…У мама на этот счет составились свои твердые убеждения. Она думает, что послав папа тяжелую болезнь, сам Бог порвал всякие связи с его прежней жизнью и что нам подлежит не поддерживать, а, напротив, стараться о их уничтожении, заботясь о спасении его души. Мама́ не слушает наших возражений, что нельзя чужими руками спасать душу человека без его о том попечения.
В августе 1891 года умирающий стал терять последние физические силы, все чаще отказывал ему теперь и разум. А в начале 1892 года не только врачам, но и всем домашним стало ясно, что смерть уже стоит на пороге. Сохранилась запись, сделанная в эти дни Государственным секретарем А. А. Половцовым:
Когда умирал великий князь Константин Николаевич, то во время агонии великая княгиня Александра Иосифовна приказала пустить к нему прощаться с умирающим всех многочисленных слуг великого князя. Каждый из них подходил к нему и целовал его, причем умиравший выказывал насколько мог неприятное чувство, производимое этим беспокойством. Графиня Комаровская, гофмейстерина великой княгини, попробовала уговорить ее отменить это мучение, но великая княгиня отвечала: «C’est une repapation» («Это возмещение за прежнее»).
…В те минуты, когда душа Константина Николаевича покидала в Павловском дворце его бренное тело, старенькая няня Варвара Михайловна, вынянчившая всех великокняжеских детей, которую в семье называли любовно Вава, находилась в одной из комнат Мраморного дворца. Вдруг в ночной тишине она услышала, как громко хлопнула дверь ворот. Тяжело вздохнув, Вава сказала: «Это хозяин покинул свой дом…»
И оказалась права.
Константин Константинович в первые дни после смерти отца, хоть и стыдно ему было признаться в этом, чувствовал облегчение. Уж очень долго и тяжело болел Константин Николаевич. Но прошло некоторое время, и душу сына – чистую и возвышенную, охватило раскаяние. Хотелось попросить у отца прощения, но – поздно. Остались лишь письма, которые стали отныне неким утешением. И он то и дело перечитывает их – сквозь пелену непрошенных слез:
…Я встретил столько самых нежных, задушевных, ласковых выражений, что мне стало стыдно за ту холодность, в которой я всегда упрекал себя по отношению к папа.
А в конце года, 21 ноября, умер любимый литературный наставник Константина Константиновича – Афанасий Афанасьевич Фет. За девять дней до кончины он прислал великому князю последнее письмо. Оно оказалось «счетом сто восемнадцатое»…
И все же, какие бы испытания ни выпадали в то время на долю великого князя, судьба дает ему все новые возможности, открывает широкие горизонты. Ведь ему всего тридцать четыре года, и у него много жизненных сил и творческих замыслов. Но он прекрасно понимает, что среди всех своих многочисленных и разнообразных занятий у него есть главное предназначение. Это, конечно же, поэзия. В первый же день нового, 1892 года, он, размышляя о своем месте в мире, пишет:
Как ни ответственны занимаемые мною должности президента Академии наук, командующего первым гвардейским полком и, пожалуй, еще попечителя Женских педагогических курсов, – призвание поэта для меня высшая и святейшая из обязанностей.
С тех пор как первые его стихи появились в печати, прошло уже десять лет. Имя К. Р. хорошо известно уже не только в великосветских гостиных, но и в среде интеллигенции, в армии. Но сам он не может довольствоваться лишь старыми заслугами и очень переживает, если случаются периоды творческого застоя. Правда, совсем недавно, в декабре 1891 года, он написал стихотворение «Будда», которое считает самым лучшим из своих поэтических опытов, «если не совершенным, то близким к совершенству»:
Неподвижный, цепенеяВ созерцанье Божества,Над измученною плотьюДуха ждет он торжества,Ждет безмолвия нирваныИ забвения всего,В чем отрада человекаИ страдание его.
В целом же в 1892–1893 годы Константин Константинович пишет довольно мало стихов, почти все свое свободное время и творческие силы он отдает в это время литературным переводам. В одном из писем этого периода, адресованном поэту Я. Полонскому, он пишет:
Способность сочинять стихи мною утрачена. Утешаюсь переводами… Этими работами занимаюсь я только урывками, и труды мои подвигаются очень медленно.
Здесь речь идет о переводе части драмы У. Шекспира «Король Генрих IV». Перевод же всей драмы, с предисловием, был опубликован несколько позже – в 1894 году, в мартовском номере журнала «Русское обозрение». В 1893 году великий князь заканчивает также перевод «Мессинской невесты» Ф. Шиллера, за который он взялся еще в 1881 году.
Затем К. Р. возвращается к начатому четыре года назад переводу «Гамлета» У. Шекспира. В целом этот огромный труд, «медленный и кропотливый», как говорил сам Константин Константинович, занял у него двенадцать лет – такой долгий срок потребовался переводчику не столько для работы над текстом драмы, сколько над обширным, строго выверенным комментарием к ней.
Сохранилось авторитетное мнение выдающегося русского юриста и публициста А. Ф. Кони, который называл переводы великого князя из Гете, Шиллера и Шекспира «прекрасными», отмечая такое важнейшее его качество, как умение «соединять изящество стиха с почти подстрочной передачею оригинала».
…Переписка Константина Константиновича с деятелями русской культуры, искусства приоткрывает нам его душевный мир. В зрелые годы, как и в ранней юности, он не устает говорить о проблемах искусства, роли поэта в современном ему обществе. Он так и не забыл тяжелый разговор с отцом, который состоялся много лет назад в Венеции. Фактический запрет на занятия поэзией – для него тяжкий крест, невыполнимое условие. Даже сейчас, когда он стал известным поэтом, добился признания публики и критиков, ему нелегко вспоминать об этом.
Но времена изменились. Когда-то считалось позорным, недопустимым для представителя рода Романовых писать стихи. Теперь за это никого из аристократов не преследуют, но, как считает Константин Константинович, общество впало в другую крайность: «…слишком большое число непосвященных приступает к „священной жертве Аполлону“»…
Для него же самого поэзия и, шире, литература – смысл жизни. Она – его счастье и боль, и нет ничего удивительного в том, что ближайшее окружение великого князя составляют люди искусства, прежде всего литераторы.
С тех пор как не стало любимого А. Фета, Константин Константинович мечтает об издании двухтомника его «Лирических стихотворений». Зимой 1894 года вместе с критиком Н. Страховым он начинает готовить книгу к печати. Работает поистине самоотверженно. Если биографический очерк об А. Фете написал Н. Страхов, то К. Р. принимал непосредственное участие в редактировании и корректуре двухтомника. И вот наконец книга увидела свет. Важно подчеркнуть: в соответствии с замыслом самого автора. Константин Константинович имел полное основание написать Я. П. Полонскому:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
