В те годы никто не подозревал, что во внутренних районах Антарктиды встречаются свободные ото льда оазисы. Не удивительно поэтому, что исследователи были поражены видом бурой, «теплой», как записал в дневнике Щербатов, земли, или, точнее, скал и красноватого, причудливой формы незамерзшего озера.
Но скалы не только имели «теплый» цвет-солнце по-настоящему нагрело их, и Вийон со Щербатовым, бросившись на выветренные, покрытые коричневатой коркой камни, долго лежали, всем телом впитывая тепло, блаженствуя, отдыхая… В последние дни мысль о возможной гибели не раз приходила им в голову, но теперь, когда пальцы их перебирали угловатые обломки щебня, скопившегося в пазах между камнями, когда с криком кружил над ними снежный буревестник, — теперь они чувствовали себя спасенными!
Приподнявшись, чтобы еще раз оглядеться, Александр Щербатов увидел метрах в ста от себя огромного каменного барана. Щербатов легонько толкнул Вийона и по изумленному выражению лица своего спутника понял, что ему не померещилось. Да, перед ними стояло изваяние могучего, крутолобого с кольцеобразными рогами барана, а дальше, за ним, виднелось изваяние безрогого быка с высокой холкой.
— По-моему, мы оба в здравом уме, — тихо, словно боясь спугнуть животных, сказал Щербатов Вийону.
— Как будто бы, — ответил тот.
Сам не зная, для чего он это делает, Щербатов взглянул на часы: они показывали двадцать три часа тридцать пять минут.
Прошло еще несколько минут, и что-то неуловимо изменилось в странном мире оазиса: бык и баран вдруг утратили четкие контуры, они как бы растворялись, превращаясь в бесформенную каменную массу, в обычные, ничем не примечательные скалы… Но в те же минуты другие, столь же обыкновенные и ничем не примечательные скалы, словно под резцом невидимого скульптора, стали обретать еще неясные контуры. Чудилось, что пластичный камень делается упруже, собранней, сбрасывает с себя лишние куски породы, мешающие проявиться скрытой сути вещества… Таинственное движение огромной глыбы ни Вийон, ни Щербатов не могли объяснить, но оно совершалось и закончилось появлением слоноподобного животного, прочно стоящего на земле Антарктиды на коротких тумбах-ногах… Яркий солнечный блик упал на выпуклое плечо гиганта, и тогда случилось нечто еще более фантастичное: Морис Вийон и Щербатов увидели тонкую женскую фигуру, прильнувшую к ноге слона и молитвенно протягивающую руки к нему, владыке… Щербатов вскочил, порываясь броситься к фигурам, но Вийон остановил его, и не напрасно: через несколько мгновений женская фигура исчезла, причем исчезла моментально, будто ее убрали…
И вновь Щербатов непроизвольно взглянул на часы: они показывали ноль часов тридцать минут.
— Галлюцинация, — сказал Щербатов; он дышал тяжело, как после долгого бега.
— Нет, — возразил Вийон.
Они постарались взять себя в руки. Каменный слон уже медленно растворялся в лучах низкого солнца; лишь на секунду возникла неподалеку от него гибкая кошачья фигура какого-то хищника и исчезла.
Морис Вийон и Александр Щербатов продолжали всматриваться в очертания скал, но загадочная жизнь их уже прекратилась.
— Причуды выветривания, — сказал Щербатов, которому, наверное, было страшно произнести вслух мысли, пришедшие ему в голову.
— Нет, — снова возразил Вийон; он произнес это подчеркнуто твердо, — Нет!
И тогда они посмотрели в глаза друг другу.
— Я думаю о вашей гипотезе, — сказал Вийон. Солнце висело совсем низко, и холодный ветер, скатываясь с окрестных ледников, проносился над оазисом. Зябко поводя плечами, Щербатов занялся палаткой и долго ничего не отвечал.
— Нет, — сказал он потом. — Не может быть…
— Может, — возразил Вийон. — Может и было. Без человека тут не обошлось.
— Невероятно! — Щербатова трясло в спальном мешке, он не мог согреться. — Просто невероятно!
Морис Вийон лежал и высчитывал, сколько им осталось идти до промежуточной базы. Там ждет их Ришар. Но он будет ждать их только до двадцатого января. Это крайний срок, и Вийон сам приказал ни на день не задерживаться. Ришар уйдет, и если он уйдет… Да, времени у них в обрез. Ни одного дня в запасе.
— Останемся здесь на сутки, — предложил Вийон. — Если все повторится…
— Надо остаться, — сказал Щербатов, уже успевший произвести те же подсчеты.
Весь следующий день Щербатов отмалчивался, а Вийон, наоборот, был возбужден, взвинчен и, несмотря на бороду и запавшие щеки, выглядел помолодевшим.
— Наверное, мы недооцениваем интеллекта и творческой мощи наших предков, сказал он Щербатову. — Вообще-человека! И я вместе со всеми повинен в этом. Разочароваться в человеке, в людях — в людях, способных творить прекрасное. Нет, черт возьми! Мы еще поборемся. И здесь, и там, когда вернемся! Как по-русски «человек»? — опросил он и, с трудом выговаривая незнакомое слово, по слогам повторил его за Щербатовым: — Че-ло-век!.. Прошли сутки, и в тот же самый час, около полуночи, мертвые скалы ожили: сначала появились баран и бык, а потом слон с прильнувшей к его ноге женщиной и гибкая крупная кошка…
— Поздравляю! — не скрывая восторга, сказал Морис Вийон. — И вас, и себя поздравляю! Замечательнейшее открытие! — Он задумался и уже иным тоном, по-деловому добавил: — Антаркты знали тайну сочетания скальных контуров с падающими на них солнечными лучами… Скорее всего здесь находился храм, и сотни людей сходились сюда в полуночный час молиться…
Щербатов по-прежнему отмалчивался. Он свыкся с мыслью, что гипотеза его, рожденная за письменным столом, никогда не подтвердится, и открытие оглушило его. Нужно было время, чтобы прийти в себя, чтобы еще раз все продумать, и, пожалуй, никогда раньше он не мечтал так о встрече со своим учителем, с Анучиным, как в эти часы.
А потом Вийон и Щербатов перестали размышлять о древней цивилизации: они шли и считали оставшиеся до двадцатого числа дни, и получилось, что если ничего не случится, то они все-таки успеют.
Снежный шторм обрушился на их палатку, когда они находились на расстоянии одного перехода от базы.
Они поняли, что это конец. И потому, что от базы их отделял всего день пути, они с особой ясностью сознавали: открытие памятников антарктической культуры будет стоить им жизни.
Давно уже дома у нас существует традиция: перед далеким путешествием мы с женой обязательно приходим к Московскому университету, но не к новому зданию, а к старому, на Манежной площади. Там, за главными зданиями, есть не видимый с улицы, невзрачный четвертый корпус. Теперь в нем разместился философский факультет, но раньше-долгие, долгие годы-принадлежал он географам и геологам. Оттуда уезжали они в первые экспедиции, и туда они возвращались осенью загоревшие, повзрослевшие, а то и обросшие бородами…
Я мечтал об открытиях в Антарктиде, и если бы мне посчастливилось принять участие в антарктическом путешествии, оно началось бы для меня у стен четвертого корпуса… Не знаю, где находилась кафедра географии, когда в университете учился Щербатов. Но ведь для него-то, если быть точным, путешествие на Белый континент действительно началось с Манежной площади, и кирпичные стены Кремля, кремлевские башни навсегда остались в его памяти… Мне было несложно повторить начальный этап путешествия Щербатова… Поездом-до Архангельска, потом переправа на Кег-остров, самолет, Северная Двина под крылом самолета, тайга, озера, похожие на капли голубой ртути и — Онега.
А сейчас я прощаюсь с Онегой. Теплоход «Карелия» уже отошел от причалов. На реке тихо, и слышно, как бьется о подводную часть судна «топляк»-затонувший, но еще не легший на дно лес… Мне еще дано будет увидеть, как и Щербатову, гранитные луды, выступающие, как спины китов, из вод Белого моря, и те же проливы-салмы, и тот же лесистый Кий-остров с остатками белокаменного монастыря… И-все. Весь остальной гигантский путь Щербатова, вплоть до того рокового дня, когда они с Вийоном не застали на базе Ришара, мне проследить не удастся…
Щербатов совершил открытия в Антарктиде, я-только мечтал о них. Один из моих друзей, узнав, что его дерзкая мечта, связанная с изучением Северного Ледовитого океана, осуществлена другим, написал стихи, в которых были такие строки:
Я славлю героя, который
Исполнил мою мечту'
Сейчас мне захотелось повторить эти строки, — повторить, не считаясь с хронологией.
Глава четвертая
и последняя, в которой я «представляю интересы» Щербатова в разговоре с атлантологом и привожу дополнительные соображения в пользу антарктической гипотезы
В Москве живет удивительный человек — атлантолог по специальности. Правда, большую часть своей жизни он занимался химией и даже получил степень доктора химических наук. Но потом он заболел и уже не смог оправиться после болезни. Прежнюю работу пришлось бросить, и именно тогда бывший химик увлекся загадочной Атлантидой… Болезнь не оставляет его в покое, и уже около десяти лет он не выходит из дома. Но весь мир входит к нему в дом-письма идут из Северной и Южной Америки, из Австралии и Новой Зеландии, из Индии и Египта, из Англии и Германии — оказывается, по всему свету рассеяны ученые, пытающиеся разгадать загадку Атлантиды!
