Инженер говорит, что с завтрашнего дня работать им придется по ночам, иначе в срок не уложишься. Почти все готовы записаться в ночную. За ночные часы и платить будут втрое. А сегодня установили прожектора для освещения стройплощадки. Руководство, конечно же, предусматривает, что жители прибрежных домов будут жаловаться на шум, сопровождающий работы. Но их жалобы принимать не будут, «вопрос согласован с администрацией бургомистра». Разумеется, строительный кран ночью куда слышнее, чем днем. Ночью всякий шум действует сильнее. Теперь, когда забивают сваи, хоть уши затыкай. Но если отказаться от ночной смены, дело затянется еще на год. А это было бы позором для руководства, а участвующим фирмам нанесло бы неисчислимый финансовый ущерб. Как ни удивительно, профсоюз не имеет ничего против ночных смен. Инженер полагает, что профсоюз помалкивает лишь постольку, поскольку сам имеет долю в доходах одной из фирм-участниц. Не противится он и работе по воскресным и праздничным дням, а второй смене по пятницам — тем более. «Сейчас работают в непрерывном цикле, — сообщил инженер. — Я уж давно не сплю. В лучшем случае прилягу передохнуть». Никак не утихнут споры между разными отделами в руководстве предприятия. Там большие разногласия из-за того, каким фирмам давать заказы. Политические соображения и тут на первом месте. Нередко довольствуются комплектующими низкого качества по той причине, что фирма, их поставляющая, ближе в политическом плане к наиболее сильной группировке в руководстве, чем фирма, поставляющая лучшую продукцию. Еще одно упущение, по словам инженера, в том, что вовремя не подумали о строительстве нескольких бараков для жен и детей рабочих. «Потому им зачастую приходится тащиться сюда за десятки километров на поезде, а чуть свет ехать обратно». Это влияет на работоспособность. Те, кто живет не на территории стройки, явно послабее будут. А предприятию они обходятся дороже еще и тем, что руководство оплачивает им железнодорожный проезд. В ночную смену их не пошлешь. О работе по воскресеньям и в праздники тоже думать нечего. «Но если бы они жили на территории, то работали бы и ночью, и в выходные». Он, инженер, будь его воля, прямо сейчас поставил бы несколько бараков для жен и детей. Это же в конечном счете окупится. Кроме того, женатые будут меньше путаться с местными девками и бабенками, меньше будет неприятностей. Ведь как оно нередко бывает: зайдет вот такой вот отец семейства из приезжих работяг в вокзальный ресторан «опрокинуть кружчонку пива», а выдует четыре-пять и уж не подумает домой ехать, а подхватит какую-нибудь девку с железной дороги и завалится с ней без затей на любой сеновал или на лежбище в какой-нибудь гостинице на отшибе. Так они проваляются три-четыре ночи и, пока не натешатся, домой не едут. А потом являются их законные и идут жаловаться к начальству, а начальству-то ничегошеньки не известно. «Если бы построили семейные бараки, ничего бы этого не было, — сказал инженер, — во всяком случае, все эти безобразия свелись бы к минимуму». Совсем избежать их, конечно, не удастся, пьяные эксцессы есть всегда и всюду, где преобладают примитивные отношения. «Где много рабочих, там и детей прорва», — говорит инженер. Первую встречную бабу или девицу они награждают ребенком. «О чем же они думают, о чем помышляют после работы?» Живодер ухмыляется и одним глотком опустошает полбокала. «В моей конторе уже устраивались сцены, такие скандалы, что никто не поверит, если рассказать», — говорит инженер. У женщин совершенно превратное представление о своих мужьях, им хоть замуж не выходи. Женщину можно выбрать, мужчину — нет. Ночная смена длится с шести вечера до пяти утра. В девять вечера и в два ночи они прерывают работу, чтобы перекусить. А ему, инженеру, и днем и ночью приходится быть на ногах. «Хоть у меня хорошие мастера и прорабы, хорошие каменщики и бетонщики, всё равно за ними глаз да глаз нужен». Мелочиться он не любит. Вот недавно жене одного рабочего пришло время рожать, так он лично заблаговременно отвез ее на своей машине в больницу. «Таким вниманием и завоевываешь симпатии», — говорит он. Живодер спрашивает, насколько глубоко предстоит врезаться в реку. «Метров на двадцать», — полагает инженер. А закончена ли укладка рельсов, без которых, как выяснилось, не обойтись? «Да», — отвечает инженер. Они взрывом откололи от скалы двадцать тысяч кубометров породы, чтобы проложить колею. «Что не было предусмотрено первоначальной сметой, — поясняет он. — Одно это потянет на несколько миллионов». Непредвиденные затраты возникают при любом строительстве. «На стадии проектирования, как правило, надо увеличивать сумму вдвое, — говорит инженер. — Многие ошибаются, идут на самообман и терпят фиаско». Сколько сооружений у нас не достроено и обречено на постепенное разрушение. «Частная фирма должна иметь в резерве по крайней мере вдвое больше, чем заложено в первоначальной смете, чтобы не провалить дело. Только государство может строить, что ему угодно и как угодно, и доведет дело до конца, потому что у государства и деньги, и уйма доходов».

Между мною и художником ложится полоса какой-то сумеречной неясности. То, что он говорит, можно уподобить косым струям отдаленного дождя, скоплению облаков над неведомой далью, бросающих тень на все окрестные земли. Он говорит: «Близость какого-либо человека рождает желание узнать его до такой степени, при которой он перестает для тебя существовать. С людьми это, должно быть, так». Затем он переходит к разговору о вчерашней прогулке, когда ему пришло в голову, что Луна не столь удалена от Земли, как разум от сердца. «Человек всегда движется в пространстве собственного сердца, вначале это так прекрасно, а потому так невыносимо позднее и так страшно на всё воздействует». Начало есть конец — в этой фразе для него заключена всеобщая посылка, «стол — это еще и окно, а окно — это еще и женщина у окна, ручей — это и горы, отражаемые его водой, город — это и воздух над ним». В этом самозавихрении «и пропадает человек… Где же выход?» Ответа нет. При вдохе ему становится нехорошо. Он говорит: «Они просто изведут себя своими идеями. Воззрениями». И спустя время: «Вначале я думал пригласить вас к себе в комнату и кое о чем побеседовать. Я слишком устал. Юность агрессивна по отношению к старости, которая втягивает голову. Давно уж втянула. Ни на минуту нет спасения от индивидов, ненавидящих всё духовное. Я всю жизнь вынужден был обороняться. Прежде всего — от женщин. Это, однако, лишь черта, подведенная под гигантской декорацией мыслей, которые меня занимают: берегитесь женщин, но пуще всего — женского начала в вас самом, оно спит и видит, как бы вас уничтожить. Уже один лишь путь к комфортной жизни, который выбирают мужчины, потребность в тепле, которую они испытывают, тяга к побрякушкам — всё это враждебно мужчине. Женщина и женское начало вообще заставляют мужчину опуститься до антимужских ощущений. Я мог бы засыпать вас жизненными примерами, указав на выдающихся мужчин, совершенно загубленных своими женами. Это всё личности, в высшей степени одаренные, самого крупного масштаба. Женская природа изначально чревата предательством. Она создана для подкопов и минирования. Это яд для духа мужчины, для духа вообще, для мужской сути. Когда всё сводится к тому, чтобы разобрать мужчину на части и не дать им вновь сложиться… С научной точки зрения женщина воплощает в себе надругательство над мужчиной… Заклятые враги мысли… Они запрещают мужьям даже газеты читать… Лишь бы не думали… Женщина — орудие разрушения и не способна к дружеским чувствам… Зачинательницы браков и детей, они не лгут только во время родов… Женщины годятся только для постели. Женщина не смыслит в игре. Она — орудие дьявола и виновница трагедии мужского племени».

Ночью из-за того, что я не мог уснуть, из-за неотвязных мыслей о самом себе мне пришлось встать, я подошел к окну посмотреть, что делается там, на улице. Но ничего не увидел. Оставаться в комнате было выше моих сил, я скоренько оделся, запер за собой дверь и спустился на первый этаж. В передней горел слабый свет. Я собирался побродить возле дома и немного пройтись по дороге. Когда-то, еще ребенком, я часто вставал среди ночи, чтобы пуститься бегом по тропинке через угол леса, и мне было страшно. Но я сам добивался этого состояния. Вот и теперь нечто похожее. Может, в лиственничный лес? — подумал я. Но, приблизившись к входной двери, я увидел, что она даже не заперта, щеколда не накинута, и тут я заметил полоску света, падавшую из зала на противоположную стену: в зале зажгли свет, возможно, потому, что услышали мои шаги. Но я понятия не имел, кто в это время мог оказаться в зале. И хоть я не знал точно, который час, время было настолько позднее, что, по моему разумению, все в доме давно спали. Сначала я не хотел идти в зал, но заставил себя сделать это и открыл дверь. В углу, возле стойки, там, где я любил сидеть сам, я увидел за столиком живодера и хозяйку. Казалось, они горячо что-то обсуждали, но они явно дурачили меня и минуту назад находились в горизонтальном положении, что можно было понять прежде всего по их не вполне одетому виду, по их измятым и бледным лицам. На столе стояли бокалы с недопитым пивом, были разбросаны куски хлеба. На столе же оказались и ботинки живодера. Он раздел ее и улегся с ней на скамью, догадался я. Волосы на голове хозяйки растрепаны, ни намека на прическу. Это сразу бросилось в глаза. Я решил тут же ретироваться, но живодер предложил посидеть с ними. Они как раз говорили об отношениях в доме, соврал он и, сгребя со стола ботинки, сбросил их на пол и сунул в них ноги, а хозяйка вновь присела и приложилась к одному из пивных бокалов. Иной раз ложиться не хочется, сказал живодер, ночью за разговором могут осенить ценные мысли, да и разговор по ночам лучше клеится. «Может, пивка?» — спросил он, и я подсел к ним. В зальчике было прохладно, меня вдруг зазнобило. Живодер встал, подошел к крану и до краев наполнил мой бокал. Он поставил его передо мной и снова сел. Хозяйка надумала продавать гостиницу, сообщил он, а ее супруг, который, как я наверняка слышал от художника, сидит в тюрьме, против продажи. Хозяйка-де хочет вовсе уехать из этих мест, где ее, главным образом из-за мужа, сильно невзлюбили. Детям тут тоже несладко. Она готова хоть завтра уйти отсюда, только бы не видеть больше гостиницы. Не говоря уж о том, что хозяин против и всегда будет против продажи, сбыть такую гостиницу «полное невероятие», сказал живодер, да и покупателя найти трудно. Тут и польститься-то не на что, а состояние дома оставляет желать лучшего. «А уж про местоположение я вообще молчу, — добавил живодер. — Хозяйка в первую голову думает о будущем детей. Ей кажется, здесь, в Венге, им ничего хорошего не светит. А больше всего она боится, что муж после освобождения наверняка примется за старое, за прежнее беспутство, которое прервали против его воли». Он якобы пишет, что его отпустят через несколько месяцев «за хорошее поведение» и тогда уж он «наведет порядок» в гостинице. Вообще, вздохнул живодер, большое несчастье выпало этой семье, где никто не понимает ближнего. Хозяйке такой муж не нужен вовсе. Через него она совсем пропадет. Она за последнее время отправила ему не одну передачу, а он даже не поблагодарил как полагается. «Но не грех же помочь человеку, который стал как отрезанный ломоть и слывет преступником. Разве я не прав?» — рассудил живодер. Да, ответил я, такому человеку надо помочь, независимо от того, что он содеял, кем бы его ни считали, что бы ни было у него на совести и как бы он, по воле обстоятельств, ни поступил с другим человеком. Заключенным всегда надо помогать. Не пальцем в них тыкать, а помогать. А способ всегда можно найти. Вот хозяйка ему даже теплые носки послала. Но «уж хозяйка-то его знает, она боится, что, вернувшись домой, он ей такое устроит, прикончит ее, — сказал живодер, — к тому же ему известно, что она донесла на него и в тюрьму его спровадила». А гостиницу можно будет закрывать, как только завершится строительство электростанции и рабочих, которые здесь ели и пили, как ветром сдует. Местные-то гостиницу обходят. Раньше здесь даже свадебные пиры закатывали и на поминках гуляли, как и в других гостиницах, но всё это — дело прошлое. Ни один крестьянин уже носа не кажет, даже парни сюда не идут, хоть их, как известно, не больно-то волнуют «такие дела». «Как только покончат со строительством, мы и с гостиницей покончим», — заявила хозяйка. Но хозяин-то уезжать не хочет. «Здесь же только его родина», — сказала она. А ей вообще хочется оставить гостиничное дело и, может, даже в город перебраться. Уж она там как-нибудь выдюжит. Работу всегда найти можно, если искать не лениться. Сейчас работы на всех хватает, такого еще не было. В долине она не прижилась. Сюда подалась скрепя сердце и лишь потому, что была уже на сносях. На самом деле это было далеко от правды, но звучало вполне убедительно, и я всё время внимательно слушал хозяйку. Живодер добавил: «В городе женщине можно найти легкую работу и вообще не надрываться. К примеру, на какой-нибудь фабрике. Вроде нашей, целлюлозной, там женщины вовсе "не выкладываются", а деньги получают хорошие. И детишкам на молочишко хватает». Кроме того, дочери у нее уже большие, можно сказать, встают на ноги, и, не ровен час, не одна, так другая замуж выйдет. Всё и без хозяина устроить просто. И тут произнеслась фраза, которая обдала холодом. У хозяйки вырвались слова: «Вот бы его больше не было». Живодер попытался отвлечь ее от страшных мыслей и сказал: «На целлюлозной фабрике ввели премиальную систему». Спросил, не слышал ли я об этом. Но, поняв, что я не горю желанием поддерживать разговор на эту тему, глубокомысленно заметил: «Любой женщине туго пришлось бы с мужиком, у которого такие наклонности, как у ее мужа». Да, нелегко, соглашаюсь я. Хозяйка встала, пошла на кухню и вернулась с «окороком», свежеиспеченным и еще теплым. «Я его сразу нарежу, — сказала она. — Есть повод». Она принялась за дело и предложила нам вволю угощаться. «Лучше всего он идет с изюмом», — заметила она. Вечером она с ног валилась от усталости, а после мытья посуды присела и тут же уснула, но ненадолго, минут на пятнадцать, дочери разбудили. С ними она пошла во двор посмотреть на снеговика, которого они слепили. Снеговик ее напугал, и она тут же вернулась в дом. «Дети даже не поняли, чего я испугалась, но это какой-то страшный снеговик. Дети сами не знают, что сотворили». Потом вдруг снова начались хлопоты, принесла нелегкая нескольких рабочих, и пришли-то уж пьяные, а пива выдули «больше, чем в брюхо лезло». Откуда-то взялся жандарм и выгнал их, но потом заявились другие, несколько нездешних, уже после полуночи, и последнего удалось «выставить» только в час. И тут она вдруг почувствовала себя такой бодрой, какой давно уже не бывала. И тогда они, хозяйка и живодер, решили вообще не ложиться, а просидеть до самого утра в зале. «Да, — сказал я, — часто это имеет немалый смысл — не поспать ночь». И я встал, а они сказали, что посидят здесь до утра, как и было решено. Я поднялся к себе и моментально заснул.

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 70

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Стужа - Томас Бернхард бесплатно.

Похожие на Стужа - Томас Бернхард книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Сын - Бернхард Шлинк - Современная проза
Прежде чем я упаду - Лорен Оливер - Современная проза
Фантики - Мануэль - Современная проза
Я - судья. Божий дар - Татьяна Устинова - Современная проза
Сердце ангела - Анхель де Куатьэ - Современная проза
Избранное [Молчание моря. Люди или животные? Сильва. Плот "Медузы"] - Веркор - Современная проза
Ангел возмездия - Борис Мишарин - Современная проза
Мой Михаэль - Амос Оз - Современная проза
Код Онегина - Брэйн Даун - Современная проза

Оставить комментарий