Подобная красота просто не могла существовать в действительности, не могла быть творением человеческих рук. Там непременно должны были обитать сказочные феи и эльфы с тонкими хрупкими крылышками, сияющими таким же призрачным светом, но никак не обыкновенные люди. Или блуждать сонмы мятущихся неупокоенных душ, жутких в своём нерушимом и нескончаемом одиночестве.
Да я сама себе казалась сейчас призраком, заблудившимся между вчера и сегодня, между землёй и небом. Неподвижная и бесшумная чёрная туша под ногами была совершенно невидима в ночи, и чудилось, что я парю в воздухе. Мы были не живыми существами из плоти и крови, а чем‑то невозможным и восхитительно жутким. Персонажами старой страшной сказки, рассказанной длинной морозной ночью беззубой старухой у тлеющего очага и записанной ощипанным гусиным пером на шершавой желтоватой бумаге при свете масляной лампы.
Я стояла, чуть дыша и боясь пошевелиться, впитывала кожей сказочное ощущение и остро сожалела, что сейчас у меня под рукой не было скрипки. Для завершённости картины не хватало лишь её тихого плача — столь же потустороннего, как и замершие в воздухе призрачные сталактиты домов.
Не знаю, сколько времени мы вот так простояли, застыв посреди неба. Сур тоже не двигался: может, был очарован не меньше меня, а, может, просто не хотел мешать моему удовольствию. В любом случае, я была ему благодарна — и за молчание, и за придерживающие меня руки, не позволяющие окончательно потеряться среди этой призрачной красоты и запаниковать.
Оцепенение отпустило постепенно. С лёгким порывом ветра, с тихим плеском воды под ногами, с мелькнувшей поперёк сияющего великолепия тенью.
— Спасибо, — тихо пробормотала я, потому что выразить свои эмоции в словах была неспособна. — Это… волшебно.
— Я рад, что не ошибся, — так же тихо откликнулся мужчина. Горячее дыхание пощекотало моё ухо, и я вдруг поняла, что воздух совсем не такой тёплый, как днём, и я как‑то незаметно умудрилась подмёрзнуть, разглядывая ночной город.
Правда, как следует задуматься об этом не успела. Правая рука мужчины с с моего бока переместилась на живот, крепче прижимая к горячему сильному телу, а левая — медленно и неторопливо двинулась вниз, осторожно огладила бедро и сместилась на ягодицу. Как мне показалось, бережным прикосновением принося извинения за причинённую недавно боль. Объятья за какое‑то мгновение перестали быть приличными, и мне уже было не просто не холодно — жарко и душно, и отчаянно захотелось с головой окунуться в ледяную воду.
Но я промолчала. Лишь обеими руками вцепилась в предплечье придерживающей за талию руки и прикрыла глаза, ощутив прикосновение губ мужчины к краю уха, которое совсем недавно грело его дыхание. Язык осторожно пощекотал мочку — и моё сердце в ответ бешено застучало в горле, а по спине вновь прокатилась волна мурашек. Дорожка из осторожных тёплых поцелуев пролегла по открытой шее к плечу, а ладонь мягко и настойчиво прижала мои бёдра к его.
Мелькнула мысль, что пора бы прекратить происходящее, пока всё не зашло слишком далеко, но вспыхнула искорками в том огне, что разжигали во мне сейчас руки мужчины. В то же пламя канули и воспоминания о боли, и страхи, и подозрения.
Не встретив сопротивления, Сур осторожно повернул меня и, одной рукой обхватив лицо, коснулся губами губ, пробуя на вкус и неторопливо изучая. Ладонь была шершавой и твёрдой, а губы — мягкими и невероятно нежными. Поцелуй постепенно становился всё более уверенным и откровенным, и я сама не заметила, когда мои пальцы запутались в густых жёстких волосах мужчины. Тянущее ощущение возбуждения внизу живота было одновременно сладким и мучительным, и я не сдержала тихого стона, который Сур поймал своими губами. А в следующее мгновение я почувствовала его ладонь на своей груди. Под одеждой. Пояс оказался уже развязан, и шелковистая ткань комбинезона сползла с одного плеча, открывая мужчине доступ к моему телу.
Прервав поцелуй, Сур переместился ниже, придерживая меня одной рукой за талию и вынуждая прогнуться, чтобы ему было удобнее ласкать губами мою грудь. А вторая его ладонь сместилась ещё ниже, даря откровенную и уже совсем бесстыдную ласку.
В сладком дурмане, окутавшем мой разум, вяло шевельнулась одинокая мысль, что приличные девушки на первом свидании даже не целуются. А я, судя по поведению, просто феноменально неприличная девушка, если позволяю такое мужчине, которого знаю всего пару дней.
Увы, своё чёрное дело эта мысль сделала, не позволив мне окончательно сгинуть в затягивающем водовороте наслаждения. Я вдруг очнулась и задохнулась от стыда, упёрлась обеими руками в плечи чужака, пытаясь отстранить его от себя, и с трудом выдохнула:
— Сур, остановись, пожалуйста!
Не знаю, что бы я делала, если бы он не обратил на это внимания. Возможности сопротивляться его силе у меня не было, да и, если совсем уж честно, добрая половина меня (кажется, даже больше половины) была категорически против прекращения такого приятного занятия. Наверное, если бы мужчина настоял на своём, начатое дело было бы доведено до логического конца; но тот послушался.
— Что случилось? — настороженно спросил он. Голос прозвучал хрипло и жарко, и отозвался в моём теле новой волной возбуждения, так что пришлось закусить губу, чтобы сдержать стон.
— Так нельзя, — тихо и жалко всхлипнула я. — Это… неправильно.
— О чём ты? — совсем уж растерянно уточнил Сур, обеими руками приобнимавший меня за бёдра. Ноги были ватными, и я обеими руками вцепилась в рубашку на его груди, чтобы не упасть.
— Прости, я… не могу, так нельзя, это всё… я почти совсем тебя не знаю!
— Причём здесь это? Я же вижу, тебе нравится. Нравлюсь я, мои прикосновения тебя возбуждают. А мне нравишься ты. Что не так?
— Понимаешь, я… зечики бы меня побрали, — пробормотала я невнятно, уткнувшись лбом в грудь мужчины. Настолько глупо я себя не чувствовала, кажется, никогда в жизни. — Я не то чтобы против секса до свадьбы, я против секса без любви. Звёзды! Нет, я понимаю, как это глупо, наверное, звучит, но… понимаешь, я ещё никогда и ни с кем… Ну, то есть, никогда не была с мужчиной в этом смысле. И я мечтала, чтобы первый раз всё было… красиво? Нет, зечики меня поберите, куда уж красивее‑то! Но… с любимым мужчиной. То есть, не со случайным знакомым, которого я знаю всего два дня, на первом свидании, а… с каким‑то более серьёзным чувством, чем простое физическое влечение. Прости, я… надо было сразу прекратить! Но я так увлеклась, всё было так чудесно. Я представляю, как по — идиотски это выглядит с твоей стороны, но я… не могу. Не прощу себе. То есть, конечно, я утрирую, но… — я запнулась, понимая, что начинаю нести форменный бред. Чувствовала, как отчаянно горят от стыда уши и щёки, и радовалась, что Сур этого хотя бы не видит. — Прости меня, я… дура, да?
