок и козьего сыра на куске тоста. Мои просьбы и молитвы, чтоб он не следил за мной, приходится подкреплять поцелуем и сжатым на груди кулоном. Да, я нахожу дорогой моему сердцу подарок, и кажется, Моррисон немного утихомиривается. Папа…вновь сжимаю руль и прокручиваю по замкнутому кругу влачащие жалкое существование мысли. Когда он не приехал вчера, я поняла, что он знает, зачем я пожаловала в Чикаго. И его таинственный звонок с неизвестного номера, только вбивает не достающий гвоздь в каркас моих ужасных предположений.
Итак, я секунду зависаю, глядя в окно и только с третьей попытки, выгребаюсь из салона и растираю ржавую землю своими высокими кроссовками, шнурки которых, обвязаны вокруг лодыжек. Шаг за шагом, мне все труднее дается держать себя в руках. Подойдя к деревянным ступеням, вижу отца за столиком и обвожу языком верхние зубы. Что мне ему сказать? Грэм толком ничем не делится и лишь намекает, что флешка в надежном месте. Черт!
— Мэй! — папа отталкивается от стола и раскрывает объятия так небрежно и беззаботно, что кучка нервов, взрывается где-то в солнечном сплетении.
— Привет, — я давлю эмоции и сажусь на стул напротив него. — Закажешь мне кофе, без сахара и сливок, пожалуйста.
— Да, конечно.
Долю секунды он проводит у длинной стойки и возвращается с большой кружкой напитка. Вкус у этой жижи, гадкий, но я буду пить, чтобы не торопиться с болтовней.
— Ну, как дела? Как учеба и Стью. Давненько мы не собирались все вместе.
— Всё прекрасно. Я уже сдала один зачет, и скоро грядут новые тесты и устные экзамены.
— Я горжусь тобой. Я так тобой горжусь! — взгляд папы становится кристально влюбленным. Знаете, если бы мы попали в анимэ мультфильм, то розовые сердечки, выскакивали бы прямо из радужки его припыленных серых глаз.
— Спасибо. Я, тронута. — Изогнутая ручка чашки, поддается натиску моих пальцев.
— Милая, что стряслось?
— Мы оба в курсе, иначе, не сидели бы тут друг против друга.
Тяжелый вдох и медленный выдох, выдают его со всеми потрохами.
— Как ты мог… — я не поднимаю взор, толкая мизинец в крошечное фарфоровое отверстие.
Загорелая ладонь, накрывает источающую пар кружку, а голос, с мягкими волнами, шпионски пробирается под мою кожу. Посетителей, что могут уловить эти замаскированные вибрации, легко пересчитать поголовно.
— Я по-прежнему люблю тебя. Я всё тот же человек, Мэй.
— Говоришь так, будто мы обсуждаем скудный урожай, а не твое гнилое нутро.
— Кроха…
— Нет, — теперь я смотрю в упор. — Я не кроха, мне девятнадцать и тебе не повезет, навешать мне лапшу на уши, как в детстве. Ты расскажешь мне всё, как есть или я немедленно еду в полицию с флешкой, что передал Вентуро. К слову, ловкий ход с убийством. Ставлю плюсик, в кавычках, конечно.
Отец расслабленно отклоняется, достает пачку сигарет из брюк и, чиркнув зажигалкой, глубоко затягивается.
— Мне было столько же, сколько тебе сейчас. Я привык жить в роскоши, привык тратить деньги налево и направо. Повстречав твою маму, Эмму, я понял, что одними деньгами, мне ее не удержать. Я обратился к отцу и сказал, что стану другим, если он поможет наладить какой-нибудь бизнес. Твой дедушка предложил заняться его рестораном. Ты должна помнить, дедушкину пекарню, потому-что обожала творожные улитки с ванильным кремом.
Я согласно киваю, на что он улыбается и возобновляет рассказ.
— Со временем, мне стало скучно. Я часто вспоминал школьные деньки, колледж и мне в голову пришла идея, отдохнуть в Эквадоре.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Под «отдохнуть», ты подразумеваешь наладить мосты с местным боссом?
— Нет, именно провести пару недель вдали от Чикаго. А тем, о чем ты думаешь, я занялся многим позже. Старый приятель, посоветовал побывать на Тортуга Бэй. Я послушал и познакомился там с девушкой, чей отец, сама понимаешь кто. — Губы отца стискивают оранжевый фильтр.
— Так открыто признаешься в грехах, что даже неинтересно.
— Просила быть честным, — он делает затяжку и тушит окурок о бортик стола. — Я предельно честен.
— Наша семья, как сериальная картинка. Боже, — я провожу руками по волосам и сжимаю их на затылке. — Почему нельзя было просто уйти и проворачивать свои делишки как душе угодно, и не строить макет идиллии?
— Потому-что вы, придавали мне статус. Сын — гений науки, дочь — звезда ринга.
— Мы всего-навсего красивая обертка. Будь ты проклят.
Я собираюсь уходить, желая лишь одного, чтобы он сгорел в аду. Чтобы дьявол, избрал для него такие мучения, которые ежедневно будут напоминать ему, каков он был в земной жизни. Возле двери, отец хватает меня под локоть и выводит на террасу кафе. Умело подобранная им гримаса, меня пугает. Я вырываюсь, а он произносит:
— Я все равно твой отец, Мэй. И я знаю, что ты поступишь правильно и принесешь, мне эту чертову флешку. Ты же не хочешь, чтобы в прессе узнали о твоих проблемах, а репортеры навесили на тебя клеймо, дочь отъявленного преступника? Даю слово, что всё останется как прежде, я не буду втягивать вас в свои заботы и «Гуано» останутся ресторанным брендом номер один.
Отчего-то меня повергают в шок, размышления о размеренных буднях, о моем отце, который как ни в чем не бывало, станет разгуливать среди людей, продавать им порошок и наслаждаться не только сказочно вкусными креветками, но и обществом какой-нибудь молодой шлюхи, абсолютно безнаказанно и абсолютно свободно. Внутри воспламеняется злость и я со всей силы, со всей ненавистью даю ему пощечину.
— Либо ты навсегда исчезаешь из нашей жизни, либо я прямо отсюда еду в участок. Понял?!
— И как я объясню исчезновение Эмме? — размашистая речь с надменным взглядом, рушит все счастливые годы проведенные вместе.
— А придумай! Ты же такой гениальный и везучий наркоторговец!
На этом, я сбегаю по лестнице, несусь к машине и скрываю его отражение в зеркале заднего вида высокими столбами дорожного песка. Между выездом на главное шоссе, я глушу двигатель и реву, наполняя салон громким рыданием вперемешку с осколочной болью, которую, как мы уже выяснили, ничем не притупить. Ни одна анестезия не способна заглушить чувство полного опустошения.
***
Свежий флёр дождя, преследует меня от Кастла до въезда в частный район. Едва я пересекаю линию шлагбаума, торможу. Я не в состоянии сейчас показаться маме и лгать, что всё превосходно, и я просто расстроена, что скоро снова уеду. Поэтому, я оставляю машину под присмотром охранника и спешу по тротуару, набирая короткий номер службы такси. Через десять минут, я направляюсь к Грэму. Только он справится с нахлынувшим потоком моих слез. Скользкие, зигзагообразные капли текут по стеклам, и я откидываюсь на сидение, вспоминая «Хоуп Крик» и ночные грозовые ливни. Крыши наших бунгало трепетали от ветра и выдерживали монотонные удары до самого рассвета. Я и Моника, совершали перекличку и шептались, пока, третья жительница, смотрела цветные сны. В такие моменты, я была безумно рада, что она напросилась жить в мой домик. Водитель проезжает заправку, и я слегка нервничаю. А вдруг, Грэм, вне дома и совсем не ждет моего позднего визита? Пожалуй, я должна была его предупредить. Но надо было раньше думать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Красивый особняк в «Фотин Оакс», излучает свет в одном единственном окне на втором этаже. Я беру Айфон, пишу сообщение и вижу, как гаснет огонек лампы, а пять мгновений спустя, Моррисон выскакивает на улицу и, промокая до нитки, смотрит, как я расплачиваюсь с таксистом и бегу к нему навстречу.
