Метель началась как по заказу, вернее, по молитве, ибо о ней втихомолку молились все трое. Коней оставили в охотничьем балагане — стоял такой не более чем в четверти версты от крепости. Была опасность заплутаться в черно-белой мгле, но князь Федор свято верил в удачу — и она не обманула: вскоре перед ними выросли заиндевелые стены.
Савка проворно раскутал один из мешков, коими снабдился в дорогу. В мешке оказалась веревка, а к ней крепился настоящий абордажный крюк. Этот крюк Федор зачем-то купил в Париже, на блошином рынке, испытывая при этом странное волнение. Может быть, он уже тогда предчувствовал, что этот крюк сыграет свою роль в его судьбе? Впрочем, орудие сие подверглось некоторому изменению. Для надежности к нему были прикованы еще два навостренных крюка, поменьше, так что все вместе теперь напоминало когтистую лапу какого-то неведомого зверя.
— Бросай!
Савка, неделю набивавший руку, изодравший до щелей весь забор вокруг огорода (поскольку дело делалось ночью, утром по селу расползались слухи, что дьяволы снова точили когти об ограду барской усадьбы), перекрестился и, сноровисто раскрутив крюк над головой, махнул им над высокой раненбургской оградою.
Глухой стук почудился громом, хотя умом князь Федор понимал, что его не мог никто услышать.., если кто-то не стоял рядом. Мгновение они, затаив дыхание, слушали, не закричат, не засвистят ли, но нет, ничего, только посвист метельный. Савка с силой дернул веревку — она натянулась как струна. Для верности со всей своей медвежьей силы рванул и Вавила — слава богу, крючья прочно засели в промерзшем дереве, можно было взбираться.
Первым предстояло лезть Вавиле: его зеленые глаза видели в темноте, словно кошачьи. Поплевав на тонкие вязаные рукавицы, он схватился за веревку, упираясь ногами в стену, и по-медвежьи тяжело, но проворно одолел подъем и взгромоздился на стену. Посидел пригнувшись, вглядываясь в ночную муть, потом тихонько посвистел — и так резко отпрянул, что чуть не свалился со стены, а до его сотоварищей долетело глухое, утробное ворчанье, которое грозило вот-вот перейти в громогласный лай.
Князь Федор особо интересовался, есть ли в крепости собаки, и Вавила, проведя тщательную разведку, выяснил, что имеется один только пес, принадлежащий Пырскому, злой, как и его хозяин (солдаты втихомолку даже и кликали его Степашкою, по имени капитана), всегда мучимый плотским голодом, ибо из крепости его не выпускали, а другой собачки здесь не было. Хитроумный Вавила, для коего воздержание всегда было самым тяжелым испытанием, придумал, как обезопасить себя со товарищи — и порадовать проголодавшегося по женской ласке страдальца. По его знаку Савка привязал к веревке теплый, тихонько повизгивающий мешок. Вавила проворно поднял груз на стену, развязал — и вынул хорошенькую сучку, испытывавшую те же страдания, что и Степашка, ибо у нее была течка. Перевесившись как можно ниже, Вавила осторожно опустил ее со стены — и едва успел различить две тени, метнувшиеся друг к другу, как их скрыла мгла. Опасности с этой стороны можно было не опасаться. Когда сучку утром обнаружат, подумают, что она украдкой проскользнула под колесами телеги, везущей провиант для гарнизона. Может, и оставят ее для Степашкиных утех…
Искренне пожелав бедолаге счастливой жизни, Вавила бесшумно перелез через стену и, повисев на руках, рухнул в сугроб, не причинив себе ни малого урону. Огляделся, обошел часовню, близ которой высадился на землю обетованную, — все тихо. Через мгновение на стене возникла черная фигура. Это был князь. Вавила дал знак — князь легко приземлился рядом. Подъем Савки несколько замедлился, ибо княжеский камердинер был обременен каким-то пухлым узлом, с которым никак не желал расстаться, и на все сердитые вопросы отвечал одно: «Сгодится, вот увидите!» Князь Федор вообще не был уверен, стоило ли брать с собою Савку: чем меньше народу будет шататься по крепости, тем лучше, но Савка просто-таки вцепился в него: «Да хоть за дверью постою, покараулю, знак подам, если что не так! Сгожусь, вот увидите!» Пришлось сдаться. Впрочем, верный слуга еще ни разу не подвел князя, напротив — иногда поражал его изощренным воображением.
Оставалось надеяться, что Савка и впрямь сгодится.
* * *
Ну, слава богу, все они наконец-то выбрались из спасительного сугроба, вытащили из забора крюк и зарыли его в снег: дожидаться своего часа. Ведь к утру предстояло выбираться из Раненбурга, а это могло стать еще той задачкою! Впрочем, князь Федор пока об этом старался не думать: хлопот и без того довольно.
Совсем рядом виднелись очертания часовенки.
Путь Вавиле теперь лежал туда: завесить окна, все приготовить. Но он медлил; не обращая внимания на секущий снег, вглядывался в лицо князя:
— Может, я все-таки сам ее приведу, а? Вам бы лучше здесь ждать, в безопасности…
Князь резко, сердито мотнул головой. Ну какой разговор?! Это был замысел Вавилы: мол, князь Федор схоронится в часовенке, а поп прокрадется в комнату Марьи Александровны и под каким-нибудь предлогом, украдкою, приведет ее. Савке, который пуще всего пекся о господской безопасности, предложение сие показалось заманчивым, однако князь Федор отказался наотрез. Все, хватит обманов и уловок в его с Машей жизни! Он должен задать ей вопрос и получить на него ответ, должен всякое ее решение принять в лицо, даже если это убьет его.
Примерно так он объяснил свой отказ Вавиле, и тот воззрился на него с суеверным ужасом:
— Это что ж.., выходит, ежели она не согласится, то мы попусту все наши приключения затеваем? Может статься, ни с чем придется уйти?!
— Может статься, — негромко проговорил князь, и что-то такое углядел Вавила в его непроницаемом лице, от чего прикусил язык. А теперь вновь завел тревожные речи, столь болезненные для сердца князя Федора, ибо куда больше, чем собак, солдат и Пырского, вместе взятых, он боялся увидеть ненависть в глазах любимой и услышать этот срывающийся шепот, от которого не раз просыпался и не мог больше уснуть: "Подите прочь!
Прочь от меня подите!.."
Почувствовав, как вмиг закручинился князь, Савка Украдкою показал Вавиле кулак и осторожно потянул барина за рукав:
— Да не слушайте вы его, ваше сиятельство! Пойдемте, мешкать не след.
Князь Федор молча двинулся за ним, а Вавила, тяжело вздохнув, проскользнул в пахнущую ладаном тьму часовни.
* * *
По расспросным сведениям и благодаря Вавилиной разведке ночные гости вполне ориентировались в доме, куда прибыли незванны-нежданны. Входная дверь на ночь запиралась изнутри, однако Вавила исхитрился расколупать замазанное на зиму окошко в малой кухоньке, так что забраться в дом удалось без помех. Едва шагнув в коридор, князь Федор понял, что слухи о многочисленной охране опального светлейшего и его семейства ничуть не преувеличены: храп, который несся по коридорам, издавали не менее двадцати стражников! «Интересно, узникам удается хотя бы вздремнуть под такой грохот?» — подумал он с сочувствием, теперь уже с меньшей опаскою ступая по скрипучим половицам: храп поглощал все звуки.
