Я помню мои студенческие годы. Говорить что-нибудь против общего настроения было невозможно. Вас стаскивали с места, называли чуть ли не шпионом. Но это бывает у нас не только в молодые годы. Разве наши представители в Государственной думе не враги друг другу? Они не политические противники, а именно враги. Стоит кому-либо заговорить не так, как думаете вы, и сразу же предполагаются какие-то грязные мотивы, подкуп и т. д. Какая же это свобода?
И вот вам еще пример к предыдущему. Мы всегда с восторгом повторяли слово «свобода», и когда доходит до действительности, то получается полное третирование свободы.
Следующее качество ума — это привязанность мысли к той идее, на которой вы остановились. Если нет привязанности — то нет и энергии, нет и успеха. Вы должны любить свою идею, чтобы стараться для ее оправдания. Но затем наступает критический момент. Вы родили идею, она ваша, она вам дорога, но вы вместе с тем должны быть беспристрастны. И если что-нибудь оказывается противным вашей идее, вы должны ее принести в жертву, должны от нее отказаться. Значит — привязанность, связанная с абсолютным беспристрастием, такова следующая черта ума.
Вот почему одно из мучений ученого человека — это постоянные сомнения, когда возникает новая подробность, новое обстоятельство. Вы с тревогой смотрите, что, эта новая подробность, за тебя или против тебя. И долгими опытами решается вопрос: смерть вашей идее или она уцелела.
Посмотрим, что в этом отношении у нас. Привязанность у нас есть, много таких лиц, которые стоят на определенной идее. Но абсолютного беспристрастия — его нет. Мы глухи к возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности.
Следующая, пятая черта, — это обстоятельность, детальность мысли. Что такое действительность? Это есть воплощение различных условий, степени, меры, веса, числа. Вне этого действительности нет. Возьмите астрономию, вспомните, как произошло открытие Нептуна. Когда вычисляли движение Урана, то нашли, что в цифрах чего-то недостает, решили, что должна быть еще какая-то масса, которая влияет на движение Урана. И этой массой оказался Нептун. Все дело заключалось в детальности мысли. И тогда так и говорили, что Леверье кончиком пера открыл Нептун. То же самое, если вы спуститесь и к сложности жизни. Сколько раз какое-либо маленькое явленьице, которое едва уловил ваш взгляд, перевертывает все вверх дном и является началом нового открытия. Все дело в детальной оценке подробностей условий. Это основная черта ума.
Что же? Как выглядит эта черта в русском уме? Очень плохо.
Мы оперируем насквозь общими положениями, мы не хотим знаться ни с мерой, ни с числом. Мы все достоинство полагаем в том, чтобы гнать до предела, не считаясь ни с какими условиями.
Это наша основная черта.
Возьмите пример из сферы воспитания. Есть общее положение — свобода воспитания. И вы знаете, что мы доходим до того, что осуществляем школы без всякой дисциплины. Это, конечно, величайшая ошибка, недоразумение. Другие нации это отчетливо уловили, и у них идут рядом и свобода, и дисциплина, а у нас непременно крайность в угоду общему положению.
… Культурные классы, интеллигенция обыкновенно имеют стремление к вырождению. На смену должны подыматься из народной глубины новые силы. И конечно, в этой борьбе между трудом и капиталом государство должно стать на охрану рабочего. Но это совершенно частный вопрос, и он имеет большое значение там, где сильно развилась промышленность. А что же у нас? Что сделали из этого? Мы загнали эту идею до диктатуры пролетариата. Мозг, голову поставили вниз, а ноги вверх. То, что составляет культуру, умственную силу нации, то обесценено, а то, что пока является еще грубой силой, которую можно заменить и машиной, то выдвинули на первый план. И все это, конечно, обречено на гибель как слепое отрицание действительности.
У нас есть пословица: «Что русскому здорово, то немцу смерть», — пословица, в которой чуть ли не заключается похвальба своей дикостью. Но я думаю, что гораздо справедливее было сказать наоборот; «То, что немцу здорово, русскому смерть», Я верю, что социал-демократы — немцы приобретут еще новую силу, а из-за нашей русской социал-демократии, быть может, кончим наше политическое существование.
Перед революцией русский человек млел уже давно. Как же: у французов была, а у нас нет. Ну и что же, готовились мы к революции, изучали ее? Нет, мы этого не делали. Мы только теперь, задним числом набросились на книги и читаем. Я думаю, что этим надо было заниматься раньше. Но раньше мы лишь оперировали общими понятиями, словами, что, вот, бывают революции, что была такая революция у французов, что к ней прилагается эпитет «великая», а у нас революции нет. И только теперь мы стали изучать французскую революцию, знакомиться с ней.
Следующее свойство ума — это стремление научной мысли к простоте. Простота и ясность — это идеал познания. Вы знаете, что в технике самое простое решение задачи есть и самое ценное.
Сложное достижение ничего не стоит. Точно так же мы очень хорошо знаем, что основной признак гениального ума — это простота. Как же мы, русские, относились к этому свойству? В каком почете у нас этот прием, покажут следующие факты.
Через мою лабораторию прошло много людей разных возрастов, разных компетенций, разных национальностей. И вот факт, который неизменно повторялся, что отношение этих гостей ко всему, что они видят, резко различно. Русский человек, не знаю почему, не стремится понять то, что видит. Он не задает вопросов с тем, чтобы овладеть предметом, чего никогда не допустит иностранец. Иностранец никогда не удержится от вопроса. Бывали у меня одновременно и русские, и иностранцы. И в то время как русский поддакивает, на самом деле не понимая, иностранец непременно допытывается до корня дела. И это проходит насквозь красной нитью через все. Можно представить в этом отношении много и других фактов.
Вообще, у нашей публики есть какое-то стремление к туманному и темному. Я помню, в каком-то научном обществе делался интересный доклад. При выходе было много голосов «гениально».
А один энтузиаст прямо кричал: «Гениально, гениально, хотя я ничего не понял!» Как будто туманность и есть гениальность.
Следующее свойство ума — это стремление к истине. Люди часто проводят всю жизнь в кабинете, отыскивая истину. Но это стремление распадается на два акта. Во-первых, стремление к приобретению новых истин, любопытство, любознательность.
А другое — это стремление постоянно возвращаться к добытой истине, постоянно убеждаться и наслаждаться тем, что то, что ты приобрел, есть действительно истина, а не мираж. Одно без другого теряет смысл. Если вы обратитесь к молодому ученому, научному эмбриону, то вы отчетливо видите, что стремление к истине у него есть, но у него нет стремления к абсолютной гарантии, что это — истина. Он с удовольствием набирает результаты и не задает вопроса, а не есть ли это ошибка. В то время как ученого пленяет не только то, что это новизна, а что это действительно прочная истина. А что же у нас?
А у нас прежде всего первое — это стремление к новизне, любопытство. Достаточно нам что-либо узнать, и интерес наш этим кончается. Как я говорил на прошлой лекции, истинные любители истины любуются на старые истины, для них это процесс наслаждения. А у нас — это прописная, избитая истина, и она нас больше не интересует, мы ее забываем, она больше для нас не существует, не определяет наше положение. Разве это верно?
Перейдем к последней черте ума. Так как достижение истины сопряжено с большим трудом и муками, то понятно, что человек постоянно живет в покорности истине, научается глубокому смирению, ибо он знает, что стоит истина. Так ли у нас? У нас этого нет, у нас наоборот. Я прямо обращаюсь к примерам. Возьмите вы наших славянофилов. Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза «гнилому» Западу. Откуда эта гордость и уверенность? И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды?
Нисколько! Разве мы теперь не читаем чуть ли не каждый день, что мы авангард человечества? И не свидетельствует ли это, до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически?
Возьмите веру в нашу революцию. Разве здесь было ясное видение действительности со стороны тех, кто создавал революцию во время войны? Разве не ясно было, что война сама по себе страшное и большое дело? Дай бог провести одно его. Разве были какие-либо шансы, что мы сможем сделать два огромных дела сразу — и войну, и революцию? Разве не сочинил сам русский народ пословицы о двух зайцах?
Возьмите нашу Думу. Как только она собиралась, она поднимала в обществе негодование против правительства. Что у нас на троне сидел вырожденец, что правительство у нас было плохое — это мы все знали. Но вы произносите зажигательные фразы, вы поднимаете бурю негодования, вы волнуете общество. Вы хотите этого? И вот вы оказались между двумя вещами — и перед войной, и перед революцией, которых вы одновременно сделать не могли, и вы погибли сами. Разве это видение действительности?
