Ползя, словно муха, вдоль гладкого стекла по узенькому карнизу, я проклинал всех и вся, однако упорно шел вперед. Устоять на карнизе, цепляясь присосками за стекло, было чертовски трудно, мышцы ступней устали буквально через несколько шагов, руки дрожали, голова кружилась. Я с детства боялся высоты. Вдобавок ко всему пошел холодный мелкий дождь, вызвав у меня еще один поток ругательств. Мало того, что холодная вода полилась мне за воротник, так еще и стеклянная стена, вдоль которой я шел по узенькому карнизу, стала скользкой, как каток. Один раз я неудачно зацепился присоской за мокрое стекло и едва не отправился по пути, проложенному полковником Бартом. Только чудом мне удалось удержаться.
Меня радовало только то, что почти все помещения на тридцать седьмом этаже были отданы либо под склады, либо под кабинеты, которые занимали сотрудники, погибшие при аварии с пульсаром, так что никто не мог меня увидеть. Если судить с этой точки зрения, то, в общем-то, даже хорошо, что пошел дождь. Тем меньше людей имеют шанс меня увидеть. Но с земли меня не заметишь, а из окон соседних зданий меня вполне могут принять за мойщика окон, которые должны были, согласно моим расчетам, уехать полчаса назад. Теперь же за дождем и легким туманом меня и вовсе никто не заметит. Только бы настоящие мойщики окон сегодня не решили поработать попозже. Хотя кто в такую мерзкую погоду станет мыть окна?
К счастью, все обошлось. Наконец я достиг противоположной стороны огромного здания «Лондон фармацептик компани». Самая утомительная часть операции была сделана.
Я мысленно поздравил себя с тем, что пока все мои расчеты оказались верны. Оставалось надеяться, что и дальше я нигде не ошибся. Впрочем, сейчас я это проверю.
Я прикрепил к стене в месте, где стеклянная плита была непрозрачна, поскольку за ней находилась фотолаборатория, второго «паука», который тотчас начал выпускать длинную тонкую веревку, по которой я спустился на крышу двадцатипятиэтажного здания самого большого лондонского магазина, примыкавшего к нашей конторе. Веревку, которую выпускал «паук», изнутри нельзя было заметить, потому что она находится в месте непрозрачного стыка двух стеклянных плит, а снаружи ее не заметить, потому что по цвету веревка не отличалась от фиолетового оконного стекла.
С помощью еще одного «паука» я спустился с крыши магазина к одному из окон, на которое они не сочли нужным поставить сложную сигнализацию, поскольку эта стена примыкала к зданию нашей конторы. Я без особых затруднений открыл окно, не потревожив простенький датчик движения, проскользнул, никем не замеченный, в мужской туалет, переоделся и, выйдя в зал, тотчас растворился в толпе людей, наполнявших магазин. На весь путь от своего кабинета до двери, ведущей из магазина на улицу, я затратил всего лишь двадцать две минуты.
Я без малейшего труда вышел на улицу и направился на Кроуфорд-стрит за головой Эдварда Хамнера.
ГЛАВА 23
…смелей, он целым не уйдет!
Не отступай!
Иоганн Гете. «Фауст»
Хороший выстрел, ваша светлость,
Попали прямо в сердце вы ему.
Старинная пьеса
По дороге я позвонил сначала Эду на его настоящую квартиру, потом Светлане, а потом Мартину, чтобы узнать, где сейчас Светлана. Она приобретала какие-то продукты в одном из магазинов неподалеку от своего дома, сопровождаемая по пятам двумя сыщиками Мартина. На квартире Хамнера меня встретил уже знакомый мне голос автоответчика. Что ж, будем надеяться, что Эд Хамнер находится сейчас в квартире на Кроуфорд-стрит и что он там один. Будет обидно, если такой план рухнет из-за того, что жертва не пожелала меня дождаться.
Мне потребовалось полчаса, чтобы добраться до места назначения. Кроуфорд-стрит оказалась старой улицей, застроенной небольшими домами в стиле по меньшей мере середины XX века, а некоторые вполне могли быть построены и в XIX, хотя изредка встречались и высотные новостройки.
По дороге я думал, какую бы сказочку скормить Мартину, который наверняка заподозрит неладное, когда завтра утром в газете прочтет о смерти жильца из квартиры номер 7 в доме номер 21 на Кроуфорд-стрит, и вспомнит, что именно с этой квартиры я приказал ему за день до убийства снять наблюдение. Поразмыслив, я решил, что лучше ничего не говорить. Как говорится, если оправдываешься, значит виновен. На воре и шапка горит. Не его это дело, и все тут. Вряд ли он побежит в полицию. А если окажется стукачом, я все его поганое агентство взорву к чертовой матери!
Я довольно быстро нашел дом номер 21, который своим видом напоминал викторианскую Англию и похождения Шерлока Холмса. Для поэта, коим, если верить досье, был Хамнер, это было самое подходящее место обитания. Правда, я пришел сюда для того, чтобы выписать ему билет в место, где мне будет гораздо приятнее его видеть – на кладбище.
Не колеблясь, я подошел к трехэтажному дому с островерхой черепичной крышей и выступающими вперед верхними этажами. Перед домом был разбит небольшой палисадник, огражденный фигурной чугунной решеткой, а фасадная стена густо увита плющом. Словно и не было полутора столетий, пролетевших над миром после окончания Викторианской эпохи. Только висевший на входной двери современный электронный замок, здорово портивший внешний вид здания, но зато оберегавший хозяев от покушений на их собственность и жизнь, напоминал, что на дворе стоит XXI, а отнюдь не XIX век.
У меня не было времени воевать с замком, к тому же коронер может заметить, что замок сломан, и поэтому я, нажав кнопку на замке, сказал хриплым голосом:
– Я бы хотел поговорить с мистером Хамнером, который сейчас находится в квартире номер 7, снимаемой мистером Эриком Кристиансеном.
До меня донеслось гудение, а потом из дверного замка раздался не слишком любезный голос Хамнера:
– Что, кому и какого черта надо?
– Это Бен Роджерс. Мы с вами встречались на вечеринке у Светланы Беловой. – Встречались, конечно, было не то слово, но ничего другого я не придумал. – Я пришел побеседовать с вами, мистер Хамнер.
– Как вы меня нашли? – сразу спросил Эд, словно засвеченный резидент вражеской разведки. – И что вам от меня надо?
– Я все объясню вам, если вы меня впустите, – ответил я.
– Хорошо. Моя квартира на самом верху.
Замок щелкнул и открылся, дверь распахнулась, приглашая меня пройти внутрь. Я задержался около двери ровно настолько, сколько потребовалось для того, чтобы стереть из электронной памяти замка наш с Эдом разговор. На это у меня ушло секунд пятнадцать.
Затем я потопал наверх, отыскивая квартиру номер 7. В здании было три этажа, по две квартиры на каждом, и я, признаюсь, немного растерялся, пока не сообразил, что под островерхой крышей дома наверняка есть мансарда, в которой вполне может уместиться целая квартира. Я бегом преодолел два лестничных пролета и увидел дверь с цифрой 7 и маленькую лестничную площадку, на которой стоял, ожидая моего появления, Эд Хамнер.
– Добрый день, – сказал я.
– Не слишком добрый, – проворчал Эд, продолжая стоять у двери.
– Возможно. Однако я пришел не за тем, чтобы обсуждать сегодняшний день.
– Тогда зачем же вы пришли? – холодно спросил Эд, по-прежнему перекрывая мне доступ в квартиру.
– Я хотел извиниться за то, что произошло между нами позавчера на вечеринке.
– Не стоит извинений, – столь же холодно продолжал Эд, – я сам напросился и получил свое. Надо признать, у вас неплохо поставлен удар ребром ладони, да и в гибкости вам не откажешь. – Он потер повязку на своем носу.
– У вас тоже неплохая техника ведения дистанционного боя, – ответил я.
– Ладно, чего там, – сказал, тяжело вздохнув, Эд и посторонился, пропуская меня. – Заходите.
Я вошел в квартиру, в которой сейчас обитал поэт. Она была небольшой, всего две маленькие комнаты, ванная и кухня, да еще большой балкон, выходящий на улицу.
– Чай будете? – спросил Эд.
– Буду, – ответил я, прикидывая в уме, как бы получше сделать то, за чем я сюда пришел.
– Так как вы меня нашли? – спросил Эд, поставив старомодный чайник на старинную газовую плиту.
– Выпытал у Криса, когда тот звонил мне, чтобы извиниться за свое поведение, – соврал я.
– Трепло скандинавское! – воскликнул Эд и добавил по этому поводу пару заковыристых проклятий.
– Поэтому я решил приехать к вам, узнать лично, как вы себя чувствуете, и заодно извиниться за все.
– За все извиняться не стоит, – сказал насмешливо Эд. – Чувствую я себя прекрасно, даже начал новую поэму, так что вы можете испить чая, как говорили раньше, и катиться на все четыре стороны. Чай у меня, кстати говоря, индонезийский, поэтому если вам он не нравится, можете сразу катиться по означенному маршруту.
– Если я вам столь неприятен, то совершенно не обязательно поить меня чаем.
– Это мой долг гостеприимного хозяина, а вы мне, в общем-то, даже симпатичны, просто я не люблю, когда меня кто-нибудь отвлекает от работы.
