— О, даже не надейтесь.
Бетси засмеялась и подняла руку, показывая ему обручальное кольцо, чтобы напомнить о своем положении.
— Вы все время показываете мне это кольцо, но вы все-таки здесь.
Эйб пододвинул свой стул ближе. Бетси мгновенно вскочила и взяла фотографии:
— Вы просто самовлюбленный тип, да? Я-то думала, вас интересует Гас Пирс.
Она уже направилась к выходу, и Эйб пошел за ней следом.
— Интересует, — заверил он ее.
— И фотографии?
— Меня больше интересуете вы.
Бетси перевесила кофр с фотоаппаратом, чтобы он оказался между ними, защищая себя и предавая себя. В каком же положении она оказалась? Всего несколько дней назад она обсуждала в гостинице проблему свадебного десерта с Дорин Беккер. Дорин настаивала на «детских пальчиках» без какао, утверждая, будто шоколадные свадебные торты, какие нравились Бетси, всегда приносят несчастье. Ходили слухи, будто бы некоторые адвокаты в Гамильтоне, занимающиеся разводами, заказывают такие торты и присылают в подарок на свадебные церемонии, обеспечивая себя таким образом верным заработком.
— Вы всем женщинам, которых приводите сюда, говорите, что они вас интересуют? — спрашивала она Эйба теперь, сознавая тут же, что ей совершенно не нравится мысль, будто здесь могли бывать другие женщины.
— Я никого сюда не привожу, — ответил Эйб. — Не забывайте, вы сами сюда явились. И я очень этому рад.
И поскольку она поняла, что это правда, Бетси сама поцеловала его, прямо в темном коридоре. Она предполагала, что это будет только один поцелуй, но случилось совсем иное. Позже она говорила себе самой, будто захмелела, не понимала, что делает, во всем виновато пиво, выпитое слишком поспешно, и ее непредсказуемая реакция на праздники. Какова бы ни была причина, она целовала его долго, слишком долго, хотя и сознавала, что совершает большую ошибку. Ей вспомнилась молния, как внезапно она ударяет, человек не успевает даже опомниться, как все уже случилось и все уже разрушено.
Бетси говорила себе, что это будет всего одна ночь, всего несколько часов страсти, недолговечной, забываемой, конечно же никак никого не задевающей. Она не остановила его, когда он стянул с нее платье, которое она так старательно выбирала для вечера. Это было бездумно, безрассудно, но ей было наплевать. Что, в конце концов, такое страсть, если рассмотреть ее внимательно при свете дня? То, как женщина ищет поутру свою одежду, или то, каким взглядом смотрит на нее мужчина, когда она сидит перед зеркалом и расчесывает волосы? Или это блеклый ноябрьский рассвет, когда на окнах намерзает лед и вороны кричат с голых черных деревьев? Или же это то, как человек сдается на милость ночи, вступая на неожиданный для себя путь, на котором дневной свет для него уже никогда не будет снова таким же ясным?
В это время года в аптеке подавали на ланч знаменитые рождественские оладьи, особое добавление к меню, появляющееся каждый год между Днем благодарения и Новым годом, оладьи мастерски готовила Эйлин, жена Пита Байерса. Это местное лакомство, напоминающее ностальгический имбирный пряник, но только богаче на вкус и толще, обожали настолько, что некоторые обитатели больших домов с Мейн-стрит, хорошо одетые женщины, которые, как правило, не сидели за стойкой во время ланча, приходили рано утром, чтобы купить полдюжины оладий, а иногда даже больше.
Хотя после обеда стойка в аптеке бывала занята учениками Хаддан-скул, утро принадлежало местным жителям. Они часами обсуждали за кофе и старые новости, и текущие события, и к обеду со всем, начиная от помолвок и заканчивая нервными расстройствами, бывало покончено. Именно здесь люди начали гадать, что же происходит с Эйбелом Греем. Он больше не появлялся в «Жернове», где был завсегдатаем с тех пор, как достиг совершеннолетия; несколько женщин, с которыми он время от времени встречался, — например, Келли Эйвон из банка — не видели его уже несколько недель. Даг Лаудер и Тедди Хамфри, с которыми он часто играл в бильярд субботними вечерами в Миддлтауне, начали беспокоиться, а Расселл Картер, сообщивший, что Эйб больше не приходит играть в баскетбол, так переживал, что даже позвонил в участок выяснить, жив ли он.
Поскольку все они были холостяками, то вечно зависели от возможности Эйба сыграть с ними в карты или отправиться на рыбалку без предварительной договоренности, и вот теперь больше не могли на него рассчитывать. Они даже не подозревали, что Эйба можно застать валяющимся в высокой траве, где он размышлял о судьбе, что любовь поразила его так сильно, лишив чувства времени. Это он, кто всегда гордился своей пунктуальностью, теперь приходил не только не в тот час, но даже не в тот день, приезжал регулировать движение перед городской ратушей в четверг утром, хотя все знают, что клуб садоводов собирается в пятницу после обеда.
Соседи Эйба начали подозревать, что здесь замешана женщина, заметив его ночью на крыльце глядящим на звезды. Все решили, что он вытянул свой счастливый билет, когда Эйб явился в «Бутербродную Селены», насвистывая песни о любви и совершенно не понимая, что собирался заказать, при том что последние девять лет всегда заказывал индейку на ржаном хлебце. Некоторые дамы с Мейн-стрит, кому Эйб всегда приходил на помощь, при встрече похлопывали его по спине, радуясь, что он наконец нашел свою любовь. Давно уже пора. По причине нехватки одиноких мужчин в Хаддане — Тедди Хамфри таковым никто не считал, поскольку каждый раз, когда напивался, он умолял бывшую жену, Никки, пустить его обратно, — несколько молодых женщин расстроились, узнав, что Эйб теперь недоступен. Некоторые, например Келли Эйвон и кузина Мэри-Бет, которую ему безуспешно предлагали в качестве пары в День благодарения, пытались выведать правду у Джоуи Тоша, но он молчал как рыба, хотя, если на то пошло, даже Джоуи ничего не знал.
После того, что случилось в День благодарения, Эйб избегал старого друга. Он ездил на работу в древнем «крузере» деда и брался за задания, которые никто не хотел выполнять: регулировку движения или улаживание семейных скандалов, — чтобы наверняка работать одному. Когда они оба оказывались в участке, Джоуи занимался бумагами или читал «Хаддан трибьюн». Он ходил с непроницаемым лицом, точно такое же выражение было у него, когда Мэри-Бет была беременна Эмили и они решили пожениться, никому ничего не сказав.
Время от времени Эйб ловил на себе взгляд напарника, и как-то утром Джоуи остановился у стола Эйба:
— Старик, ты что-то сделался ранней пташкой в последние дни.
Забавно, Эйб никогда даже не замечал, что, когда Джоуи расстроен, у него подергивается правая половина лица.
— Приходишь ни свет ни заря, и все остальные скверно выглядят на твоем фоне.
Эйб откинулся на спинку стула:
— Так вот о чем ты беспокоишься, Джо? Чтобы не выглядеть плохо?
— Это моя ошибка. Мне не нужно было брать тебя с собой в День благодарения. Надо было держать тебя от всего этого подальше, как мне все и советовали.
— Правда? Я думал, твоя ошибка в том, что ты берешь деньги.
— Ты злишься просто потому, что я с тобой не согласен по поводу этого парнишки, Пирса. Ты хочешь мне доказать, что его убили? Ладно, его убили. И если на то пошло, может, и Фрэнка тоже. Может, кто-нибудь влез через окно и застрелил его. Это ты хочешь от меня услышать?
— Если ты думаешь, что я хочу этого, то совсем меня не знаешь.
— Может быть, не знаю. — Джоуи выглядел сейчас на свой возраст, он казался усталым, хотя Эйб слышал, что он больше не работает охранником в торговом центре. — Может, и не хочу знать.
Так они и жили, отдалившись друг от друга, как будто не были лучшими друзьями всю свою жизнь. Теперь, когда кто-нибудь спрашивал Джоуи, где его товарищ, почему Эйб больше не бывает по субботам в «Жернове», Джоуи только пожимал плечами.
— Я ему не телохранитель, — отвечал он на такие вопросы. — Эйб идет своей дорогой, а я — своей.
Джоуи никогда бы и не узнал, что с Эйбом что-то происходит, если бы Мэри-Бет не рассказала ему. Они с Келли Эйвон встретились в «Селене» и составили список всех незамужних женщин в городе, придя к выводу, что неизвестная особа не входит в число тех, кого они знают лично. Жители городка даже не предполагали, что Эйб может найти себе кого-то в Хаддан-скул. Так обстояли дела до сих пор: обитатели Мейн-стрит могли поступать как угодно, некоторые из них заходили настолько далеко, что даже отправляли иногда своих детей в Хаддан-скул, но от горожан из западной части города ожидали совсем иного. Пусть они владеют магазинами, пусть снабжают остальных горожан своими ботинками, хризантемами и сырами, предполагалось, что они так и должны оставаться в своей части города, когда речь идет о делах сердечных. И хотя Джоуи мог бы предположить, что у Эйба роман с той учительницей из Хаддан-скул, он никогда не догадался бы, насколько часто Эйб навещал ее, всегда поздно ночью, после отбоя, когда девочки «Святой Анны» уже спали и коридоры стояли пустынные и темные.
