И только изредка проскальзывала информация о том, что введение нового закона принесет величайшее социальное зло.
Но каждый такой «прокол» становился предметом серьезного обсуждения у Сыркова…
Этим утром хозяин прибежал буквально разъяренным.
Минуя Светочку и не обращая внимания на ее томный взгляд, он промчался в кабинет и сразу ринулся к телефону. Быстро набрал номер и в нетерпении начал стучать по столу костяшками пальцев. На другом конце долго не брали трубку. Наконец там послышался тихий женский голос:
— Вас слушают. Это телекомпания «ЭН — ТВ»!
— Кто у аппарата?! — закричал Сырков.
— Дежурный редактор…
— Ах, дежурный редактор?! А где эта ваша старая карга?!
— Я вас не поняла?.. — растерялась женщина.
— Я спрашиваю, где ваша Лесновская?!
— Ее сейчас в редакции нет… Она будет только к обеду… Что ей передать?…
— Передайте вашей мадам, чтобы сразу, как явится, звонила в администрацию! Она знает кому!
Сырков бросил трубку на аппарат и нервно забегал по кабинету. Но не прошло и десяти минут, как раздался звонок. Он подбежал к столу и вновь схватил трубку. Внутри нее зазвучал ровный бархатный женский голос.
— Вы звонили мне, голуба моя?
— Я тебе не голуба! — заорал Сырков.
Лицо его перекосилось от злобы. Но собеседница на том конце провода, естественно, этого увидеть не могла.
— Что с вами, Владилен Михайлович? — продолжила женщина. — У вас какие-то проблемы?
— Это у тебя проблемы, старая дура! — сорвался он. Ее явно спокойный тон взбесил его еще больше. Не в силах сдерживать эмоции, Сырков буквально закричал в аппарат: — Ты что себе позволяешь на своем телеканале?! Почему твоя стерва, которая ведет специальный вечерний выпуск… как ее… Ольга Ромашкина вчера в вечернем выпуске новостей позволила себе издеваться над правительством и администрацией президента?! И надо мной лично?! Или ты забыла об уговоре?!
— О каком уговоре, голуба? Я с тобой ни о чем не договаривалась…
— Как это так?! — даже задохнулся от возмущения Сырков. — Мы договорились, что по вопросу льгот мы… то есть вы… критикуете только депутатов! Какого хрена вы лезете туда, куда вам путь заказан?!
— Я тебе еще раз говорю, голуба моя: я с тобой ни о чем не договаривалась, — продолжала настаивать Лесновская. — Деньги нам платит не правительство и не администрация президента. Так какие к нам претензии?
— Ах, деньги тебе платит не правительство?! А кто твой главный акционер? Или, может быть, он не на государственных деньгах сидит?!
— Этого я, голуба моя, не знаю, — спокойно парировала Лесновская. — И вообще, ты что сегодня — не выспался?
— Какое там — выспался?! — заорал Сырков. — После того, что наслушаешься перед сном на твоем канале, разве уснешь?
— И чего такого интересного ты вчера услышал от нашей Оленьки, что даже спать после этого не смог?
— Ничего! — отрезал Сырков. — Пусть твоя полоумная дура больше не выступает! А то мы ей быстро крылышки подрежем!
— Владилен Михайлович! Вы никак угрожать начали? Смотри-ка, дружок, это чревато последствиями. Как бы чего не вышло.
— Старая карга! — рявкнул Сырков и бросил трубку. Затем схватил ее вновь и набрал другой номер. — Миха? Это Влад! В общем так! Продумай, пожалуйста, вопрос о том, чтобы эту чертову телекомпанию… ну которая ведомству Чубчика принадлежит… срочно перекупить! Нам пора с их вольницей кончать. А уж потом мы уберем оттуда и эту дуру Лесновскую, и всех ее вшивых комментаторов!
Опустился в кресло и уставился на портрет президента.
Из всего этого короткого, но бурного разговора Сурок понял только то, что его хозяин не всегда галантно общается с женщинами. И это стало для него настоящим большим разочарованием, от которого остался тяжелый осадок в душе.
Не в силах сдержать своих нахлынувших чувств, он присел на задние лапы и завыл.
Заслышав странные звуки где-то в самой глубине кабинета, Сырков оторвал свой взор от портрета и прислушался. Но через некоторое время понял, что эти звуки исходят от него самого.
Он сделал над собой усилие и попытался сосредоточиться.
Но все было тщетно. Тогда он вылез из-за стола, встал посреди кабинета и принял свою обычную позу — левую руку на грудь, правую сзади — закрыл глаза и пустился вскачь по кругу.
Когда Света заглянула внутрь, чтобы сообщить о том, что к нему идет Сочин, она в ужасе отпрянула назад.
Но Игорь Иванович уже шагнул в открытую дверь и, стоя на пороге, с удивлением наблюдал представшую его очам уникальную по сюжету картину…
36
Осень началась в этом году довольно рано. С конца сентября зарядили постоянные нескончаемые дожди. Листья кленов, так и не успев расцвести всей полнотой красок, грустно попадали с деревьев на мостовую и превратились в кучи серого промозглого мусора.
Сойдя с трапа самолета в Шереметьево, Виктор Петрович понял, что тепла больше в этом году не будет.
Сонная пограничница на пункте паспортного контроля посмотрела на него как-то вяло и недружелюбно. И тонким писклявым голосом спросила:
— С какой целью летали в Америку?
— Это была деловая поездка по приглашению, — как можно более спокойно ответил Воронцов.
Пограничница с треском шлепнула в его паспорте штамп и бросила его на прилавок к самому носу профессора.
Но он уже не обращал внимания на эту мелочь. Главное — он теперь дома.
Виктор Петрович вышел в холл аэропорта и остановился в раздумье.
Куда теперь?
Всю дорогу в воздухе он думал над тем, что теперь делать. Идти со своими материалами в спецслужбу? Но к кому?
Передать их одному из своих друзей в Государственной Думе? Но что тот будет с ними делать? Устроит из этого очередное политическое шоу?
От этих размышлений даже разболелась голова.
Он вышел на улицу и поманил пальцем стоящее рядом такси. Затем рассеяно погрузился в него и очнулся только после вопроса водителя:
— Куда едем, господин хороший?
Воронцов на некоторое время задумался и вдруг твердо произнес:
— Поехали на Новую Басманную! — Потом добавил: — А там — в школу.
— В школу так в школу, — послушно повторил таксист и начал выворачивать со стоянки.
На пороге школьного здания Виктора Петровича встретил суровый охранник. Он решительно преградил ему путь, подозрительно поглядывая на тяжелый дорожный баул, и грозным голосом спросил:
— Куда? К кому?
— Я к своему товарищу.
— К какому еще товарищу? Здесь учебное заведение!
— Я понимаю. Но директор школы — Юрий Семенович — мой старый товарищ.
— Подождите, — несколько смягчился охранник. — Сейчас я о вас доложу. Как вас представить?
— Скажите, что приехал профессор Воронцов.
Охранник набрал номер телефона и доложил о прибывшем.
Через две минуты где-то внутри вестибюля возникла большая грузная фигура и уже через мгновение Виктор Петрович оказался в объятиях своего друга.
— Витька! Ты откуда? Вот не ожидал тебя сегодня увидеть!
— Да я прямо с самолета. Еще даже домой не заезжал.
— Ты здорово сделал, что прямо к нам! Идем быстрее ко мне! Сейчас по чашке чаю с дороги выпьем! Да брось ты свой баул! Ребята его притащат в канцелярию!
Охранник моментально подхватил из рук профессора большую увесистую сумку и побежал впереди них. Воронцов, показывая взглядом в сторону удаляющегося парня в камуфляжной форме, хотел было задать вопрос. Но Юрий Семенович опередил его. Он махнул рукой и проговорил:
— Не обращай внимания! У нас теперь, после бесланских событий, очухались и решили охранять школы от террористов. Вышестоящее начальство всех обязало заключить договоры с охранными фирмами. Поэтому в школу теперь просто так не войдешь. Как будто эти террористы не найдут других путей проникнуть сюда!
За чашкой чая друзья разговорились.
Сначала Юрий Семенович скороговоркой поведал о всех превратностях наступившего учебного года.
— Понимаешь, Витюш, я работаю в системе образования уже более тридцати лет. Мы с тобой пережили множество всяких реформ. Но то, что происходит сегодня, не поддается никакому сравнению. Вот здесь, — он показал рукой на заваленный бумагами стол, — огромная масса всевозможных инструкций и указаний, которые я как директор должен выполнить. Но это же уму непостижимо! Складывается впечатление, что там — наверху — сидят не просто безмозглые люди. По-моему, главная их задача — окончательно разрушить все то, что мы с тобой создавали все эти годы. Каждый год мы начинаем в условиях неимоверного стресса. Переступая первого сентября порог школы, ни я, ни мои учителя, ни родители, ни дети не знают, что нас ожидает впереди. У нас до сих пор нет образовательных стандартов. Потому что всерьез воспринимать вот это, — он придвинул к Воронцову толстую замусоленную книжку, — просто невозможно. Это ведь — чушь собачья!
