Я молча слушал.
- Вы все усложняете, Моргенлендер, - вступилась Кэтрин. - Стоит ли удивляться болезненной реакции? Вы нервировали всех Все можно было сделать куда спокойнее.
- Идите к черту, Телепромптер. Энгьюина топили, и не его первого. Надо же мне было что-то с этим делать.
Кэтрин состроила гримасу.
- Идите писать рапорт, Моргенлендер. И можете сколько угодно делать вид, будто понимаете, что происходит.
Кто-то выключил огни. Я оглянулся. Машин на улице стало заметно меньше. Бригада наверху будет работать с телом и номером всю ночь, но остальные разъезжались кто по домам, кто снова на дежурство. За ночь нужно перекачать пару сотен единиц кармы, или твоя работа никуда не годится.
Телепромптер и Моргенлендер продолжали стоять в темноте, глядя друг на друга. Мне показалось, что разговор зашел в тупик. Лично я предпочел бы, отправиться домой и принять понюшку, но мне все продолжало казаться, что стоит попытаться выведать у Моргенлендера еще что-нибудь, пока есть шанс.
- Вам не приходилось слышать фамилию Фонеблюм? - спросил я. - Я имею в виду, не от меня. - Я надеялся, что он все-таки ответит. - Видите ли, моя работа в последнее время состоит исключительно в созерцании того, как при упоминании этого имени люди испуганно замолкают или бьют меня под дых.
- Что ты хочешь на этот раз? - невесело усмехнулся Моргенлендер.
Я не ответил.
- Ладно, убирайся с глаз моих. - Он повернулся и торопливо пошел прочь.
Не знаю зачем, но я посмотрел на землю: даже в темноте я увидел кровавые отпечатки его ног на мостовой. Я не стал проверять, но и так знал, что такие же остаются и за мной.
Мы с Кэтрин вернулись в машину и молча сели на ставшие уже привычными места. Наверное, нам стоило поехать куда-нибудь, знать бы только куда. Радио все бормотало, Кэтрин протянула руку и выключила его.
Когда она заговорила снова, я услышал, что ее голос дрожит. Бойня наверху встряхнула ее, и ее удобная версия уже не казалась такой удобной.
- Кто ее убил? - спросила она тихо.
Звучало так, словно она решила попробовать поверить мне: вдруг это заставит ее почувствовать себя лучше, чем от версии Корнфельда.
"А кто не убивал?" - чуть не взорвался я. Однако это был не самый умный ответ, и я промолчал.
Когда я начинал работать, у меня была глупая идея насчет того, что моя работа - искать отдельных виновных в массе невинных людей. На деле же это оказалось, скорее, поиском одного или двух невинных с тем, чтобы защитить их от массы негодяев. Мне не удалось защитить Ортона Энгьюина, а теперь вот - и Челесту Стенхант. Обидно, когда ты узнаешь, что человеку можно доверять, только после того, как его разделали на части в звуконепроницаемой комнате секс-клуба.
- Фонеблюмов кенгуру искал ее пару часов назад, - сообщил я Кэтрин. Я старался сосредоточиться только на сути дела, оставляя за скобками ту жестокость убийства, что сводила меня с ума от ярости. - Кстати, с ним был и доктор Тестафер. Правда, не похоже, что это дело рук доктора.
- Это похоже на дело рук маньяка.
- Может, это Барри Гринлиф убил ее? - выдвинул я идиотское предположение. - Вчера днем я был совершенно уверен в том, что Челеста его мать.
- Вы любили ее? - спросила она так же тихо. Я повернулся, но она не смотрела на меня.
- С чего вы это взяли?
- Так написано в вашем досье.
- Мне казалось, что мое досье изъяли.
- Я добилась, чтобы мне дали допуск.
Я позволил себе улыбнуться. Я знал теперь: то, что я ощущал в воздухе между нами, не просто плод моего воображения. Я так и не знал, что мне делать с этим, просто я получил подтверждение.
- Досье не совсем точно, - сказал я. - Мы виделись дважды. В первый раз я был пьян, а во второй раз она лгала. Кажется, я ударил ее раз. Это все.
Кэтрин пробормотала что-то, словно понимала, почему кто-то должен бить Челесту или почему мне нужно бить кого-то.
- А вы с Корнфельдом? - собственно говоря, это был не вопрос, но я все же оставил на конце вопросительный знак. - Моргенлендер назвал его вашим дружком.
Теперь настал ее черед улыбаться про себя. Мне показалось, что она получила такое же доказательство, как я только что.
- Он хотел этого, - ответила она. - Но нет.
- Хотел? - переспросил я. - Он что, сдался?
- Хочет до сих пор. - Она вздохнула.
- Значит, отчасти из-за этого он так старается усложнить мне жизнь, так?
- Возможно.
Я рассмеялся. Если бы Корнфельд знал мой нынешний сексуальный статус, он бы посмеялся вместе со мной. Думаю, что этого в моем досье не было. Кэтрин сидела и слушала, и, если что-то и показалось ей забавным, она оставила это при себе.
В конце концов я заткнулся, и в машине стало тихо. Мы оба сидели, глядя в ветровое стекло, только я смотрел не на улицу, а на отражение Кэтрин, и, когда я встретился с ней взглядом, понял, что она тоже смотрит на мое отражение. А потом мы уже держались за руки. Вот так все и было: только что мы просто сидели, и вот мы уже держимся за руки. Я мог бы сказать, что чувствовал себя как школьник, только школьником я никогда не делал ничего подобного. Я чувствовал себя кем-то, кто занимался этим в школьном возрасте, а теперь ему напомнили об этом. Я даже покраснел и разнервничался, как черт знает кто.
Мы держались за руки, пока наши ладони не вспотели. Я сообразил, что следующий шаг положено делать мне. Она не знала, что у меня отсутствуют нервные окончания для того, что ожидается, а я не хотел говорить ей об этом.
- Поехали куда-нибудь, - предложил я. - К тебе?
- У меня плохо, - ответила она. - Поехали к тебе домой.
Я удивленно посмотрел на нее.
- Разве Корнфельд не оставил кого-нибудь дежурить там?
- Оставил, - сказала она. - Меня.
27
Я вышел на кухню приготовить нам выпить и быстро выложил на стол щепотку своего порошка. Поколебавшись секунду, я втянул его, включив воду, чтобы заглушить звук. Не знаю, откуда взялась эта дурацкая застенчивость, но она взялась и все тут. Когда я вернулся в комнату, Кэтрин удобно уселась посреди дивана, так что, с какой стороны я бы ни сел, я оказался бы близко от нее. Здорово. Она хорошо смотрелась в моей квартире, лучше чем я сам. Я решил, что за минувшие дни она имела возможность потренироваться, как сидеть на моем диване.
Я протянул ей стакан.
- Садись, - сказала она.
Я сел. Все верно, мы сидели вплотную друг к другу.
После этого я потерял чувство времени. Мы просто пили и болтали, а потом мне надоело выходить на кухню со стаканами, и я просто принес бутылку и поставил ее на журнальный столик. Часы показывали двенадцать, и час, и два, и мне было все равно. Мы болтали о какой-то ерунде, и это было здорово, а потом поболтали о чем-то стоящем, и это оказалось еще лучше. Но о деле мы больше не говорили. Ни слова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
