отпуска, и легко соглашаются помочь, чтобы побыстрее вернуться в нормальное русло. Даже просить никого особенно не пришлось! Удивительно…
— А что ты хотела, Аннушка Николаевна, — говорит мне врач-рентгенолог, с которой мы пошли пообедать, а заодно обсудить пару рабочих вопросов. — Народ за эти дни от вашего заведующего настолько… кхм… офигел, не сказать бы хуже!
— Ой, не начинай, Алла Ивановна, — морщусь. — Мне уже все, кто мог, на него нажаловались.
— Ну, а что поделать, если он как бешеный был последнюю неделю, — пожимает плечами женщина и тут же вздрагивает. — Ой, явился! Ладно, пошла я. А то попаду под горячую руку ещё! Чуть позже забеги, как раз все заключения на последних пациентов проверю и отдам тебе.
Оборачиваюсь и вижу Никиту на входе в столовую. Коллега испаряется моментально, а у меня ещё полная тарелка! Мелькает мысль бросить всё и тоже уйти, но… я голодная. Да и вообще, что за детский сад. Поэтому сосредотачиваюсь на тушёных овощах и котлете. Надеюсь, он ко мне не подойдёт.
— Анна Николаевна, могу я к вам присоединиться?
Надежды не оправдались. Со вздохом поднимаю глаза. Добрынин садится напротив.
— Вы ведь уже присоединились, смысл спрашивать.
Упрямо продолжаю есть, мужчина тоже берёт вилку, но просто крутит её в руках.
— Я хотел узнать… как у вас дела?
Мне хочется закатить глаза. Что за вопрос?
— Всё отлично. Я успела проверить документацию и обнаружила, что…
— Нет, я не о работе, — перебивает торопливо.
— Мои нерабочие дела вас не касаются.
Да, грубо. И невежливо. Ну, для меня — я никогда не разговариваю с людьми в таком тоне. Но во-первых, он заслужил, а во-вторых, это заставляет его замолчать. Быстро доедаю обед, хирург к своей тарелке даже не прикасается.
— Никита Сергеевич, — поднимаюсь и смотрю в глаза вскинувшему голову мужчине, — мне нужно будет с вами поговорить.
Он поднимается с места тут же.
— Да, конечно, идёмте.
— Вы не поели, — качаю головой, — это ждёт…
— Я не голоден.
С сомнением смотрю на хирурга. Он совершенно точно слегка похудел. Ладно, взрослый мальчик, переживать ещё за него.
В кабинете, куда мы приходим, мне немного не по себе. Слишком тут… много воспоминаний. Но стараюсь сосредоточиться.
— Присядете? — Никита кивком головы указывает на стул, выдвигает его.
— Нет, пожалуй, не стоит, — делаю вдох. — Никита Сергеевич, я хочу перевестись.
— Куда?! — спинка стула под его руками внезапно издаёт отчётливый скрип.
Эм-м. Такой бурной реакции я не ожидала.
— Из ординатора в дежуранты. Как вы, возможно, помните, я была врачом-дежурантом, когда вы только пришли в отделение. Сейчас обстоятельства складываются так, что я бы предпочла вернуться к графику суточных дежурств.
Держу себя в руках, стараюсь спокойно глядеть на нервничающего заведующего. Ну в самом деле, он должен понимать, что это отличное решение в нашей ситуации. У врача-дежуранта восемь рабочих суток в месяц, стандартная ставка. Мы сможем пересекаться значительно реже.
— Аня…
— Анна Николаевна, — поправляю его.
— Анна Николаевна, я… прошу вас не делать этого, — он отводит глаза, но тут же опять смотрит на меня. — Пожалуйста. Мне сейчас очень нужна ваша помощь.
— Я не единственный хирург в отделении. Вы можете заменить меня одним из новых ординаторов…
— Нет! — резкими движениями поправляет воротник халата. — Не собираюсь я вас никем заменять!
— Никита Сергеевич, это наиболее подходящий выход из положения, — вздыхаю раздражённо, — ну будьте же разумны!
— Не могу, — он внезапно оказывается прямо напротив, я не успеваю среагировать, как одна рука уже обхватывает меня за талию, а другая ложится на затылок. — Не могу быть разумным рядом с тобой, — шепчет и прижимается к моим губам.
Возмущённо мычу прямо ему в рот, выворачиваюсь изо всех сил, и меня отпускают. Отпрыгиваю на шаг и с размаху влепляю ему пощёчину, так, что голова дёргается. Бью с такой силой, что даже ладонь вспыхивает, но мужчина не касается щеки, хотя на ней сразу начинает алеть след от моей пятерни.
— Если от этого станет легче, ударь ещё раз, — говорит тихо.
— Ты мазохист или просто идиот? — шиплю сквозь зубы.
— Я и не то заслужил, — он вздыхает и всё-таки слегка потирает место удара. — Тяжёлая у тебя рука, — улыбается криво и явно через силу.
— Иди ты… к чёрту! — отхожу ещё немного назад.
— Аннушка…
— Не смей меня так называть!
Губы горят, хочется прикоснуться к ним пальцами, но я сдерживаюсь.
— Я пыталась решить вопрос цивилизованно! Но с тобой… с вами, Никита Сергеевич, это просто невозможно! Заявление принесу сегодня вечером, — разворачиваюсь к двери, но мне тут же преграждают путь.
— Прости…те, Анна Николаевна, это больше не повторится! Я обещаю! Пожалуйста, — он смотрит на меня умоляюще, — вы можете отложить перевод? Хотя бы до конца месяца! Я не смогу без… без вашей помощи, вы же видели, что творится в отделении!
Чёрт! У меня не получается сопротивляться высказанной вот так просьбе. И в отделении правда сейчас сложно, согласна. А до конца месяца чуть больше трёх недель. Глубоко вздыхаю.
— Три недели. Не больше.
— Спасибо, — Никита отходит от двери.
Выхожу, сдерживая желание от души шваркнуть створкой о косяк.
Ближайшие несколько дней всё идёт спокойно. Добрынин держит слово, ни намёком не показывает, что нас связывало нечто большее, чем отношения двух коллег. Правда, я и не даю ему даже шанса нарушить обещание, потому что упорно не замечаю все просьбы зайти в кабинет к заведующему. Да и вообще, не до этого, работы полно.
Каждый вечер заезжаю к Соболевскому, который, как мне кажется, немного приболел, хотя упорно это отрицает.
— Герман Эдуардович, надеюсь, я не успела вам надоесть за эти дни?
Я разогреваю у него на кухне куриный суп, заранее заказала в неплохой кулинарии неподалёку. Герман с удовольствием наблюдает за мной, смеётся:
— Дорогая моя, да вы что! Нам, старикам, только дай возможность — всё внимание захватим.
— Вы не старик, — говорю ворчливо, — а мужчина в возрасте.
Что-то мне не нравится, как в последнее время он себя чувствует. Ему бы лечь в больницу на обследование, но Герман наотрез отказывается.
— Будь по-вашему, Аннушка, просто возраст уж очень значительный, — опять улыбается. — Кстати, вспомнил, я хотел бы, чтобы у вас были запасные ключи.
— Зачем ещё? — поворачиваюсь к нему испуганно.
— Не пугайтесь так, дорогая моя, — Соболевский машет рукой. — Просто на всякий случай. Я вот, бывает, подремать ложусь днём, могу не услышать звонок в дверь, а вы перенервничаете. И вообще, можете спокойно заходить в квартиру сами.
Собираюсь было возражать, но он качает головой.
— Не спорьте, Аннушка, мне так будет комфортнее.
— Ладно, — соглашаюсь и ставлю на стол тарелки. — Давайте
