обезьян. Сотая обезьяна или нет, но суть в том, что, когда достигается переломная точка, когда определенное число обезьян…
– …или людей, – сказал Стивен.
– …начинают вести себя одинаково.
– …или верить в одно и то же, – прибавил Стивен.
– Именно, – кивнул Винсент. – Так вот, тогда и происходит взрывное распространение идеи.
– Она начинает жить собственной жизнью, – сказал Арман, покосившись на Эбигейл.
Он подумал, что, возможно, лекция в спортзале и хаотичная стрельба были «сотой обезьяной». А еще ему пришло в голову, что в этом и состояла цель стрельбы.
Он был погружен в эти мысли, когда Оноре, все еще щеголявший бутафорскими кроличьими ушами, подошел к нему, таща за собой санки.
– Дед… – начал он, но больше ничего сказать не успел.
Бах! Бах! Бах! Грохот заполнил комнату.
Арман прижал к себе Оноре и, быстро развернувшись спиной к источнику этих звуков, согнулся над мальчиком, закрывая его своим телом.
Жан Ги в другом конце комнаты обхватил Анни и Идолу, а Хания упала на колени, скрючилась и прикрыла голову руками. Постаралась сделаться как можно меньше.
Через пару секунд пальба прекратилась, и Арман, переместив Оноре себе за спину, развернулся и своим проницательным взглядом окинул гостиную. Мышцы его напряглись, и он был готов действовать, хотя разум подсказывал, что…
– Это хлопушки, Арман. – Стивен сочувственно смотрел на крестника. Протянув костлявую руку, он коснулся груди Армана. – Все в порядке.
Потрясенный Оноре уставился на деда. Кроличьи уши съехали набок. Нижняя губа дрожала.
– Нет-нет. – Арман опустился на колени, чтобы заглянуть в глаза мальчика. – Нет-нет. Все в порядке. Просто я…
Просто – что?
«Просто я подумал, что началась стрельба». Но Гамаш не произнес этого вслух.
Днем ранее, во время лекции, он сразу же понял, что взрываются хлопушки, но тогда он был настороже и готовился к неожиданным происшествиям. А сейчас его застигли врасплох.
Он распахнул руки, и Оноре прижался к нему.
В другом конце гостиной Гамаш заметил Жана Ги – вид у зятя был потрясенный. Потом перевел взгляд на Ханию Дауд – Розлин и Клара кинулись к ней, чтобы помочь подняться, а она отталкивала их руки.
Больше никто не прореагировал на шум. Только они. Все остальные сразу поняли, что это хлопушки. А они слышали пистолетные выстрелы.
Прижимая к себе внука, Арман думал, насколько глубоки их раны на самом деле. Насколько велик ущерб.
Затянутся ли эти раны когда-нибудь?
Глава девятнадцатая
– Désolé[65].
Феликс позвонил, когда Жан Ги и Арман вышли.
– Этот маленький засранец ничуть не сожалеет, – сказал Жан Ги.
Теперь уже было ясно, что хлопушки бросил в костер одиннадцатилетний помощник месье Беливо.
– Только не говори мне, что ты в его возрасте ничего подобного не делал, Жан Ги. Хлопушки? Костер? Ты бы всю чертову коробку бросил в огонь.
Жан Ги ухмыльнулся. Так оно и было. Шутихи. Петарды. Такие свистящие ракеты. Все это превратилось бы в блистательную демонстрацию его бессилия.
К ним присоединился месье Беливо, его сапоги проскрипели по утрамбованному снежку.
– Désolé. Я разберусь с этим. Мои хлопушки. Моя вина.
Месье Беливо посмотрел сквозь языки пламени на Феликса, который понемногу подходил все ближе к открытой коробке с пиротехникой.
– Eh, garçon. Non[66]. – Голос его звучал твердо, но, когда он повернулся к Арману и Жану Ги, на его лице было добродушное выражение. – Дети…
Будучи бездетным холостяком, бакалейщик по отношению к детям всегда был добр и терпелив. Он словно вместо того, чтобы дать жизнь одному, присвоил себе их всех.
Месье Беливо отправился поговорить с Феликсом, а Арман и Жан Ги грелись у костра, протягивая к нему руки без перчаток. Стояла ясная, морозная ночь, хотя ветер усиливался.
– Погода ухудшается, – сказал Жан Ги, глядя на звезды и безотчетно ища глазами Большой Ковш.
Куртки они оставили в доме, а потому жались поближе к костру.
Слышался знакомый скрежет: ветер гнал кристаллы льда по снежной поверхности. Подхваченные порывом угольки и дымок костра понесло в сторону Гамаша и Жана Ги. Они закрыли глаза и отвернулись.
Когда ветер стих, Арман спросил:
– Все в порядке?
Жан Ги улыбнулся:
– Дым в глаза попал. Думаю, выживу.
– Я говорю о профессоре Робинсон.
– Она видела Идолу, – сказал Жан Ги; Арман молча смотрел в потрескивающий костер, зная, что это еще не все. – Я пытался остановить ее, Арман. Думаю, Анни решила, что я хочу защитить Идолу, и да, это было главной причиной. Но…
Арман ждал.
– …но где-то в глубине души мне не хотелось показывать ей свою дочь.
В пляшущем свете пламени Арман впервые увидел морщины на лице Жана Ги. Неужели столько лет прошло со времени их знакомства? Лет, породивших эти морщины.
Кроме того, он заметил пробивающуюся седину в темных волосах зятя.
– Но ты ей позволил, – сказал Арман.
– Только из-за Анни. Она сказала, что все в порядке.
– И как? В порядке?
Жан Ги хохотнул, и тут Арман увидел, что самые глубокие морщины начинаются в уголках его глаз. Морщины смеха.
– Все к тому идет.
Бовуар обернулся и кинул взгляд через окно в гостиную. У камина стоял телевизор – по каналу «Радио Кэнада» шла ежегодная квебекская новогодняя программа «Пока-пока».
Стулья поставили ближе к экрану, и гости подходили и усаживались с тарелками и выпивкой в руках.
– Идите в дом! – позвала Рейн-Мари от двери. – Уже почти полночь.
– Ветер набирает силу, – сказал месье Беливо. – Я побуду на улице. Послежу за костром. И ты тоже иди, – велел он Феликсу. – Выпей горячего шоколада, погрейся.
– Нет, – помотал головой мальчик. – Я хочу с вами. За костром нужно присматривать.
– Идем, – сказал Арман Жану Ги. – Вместе проводим этот год.
– Вы же не собираетесь поцеловать меня, когда пробьет двенадцать? Эй, кстати, вы горите.
Арман опустил взгляд. Уголек и вправду попал на его свитер.
Жан Ги натянул рукав на пальцы и сбил тлеющий уголек со свитера тестя.
Они вошли внутрь, получили по чашке горячего шоколада и отнесли их бакалейщику и его ученику, а потом присоединились к собравшимся у телевизора.
Рейн-Мари обняла Армана и приткнулась к нему.
– Ты против чего-то протестуешь?
– Почему ты так решила?
– Я смотрю, ты собираешься устроить самосожжение.
Он посмотрел на свой свитер. Похоже, Жан Ги заметил не все угольки.
Рейн-Мари похлопала по свитеру и загасила тление.
– Этот свитер был рождественским подарком. Ты проносил его неделю.
– Миссис Клаус будет разочарована.
– Миссис Клаус понимает, что иногда мужчины прибегают к самосожжению.
Он рассмеялся:
– Спасибо, ты спасла мне жизнь.
– Я спасла свитер. А ты просто случайно в
