отец одного из учеников до начала нашего торжества произнес фразу, которая невольно привлекла мое внимание: «Никак не могу взять в толк, чему могут научить их белые?»
Мой отец тоже так говорил, после того как я поначалу провалился на выпускном экзамене в педагогическом училище, с дипломом которого можно поступать в высшее педагогическое учебное заведение в Дакаре.
Поверьте мне, как старшему брату: знания, полученные в школе, позволят вам лучше понять наши традиции, нашу культуру и наше место в мире.
Став учителями, врачами, инженерами, адвокатами, техниками, работниками промышленности, вы будете способствовать развитию и процветанию нашей родины.
Присутствующие громко зааплодировали. Господин Лалейе изложил на местных языках — йоруба и хауса — краткое содержание своей речи, не забыв и о тех образных сравнениях, в которых заключалась основная ее мысль. Поскольку речь в переводе была понятна всем, то она сопровождалась громкими, одобрительными возгласами и прищелкиваниями пальцев. Затем снова раздались аплодисменты.
Никогда еще школа в Афежу не видела такого оживления среди родителей. Они то и дело перекидывали с плеча на плечо полы своих бубу — жест, которым африканцы пользуются как для того, чтобы выразить свою радость и гордость, так и для того, чтобы показать свои золотые перстни и маленькие опахала из белого конского волоса.
Школьный двор бурлил от радостного возбуждения. Всем казалось, что даже земля улыбается у них под ногами. Ученики, собравшись небольшими группками, совсем забыв о том, что речью господина Лалейе закончился учебный год, долго еще обсуждали ее. Больше часа многие из несчастных, которым не повезло на экзаменах, не вспоминали о своей неудаче, а счастливцы о своем успехе.
Во время речи господина Лалейе Айао не мог спокойно сидеть на месте. Ему все время казалось, что учитель знает о том, что он уже начал обучать своих родителей французскому языку и, руководствуясь этим примером, обращается ко всем остальным ученикам. Молодой учитель, направленный на работу в эту «глушь», продолжал говорить, и в голове Айао зарождался ясный до мельчайших подробностей план.
«Ты можешь идти далеко, очень далеко, Айао. Но нужно возделать свой собственный сад, необходимо сделать что-нибудь для Югуру... Есть один участок, он свободен, за него не надо платить, он принадлежит отцу. Найдутся и бескорыстные помощники... Мы хотим понять секрет белых людей, хотим быть образованными... Торопись, Айао! Торопись, твое место здесь...»
Нет, это не сон. В ушах его еще долго звучали эти несвязные фразы, а полтора месяца спустя после торжественного вручения свидетельств об окончании школы он объявил родителям о своем намерении поехать в Джен-Кедже, чтобы продолжить учебу.
— Я ожидал этого, — сказал Киланко.
— Отец, не беспокойся, я не уеду слишком далеко.
— Ты уедешь дальше, за Джен-Кедже.
— Я хочу быть учителем.
— Ну, тогда тебе придется тоже ехать в Дакар...
— Все будет зависеть от моей учебы, успехов, моего здоровья и удач. Но я обещаю тебе, что, кроме профессии учителя, я не выберу для себя никакой другой и ничто не заставит меня покинуть навсегда бабушку, маму, тебя и Югуру.
— К твоему возвращению меня на этом свете уже не будет, мой Малышка, — послышался спокойный голос бабушки, внимательно слушавшей этот разговор.
43. НА ВЕРШИНЕ ЮГУРУНЫ
Его охватило чувство нежности, и он снова увидел себя ребенком, когда он то и дело прибегал к бабушке, чтобы она приласкала его. От нее-то он и получил прозвище «Малышка». Только она умела так хорошо произносить это слово, с такой сердечной теплотой, что Айао и сейчас, услышав его, был тронут до глубины души. Как в детстве, бросился он к своей бабушке, присел на корточки возле нее и, положив ей на колени руки, опустив глаза, как это полагалось по обычаю, когда обращались к старшему, стал уверять ее, что она еще увидит его, ведь на каникулы он будет приезжать домой.
— Я уверен, бабушка, что каждый год, приезжая на каникулы, я снова буду видеть тебя здесь и, прижавшись к твоим коленям, я еще много раз смогу повторить: «Ты должна быть всегда рядом с нами!»
— Как приятно слышать это, мой Малышка! Но я не бессмертна. Мне только хочется, чтобы ты прожил так же долго, как я. Ведь тебе так много еще надо сделать!
— Да, да, с тем, что я задумал, в короткий срок не справишься. Я хочу, чтобы в Югуру была своя собственная
школа, чтобы наша деревня стала такой же современной, как и другие, о которых я читаю в газетах, тех, что братья присылают мне из больших городов. Мне хочется, нам, чтобы из Югуру вышли люди, способные разговаривать как с белыми, так и с африканцами больших городов, не знающими наших языков, без помощи переводчиков.
— Твоя мечта осуществится. Это я завещаю тебе именем твоего дедушки: ты уедешь далеко, чтобы затем снова вернуться сюда и выполнить все, что ты задумал, мой милый мальчик.
— Вот поэтому-то, нам, я и хочу, чтобы ты была здесь всегда и все увидела бы своими глазами.
— Пусть будет так! — сказала бабушка, и лукавая улыбка озарила ее лицо, лишь слегка покрытое морщинками, несмотря на ее восемьдесят лет.
В день отъезда в Джен-Кедже, через два с половиной месяца после успешного окончания школы, Айао поднялся довольно рано. Земля, еще влажная от ночной росы, дышала тонким ароматом. Айао тихо открыл дверь большой хижины, казавшейся слишком просторной теперь, когда, кроме него, в ней жили только Сита и Мумуни, их младший брат, и вышел. Его синяя пань, завязанная у шеи, спускалась ниже колен. Он походил на одного из вечно юных героев сказок нам Алайи, и его босые ноги оставляли на земле четкие следы, которые вскоре смешались со следами тех, кто побывал здесь до него.
Айао шел не спеша. Дойдя до подножия горы, он склонился над источником, вода которого, журча, текла среди трав в сторону апельсинового сада. Зачерпнув несколько пригоршней, он ополоснул лицо. Освежившись, Айао начал взбираться на гору Югуруну. Ему, как всякому жителю горных мест, это не стоило никакого труда.
По этой тропинке местные жители ходили с давних пор. Они и теперь продолжали ею пользоваться. Тропинка была гладкой, но, несмотря на ночную росу, совсем не скользкой, так как по ней с самого раннего утра, как только запел петух, без конца шли люди. Если взглянуть снизу,
