– Когда ты встал? – закричала Рут.
В сад вышла мать.
– В доме их нет. Я везде смотрела.
Кристиан начал плакать.
– Ох, господи, нет.
Рут хотелось заехать ему в ухо.
– Когда ты проснулся? Давай говори, Кристиан.
– В половине седьмого. – Он посмотрел на нее, и она даже поморщилась, разглядев ужас с его глазах. – Я проснулся внезапно, меня будто что-то толкнуло. Встал, принял душ. Вниз спустился, вероятно, в семь. Затем встала Бетти. Потом спустилась ты. Я думал, что он спит.
– Она не могла уйти ночью. Может быть, ты как раз проснулся, когда она уходила. Сейчас без четверти девять. Это означает, что у нее было почти три часа.
Кристиан повернул к дому:
– Я вызываю полицию.
Рут пошла за ним, земля, горячая и враждебная, подавалась под ногами, притягивая ее. С ней сейчас происходило то, о чем она читала в газетах или видела в фильмах. Беспомощность цеплялась за нее, напоминая зомби, ползущего по земле и пытающегося содрать кожу с ее костей. Бетти плакала, но она не обращала на нее внимания.
– Приедут, как только смогут, – доложил Кристиан. Затем выскочил из комнаты, и Рут услышала, как его тошнит.
Родители были рядом с ней. Кто-то обнял ее за плечи. Рут взглянула на мать и подумала, настолько ли велико горе той, как ее собственное, ведь быть матерью никогда нельзя перестать. Или где-то глубоко внутри та возносит молчаливую молитву за то, что это случилось не с ее ребенком, а с ребенком Рут?
– Она не причинит ему вреда, дорогая, – сказала мать.
– Она сумасшедшая, мама. Ты же видела ее вчера вечером. Никакая у нее не эпилепсия. Один бог ведает, что с ней такое, но Хэл с ней не в безопасности.
– Полиция их найдет. Она не могла уехать далеко.
Но, разумеется, она уже могла быть на пароме или в самолете. Рут понятия не имела, насколько та была организованной. Эта мысль привела ее к ящику, где хранились паспорта. Рут затошнило, когда она увидела, что паспорта Хэла нет, ей показалось, что все ее внутренности превратились в слизь и скоро вытекут из нее.
Приехали полицейские, Кристиан проводил их в гостиную. Они выглядели такими строгими в форме. Мужчина и женщина.
– Она взяла его паспорт, – сказала Рут, идя за ними в комнату.
Полицейский-мужчина поднял руку:
– Миссис Дональдсон, я детектив-инспектор Роджерс, а это констебль Сэмюэлс.
– Пожалуйста, – взмолилась Рут, – не будем терять время. У нее и так три часа в запасе. Они могут быть где угодно.
Констебль выступила вперед:
– Меня зовут Лиза. Я понимаю, как вам тяжело, миссис Дональдсон, но, чтобы найти вашего сына, нам придется задать вам несколько вопросов.
Вот тут Рут начала плакать. Они не помогут ей, а где-то, в неизвестности, Эгги находится вместе с Хэлом.
Снова заговорил детектив Роджерс, на этот раз обращаясь к Кристиану, но даже не спросив, как того зовут.
– По телефону вы сказали, будто считаете, что няня забрала вашего сына без разрешения. Вы уверены, что она не повела его в парк или еще куда-нибудь?
– Нет, нет, – заторопился Кристиан. – Я на ногах с половины седьмого. Думал, что все спят. С ней вчера случилось что-то вроде припадка. Она сказала, что это приступ эпилепсии, но мы так не думаем. Мы собирались с ней расстаться. – Рут слышала, как нелепо звучат его слова.
Но полицейский не обратил внимания на его смятение.
– Она об этом знала?
– Нет, но могла догадаться.
– Она странная, – заговорила Рут. – Я знала, что с ней что-то не так, уже некоторое время, но никак не могла сообразить что именно.
– В каком смысле странная? – спросила констебль.
Рут посмотрела на Лизу и подумала, нет ли у нее детей, и если есть, не оставляет ли она их со странными нянями.
– Не знаю. Она была чересчур идеальной. Теперь я сомневаюсь, было ли то, что она о себе рассказывала, правдой.
– Можно взглянуть на ее комнату?
– Это на самом верху дома, чердачное помещение, но она все унесла с собой, – сказал Кристиан. – Я проверял. И исчезла большая часть одежды Хэла.
– И его паспорт, – добавила Рут.
Когда констебль вышла из комнаты, Рут продолжала слышать ее по рации. Ее серьезный голос наполнил весь дом.
– Каким образом вы ее нанимали? – спросил детектив Роджерс. – Нам требуется ее полное имя, возраст, сведения о семье.
– Мы поместили объявление в газете «Лейди», – пояснила Рут. – Я звонила женщине, которая ее рекомендовала, та захлебывалась от восторга. Зовут Агата Хартард. Она сказала, что с семьей отношений не поддерживает.
– Значит, вы никогда не встречались с ее родными? Вы хоть паспорт ее когда-нибудь видели?
Рут взглянула на Кристиана, все поплыло у нее перед глазами.
– О господи, – сказала она, приложив ладонь ко рту и стараясь удержаться на ногах. – О господи.
У Агаты был план. Разумеется, был. Сначала они пройдут пешком двадцать минут до станции метро «Килберн», где она заранее проверила туалеты и решила, что там они смогут спокойно переодеться и покрасить волосы. Действительно, там никого не было, а Хэл был вполне доволен такими неожиданными переменами и не возражал. Она сложила всю одежду в мешки для мусора, которые захватила с собой, уложила в рюкзак и надела на себя и Хэла новую одежду. Посмотрела в мутное зеркало, увидела человека, каким она стала, и осталась довольна.
Была только половина восьмого, когда они стояли на платформе и ждали поезда до Юстона. Хэл выглядел усталым, и она знала, что очень скоро он попросит бутылочку. Она купит ему шоколадку на вокзале, пока они будут ждать поезда. Еще она купит себе кофе-латте, потому что она была женщиной, которые пьют этот кофе.
Агата считала, что пока они, вероятно, в безопасности. Рут устала и, вполне возможно, до сих пор спит. Даже если она проснулась, то почти наверняка не пойдет и не проверит Хэла, очень уж она ценит эти несколько минут, когда можно побыть наедине с собой или поругаться с Кристианом. И они не удивятся, что она еще не встала, решат, что она отдыхает после своего припадка. Странно было думать, что у нее эпилепсия, и непонятно, почему она до сих пор ничего такого о себе не знала. Но все нормально. Когда все утрясется, она пойдет к врачу, он поставит правильный диагноз, выпишет ей таблетки, которые исключат подобные приступы, и все снова будет хорошо.
Поезд метро доставил их на вокзал, как и обещал. Они купили кофе и печенье и остановились перед большим табло, на котором высвечивались названия мест, куда можно было поехать. Агата уже решила, что они поедут на побережье, где сядут на паром, идущий в Европу, но, стоя в вестибюле вокзала, она сообразила, что в этом случае на метро следовало ехать на вокзал Виктория, а не в Юстон. Все знают, что с вокзала Виктория можно добраться до побережья, а из Юстона, наоборот, в сердце Англии. Голова у Агаты начала кружиться, когда она попыталась восстановить в памяти последние тридцать минут и понять, почему она, войдя в метро, выбрала именно этот пункт назначения, но ничего не вспоминалось. Она бегала глазами по оранжевым буквам, составленным из маленьких квадратиков, поставленных друг на друга, как детские кубики, и вдруг сообразила, почему она здесь. Следующий поезд, идущий в Бирмингем, отправлялся в 8:25, то есть через десять минут. Агата принялась толкать коляску Хэла к билетной кассе и купила билет в одну сторону. Они вернутся, но не сейчас. А в данный момент они направляются туда, откуда она приехала. Туда, где все началось. В голове Агаты происходило какое-то бурление, как будто кто-то там открыл бутылку кока-колы. Она должна вернуться, и тогда все будет чудесно. Все будет хорошо.
– Получается, она назвала вам свое настоящее имя, – сказала констебль Сэмюэлс. Она не нашла ничего в комнате Агаты и только что закончила телефонный разговор с кем-то, кто пытался где-то там найти Хэла. – Это удачно. Если бы она все планировала заранее и нанялась в вашу семью с целью украсть мальчика, она бы скрыла имя.
– Она проработала у нас восемь месяцев, – говорила Рут где-то вне сферы, в которой Кристиан был способен слышать.
– Восемь месяцев не слишком большой срок для педофила. Они иногда готовы месяцами планировать кражу ребенка.
– Педофила? Вы считаете, она поэтому украла Хэла? – Кристиан старался перестать слушать.
– Мы должны рассматривать любую возможность, миссис Дональдсон. Тот факт, что она назвала вам свое настоящее имя, очень обнадеживает.
Кристиан почувствовал себя лучше, когда детектив Роджерс ушел. Может быть, тот будет ходить по улицам и переулкам, стучать в двери и искать его сына. Еще это освободило его от презрения полицейского, потому что кто они такие, он и Рут, если так небрежно обращаются с собственными детьми. Я могу пойти с вами? – спросил Кристиан. На самом деле ему хотелось ездить по улицам, выкрикивая имя сына, но полицейский объяснил ему, что крайне важно, чтобы они оставались на месте на тот случай, если Эгги позвонит. Она будет в нестабильном состоянии, сказал он, и нужно, чтобы все вокруг было нормальным. Приходили и уходили другие полицейские, мужчины и женщины. Кто-то усадил их с Рут и пообещал, что прессе пока не станут сообщать никаких подробностей. Они боялись спугнуть ее, потому что она нестабильна. Выражение «спугнуть» заставило Кристиана думать о призраках.
