Итак, началось. Надейся на удачу — она необходима. В этом полете у непредвиденного больше преимуществ, чем у меня, и я жду, что же произойдет. Позади уже более полутора километров взлетной дорожки, а скорость самолета еще не достигла ста шестидесяти километров в час. 100, 110, наконец, — 160! Зажигаю две первые стартовые ракеты. Секунда — толчок в спину, еще толчок, когда зажигаются остальные ракеты. По дну озера с громовым шумом несется самолет со скоростью 250 километров в час. Настало время отделить носовое колесо от земли… Но самолет не отрывается. Беру ручку управления больше на себя, еще, еще… Самолет достиг почти опасного угла наклона, по меньшей мере 18 градусов. Вот, наконец, он отделяется от земли, вгрызаясь в воздух, и низко проходит над пустыней. Теперь надо избавиться от стартовых ракет; место, где это следует сделать, будет под самолетом через секунду. Не глядя вниз, я левой рукой дотрагиваюсь до небольшого металлического тумблера сброса стартовых ракет. Сигнальная лампочка гаснет — использованные ракеты сброшены. Ставлю главный переключатель стартовых ракет в положение «Выключено».
Рис. 3. Взлет «Скайрокета» с помощью стартовых ракетВ наушниках раздается голос Эвереста:
— Кажется, все в порядке, четыре ракеты сброшены.
Эта часть полета прошла благополучно, непредвиденное все еще не случилось. Но я готов к нему. Не выпускаю аэродрома из поля зрения. Через боковое остекление обзор плохой, и мне не видны концы крыла, которые отнесены далеко назад. Я ориентируюсь по длинному белому носу самолета, решительно рассекающему воздух. Делаю небольшой разворот и, выравнивая самолет, пробую набирать высоту. Скорость набора — 400 километров в час. Да, это не F-80! Набираю высоту на одном турбореактивном двигателе без стартовых ракет. Чувствуется, что самолету не хватает тяги, а в управлении он тяжел, словно большой грузовик. Да, в руки мне попало что-то новое. И все же то, чего я ожидал и к чему готовился в течение восьми недель, не случается. Это даже раздражает немного: любой дурак может пилотировать машину, которая ведет себя прилично. Шесть тысяч метров, и ничего не произошло! Самолет забрался на эту высоту, как любой другой, без всяких тревожных сигналов. Я отдыхаю, опираясь на парашют. Но отдых непродолжителен. Еще предстоит провести некоторые испытания. Установившийся полет на заданной скорости потребует большого внимания — он должен быть строго горизонтальным и прямолинейным при постоянной скорости. Спокойно, Билл, спокойно! Не уходи далеко от аэродрома, оставляй его лучше в середине горизонтальной площадки, нежели в конце, так как аэродром должен быть под рукой в случае вынужденной посадки.
Нос самолета послушно направляется в сторону аэродрома, я начинаю площадку. Выдерживаю режим полета! Чувствую, как мимо проносится воздух. Воздух подобен реке: он никогда не бывает спокоен, и, как на реке, в нем всегда скрываются волны и вихри, каким бы тихим он ни казался. В воздухе, в полете чувствуются волны. Чтобы выдерживать прямолинейный полет, необходимо постоянно делать поправки. Когда высотомер показывает тенденцию в одну сторону, действия летчика должны направляться в противоположную. Теперь, когда я прохожу над озером, часть топлива израсходована, и самолет становится легче. При меньшей нагрузке он летит резвее, и озеро быстро остается позади. Так, Билл, наблюдай за температурой и давлением масла; помни, что, улетая от широкого, спасительного дна озера, ты ставишь себя в невыгодное положение. Топлива достаточно, чтобы совершить обратный полет. Когда я выполняю вторую площадку над озером, самолет снова ведет себя нормально — он выполняет послушно все, что я приказываю ему. И все-таки я жду момента, когда он начнет упрямиться. Остается еще одна площадка. Определяю, на сколько хватит оставшегося запаса топлива. Две площадки из трех вполне устраивают меня — в баке осталось только 435 литров топлива.
— Хочу перевести самолет на закритические углы атаки.
В ответ немедленно раздается предостерегающий голос Кардера:
— Надеюсь, вы имеете в виду только приближение к критическому углу атаки?
— Да, да — приближение к критическому углу атаки. — Обращаясь к сопровождающему летчику-наблюдателю, говорю: — Я собираюсь уменьшить скорость и проверить, как он будет вести себя.
Кардер снова задает вопрос:
— Сколько осталось топлива?
— Триста восемьдесят литров.
Как только самолет попадет в бафтинг, я буду считать, что задание выполнено. Выпустить закрылки и шасси. Самолет будет реагировать на это, как и при посадке, но здесь в моем распоряжении запас высоты, так что в случае неприятности я успею исправить положение. Но уж если ошибешься на посадке — сыграешь в ящик. Указатель скорости показывает 320, 300… Когда же этот самолет начинает трястись? Никаких признаков бафтинга. При такой близости к срывному режиму самолет F-80 уже трясся бы, как пневматический молоток. Теперь скорость равна 290. Нос самолета слегка вибрирует, а затем машину начинает плавно покачивать из стороны в сторону. Кажется, что качаешься в гамаке. Что это такое, черт возьми? Какая ненормальность в конструкции может вызвать такую несуразную реакцию? Я ничего не могу поделать, и теперь самолет управляет мною, спокойно покачиваясь из стороны в сторону, из стороны в сторону… Ни один самолет, на котором мне приходилось летать, не реагировал так. Раскачивание усиливается. Собираюсь обратиться к сопровождающему меня летчику и чувствую, что у меня пересохло в горле… Но раньше чем я успел вымолвить слово, ко мне донесся голос Эвереста:
— Мне кажется, что вы чрезмерно рискуете.
— Сейчас прекращаю и иду на посадку.
Быстро увеличиваю тягу двигателя, и покачивание затухает. Но зачем прекращать? Ведь это дьявольски интересно!
Пожалуй, мы со «Скайрокетом» подружимся, хотя управление этим самолетом вызывает чувства, совсем не похожие на те, которые я испытывал, летая на других самолетах. «Скайрокегу» приданы размеры истребителя, но управляется он скорее, как транспортный. На самом деле это ни транспортный самолет, ни истребитель — он результат скрещивания. На его основе разовьется новая порода самолета, которая воплотит в себе все лучшие характеристики «Скайрокета» и открытия, выпавшие на его долю, отбросив все остальное, как шелуху.
Задание выполнено — осталось только сесть, а непредвиденное так и не случилось.
— Эй, Джин, готов идти на посадку? — спрашивает по радио Эверест, обращаясь ко мне.
— Да, идем.
На земле Кардер, приникнув к микрофону, облегченно вздыхает:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
