смысле возможности наблюдать это окружающее повсеместное благолепие. Территориальное физическое насилие вполне себе мирно живет на периферии цивилизованного мира, а в последние годы и сам этот "цивилизованный мир" все сильнее скатывается на периферию. Горячие войны идут с непременным успехом, атомная война так и не снята с повестки дня, а терроризм и преступность не утихают. Современность выглядит идиллией только по сравнению с еще недавним прошлым, когда кровопролитные войны шли беспрерывно, сменяя одна другую.
Соответственно, механизмы физического насилия, которые остаются территориальными – силовые государственные структуры – потихоньку превращаются в анахронизм. Приняв на себя формальные функции гаранта существующей процедуры социального договора, они фактически сами разрушают ее под давлением экономических и идеологических групп. В условиях повального эгоизма, ничто не может являться ее гарантом, свидетельством чему служит неистребимая иерархия, а не баланс интересов, как это замышлялось отцами-основателями общества социального контракта.
Дефектная по самому замыслу конструкция не слишком эффективна уже на территориальном уровне, но ситуация усугубляется глобализацией. Территориальность приходит в конфликт с новой, виртуальной структурой коллектива и всемирным полем борьбы. Если на государственном уровне мы еще имеем хоть какую-то формальную процедуру согласования интересов, то на глобальном никто блага не распределяет. Глобально идет борьба, согласовываются только групповые интересы верхушек. Что победит в конфликте – зародившаяся мировая иерархия, которая выстраивает под себя некую ущербную силовую конструкцию, или государственные демократические механизмы – сомнений уже не вызывает.
Исчезновение территориального коллектива, вместе с его основой – физическим насилием, имеет для нас самые серьезные последствия. Этим кончается первый, и можно надеяться самый легкий этап истории – этап зарождения этики. Зарождения в смысле осознания насилия и осознанного противодействия ему – вопрос победы и выживания больше не ставится, героическая мораль как постоянный спутник быта уходит в прошлое, разум вот-вот окончательно повернется к миру и свободе. Теперь, когда новый коллектив станет виртуальным, все общество приобретет шаткость и неустойчивость. Его основой станет обьективная этика. Она будет единственным твердым основанием дальнейшего прогресса, и чем обьективней тем тверже.
– Моральная унификация
Кое-какие последствия, однако, уже начинают проявляться. Если раньше обособленные коллективы могли подолгу находится на собственных ступенях морального развития, то глобальное информационное пространство и международное сотрудничество ведут к моральной унификации. Национальные государства внутренне уже не сильно отличаются друг от друга. Везде похожие политические и экономические системы, типичная массовая культура. Тем не менее современная жизнь все еще разнообразится в моральном отношении. Некоторые нации трудолюбивы и законопослушны, некоторые – оригинальны и своеобразны. Впрочем, нации успешно перемешиваются, благодаря миру, унификации и неустанным заботам мировой верхушки. Культурные процессы идут и внутри, и между нациями под воздействием различных светлых и темных сил – идеологии и религии, литературы и кинематографа, науки и образования.
Наиболее консервативна религия – она стремится сохранить моральные структуры древности, изображенные еще миллион лет назад на рис. 1.2. И хотя религии, бывает, различаются, особенно в отношении к эгоизму, в целом подход общий. Единоверцы, местная община, родные – тот круг, который требует самопожертвования; отступники, неверные и безбожники – неполноценные люди, поступать с которыми следует морально-насильственно, как минимум – т.е. по возможности обращая в свою веру, этакий моральный трайбализм. Про максимум, т.е. истребление и порабощение, помышляют лишь немногие застрявшие в глубоком средневековье. С религией схожа государственная идеология, которая из граждан делает должников во имя родины и проигравших в социальной борьбе, а из прочих – к счастью не всех, а только избранных – врагов. Правда, этим избранным не везет серьезно, поскольку государственная машина редко останавливается, пока не начинает их физически уничтожать. Прочие большие и маленькие идеологии, а фактически групповые морали, различаются только критерием своих – этничность, язык, цвет кожи, уровень доходов, место рождения, экономические предпочтения, общее место службы, совместные темные делишки.
Передовая философская наука и остатки гуманистического искусства в противовес всевозможному моральному хламу продвигают высокие идеалы истинной человеческой природы, а врагов выносят куда-то в неземные миры. При этом они очень убедительно доказывают, что все люди одинаково хороши и достойны теплого, альтруистичного отношения, а плохие одиночки заслуживают понимания, снисхождения и в крайнем случае перевоспитания. Основной поток художественного творчества потерял прежнее моральное значение и превратился в пошлое развлечение со счастливым концом, интересное только тем, кто предпочитает вымысел реальности. Открывавшее когда-то умственному взору примеры из жизни богов, а затем всю глубину моральной пропасти, отделяющей их от простых людей, оно окончательно опустилось до уровня, вызывающего естественную рвоту. Ибо в наше время водопад информации делает вымысел для анализа моральных конфликтов абсолютно излишним.
Универсальные этические нормы, в разной степени сокрытые в разных культурах, на данный момент, как кажется, вполне способны скрепить всечеловеческий коллектив. Среди вариаций однако победили сильнейшие. В данном случае ими казались государственные идеологии, а среди тех, в свою очередь – либеральный индивидуализм с социалистическими вкраплениями. Именно он предоставил наибольшую свободу человеку. Секрет его успеха – удачные правила социального насилия, рисующие правдоподобную иллюзию возможности состязаться разным интересам без непременного кровопролития. Уверенность в его прочности такова, что либеральные идеологи не побоялись навязываемого сверху "мультикультурализма" – отказа от насилия в отношении членов общества, практикующих чуждые культурные традиции, при условии следования либеральным правовым нормам. Храбро предполагается, что традиции не представляют серьезной опасности. Поэтому мы вполне можем приступить к составлению морального портрета усредненного члена современного либерального коллектива.
– Аморальная иерархия
Начнем с главного – иерархии. Моральное равенство, как и следовало ожидать, не привело к равенству фактическому – равенству в свободе и в отсутствии насилия. Вместо свободы опять цветет иерархия, хоть и невидимо глазу, и эту иерархию, соответственно, вполне можно назвать аморальной, несмотря на все потуги ее оправдать. Еще раз, друзья, откуда она взялась?
Неравенство само по себе естественно, но если его не контролировать, оно легко приводит к систематическому насилию и превращается в окостенелую иерархию, не имеющею ничего общего с исходным природным неравенством. Иерархическое неравенство вполне можно считать искусственным. Если естественное скрывает в себе задатки уникальности личности и ее творческого потенциала, искусственное основано на и воспроизводит только насилие. Происходит это вследствие психологии борьбы, т.е. того же насилия, которая никак не выветрится из мозгов. Равенство воспринимается не как цель сама по себе, не как равенство участников договора, а как равенство бойцов перед боем, равенство условий. Сама же борьба, победа и вытекающее насилие к побежденным все еще считаются морально оправданными. Мира нет, поскольку нет договора, а договора – поскольку нет мира. И вырваться из этого круга, отказаться
