С этими словами он поманил Юнону. Нашей маленькой динозаврихе явно не хотелось приближаться к нему, но сопротивляться властному зову она не могла. Через силу, словно влекомая невидимым арканом, она затопала к возвышению и вскарабкалась по трем ступеням к когтистым стопам Сетха.
- Не надо! - вспыхнула Аня.
Напрягая все тело, я пытался вырваться из мысленных пут, которыми сковал меня Сетх. Не прерывая борьбы, я с ужасом увидел, как он легко, будто невесомую игрушку, подхватил Юнону. Маленькая динозавриха зажмурилась от страха, но была также бессильна перед телепатической мощью Сетха, как и я.
- Не надо! - снова вскрикнула Аня.
Запрокинув голову Юноны, Сетх вонзил зубы в ее мягкое беззащитное горло. Хлынувшая потоком кровь омыла ему грудь. Маленькая динозавриха издала пронзительный визг, захлебнувшийся в бульканье крови. Ее желтые глаза померкли, неуклюжие ножки безвольно обвисли.
На меня излилось самодовольное ликование Сетха, его высокомерное упоение триумфом и собственной мощью. Уронив к ногам тело Юноны, еще бившееся в предсмертных судорогах, он мысленно расхохотался, забавляясь страданием Ани.
И расслабился на мгновение. Этого оказалось достаточно, чтобы я вырвался из-под его контроля и ринулся к возвышению, протянув руки к его красной глотке.
Он отмахнулся от меня ладонью, словно от назойливой мухи. Оглушенный, сбитый ударом с ног, я скатился со ступеней, приземлившись плашмя на спину и едва не потеряв сознание.
22
Сквозь застилавшую взор красную пелену я видел сидевшего на троне Сетха. Ему даже не потребовалось встать, чтобы отшвырнуть меня.
"Так ты думаешь, я держал тебя парализованным из страха? издевательски задребезжал в моем мозгу его голос. - Тщедушный примат, я мог бы сокрушить твои косточки, даже не утруждаясь. Бойся меня! Ибо я могущественней, чем ты!"
Подавив боль и послав в мозг усиленный приток крови, чтобы отогнать головокружение, я сел, затем медленно, осторожно поднялся на ноги.
"Неужели ты еще не убедился?"
Аня была скована, как прежде. На нее было страшно смотреть - ненависть и отвращение смешивались на ее лице с бессильным ужасом. Вокруг тела Юноны, распростертого у подножия возвышения, набежала целая лужа крови.
Я мог двигаться. Я шагнул к трону и восседавшему на нем чудовищу.
Сетх выпрямился во весь рост и спустился с помоста. Возвышаясь надо мной на две головы, он был гораздо шире меня в плечах. Красная чешуя мерцала в свете факелов, глаза полыхали беззаботным презрением, под которым таилась неистребимая ненависть.
Мое тело зажило сверхбыстро, и все вокруг замедлилось. Я видел, как пульсируют жилы на черепе Сетха, видел, как прозрачные мигательные перепонки пересекают вертикальные щели зрачков, видел, как напрягаются мышцы Ани, пытавшейся преодолеть мысленный контроль дьявольской твари впустую.
Я сделал вид, что испугался, занял оборонительную позицию, пригнувшись и заслонив лицо руками, и попятился от Сетха. Он приближался ко мне с полнейшей уверенностью в собственных силах, даже не поднимая рук, а когти его ног клацали по гладкому полу с четкостью метронома.
Сгруппировавшись, я поднырнул ему под колени - если Сетха сбить с ног, то его преимущество в росте будет сведено на нет. Но, как ни стремителен я был, его реакция оказалась еще стремительнее. Пнув в ребра, он подбросил меня в воздух, словно мяч. Болезненно ударившись об пол, я с трудом встал. Он надвигался на меня с негромким шипением, заменявшим ему смех.
Я сделал ложный выпад слева, потом изо всей силы врезал правым кулаком ему в пах. Он отбил мою руку взмахом огромной ладони, одновременно вцепившись второй рукой мне в горло. Подняв меня в воздух, он приблизил свою морду к моему лицу. Ноги мои болтались в ярде от пола, я задыхался.
Уродливая голова Сетха была так близко, что я чувствовал жар его смердевшего дыхания, с шипением вырывавшегося из зубастой пасти, видел лоснившуюся струйку крови Юноны, запекшуюся на остром подбородке. Он душил меня, откровенно наслаждаясь этим.
Собрав остаток сил, я вонзил большие пальцы ему в глаза. Мою правую руку он отбил свободной ладонью, но удар слева угодил в цель. Сетх визгливо заскрипел от боли и швырнул меня о стену, как злобный ребенок отбрасывает рассердившего его котенка.
И мир для меня померк. Последнее, что я успел ощутить, - трепет удовлетворения: я все-таки ранил его! Слабое утешение, но все же лучше, чем никакого.
Не знаю, долго ли я был в беспамятстве. Скрючившись, я валялся под стеной тронного зала Сетха. Потом смутно ощутил, как меня поднимают и куда-то несут. Но я не видел и не слышал абсолютно ничего. Потом меня бросили на жесткий пол и оставили в одиночестве.
Из невообразимого далека до меня донесся звук. Едва слышный голос, призывавший кого-то. Зов был так далек, так невнятен, что я решил - он меня не касается.
Но голос все призывал, снова и снова повторяя какое-то имя с неизменным упорством накатывавшегося на берег прибоя, настырный, как автоматический маяк, сигналящий, пока его не выключат.
И в этом зове мне почудилось нечто знакомое.
"Это от повторения, - сонно подсказало едва тлевшее сознание. - Если долго слушать одно и то же, оно становится знакомым. Не обращай внимания. Отдыхай. Забудь о звуке, и он уйдет".
Но он не уходил, становясь все громче, все навязчивей.
- Орион! - взывал он. И снова: - Орион!
Не знаю, сколько раз я выслушал зов, прежде чем осознал, что голос повторяет мое собственное имя, обращаясь ко мне.
- Орион!
Я понимал, что пребываю в беспамятстве, но все-таки мое сознание работало, хотя бесчувственное тело и оцепенело.
- Кто зовет меня?
- Мы встречались прежде, - ответствовал голос. - Ты звал меня Зевсом.
Я вспомнил его. Это было в ином времени, в ином месте. Он - один из творцов, как Аня, как упивавшийся властью Золотой, позволявший древним грекам звать себя Аполлоном.
Зевс. Я вспомнил его. Как и прочие творцы, в человеческом обличье он выглядел безупречным, богоподобным: идеальное телосложение, прекрасная кожа, мрачные черные глаза и еще более черные волосы, слегка тронутая сединой, аккуратно подстриженная борода. Я понял, что все это было лишь иллюзией, телесной оболочкой, принятой ради меня. В своем истинном виде Зевс является лучистой сферой чистой энергии, как Аня, как и все остальные творцы.
Я считал его Зевсом вовсе не потому, что он главный среди творцов. У них нет настоящего предводителя; их не связывают отношения, знакомые и понятные смертным. И все-таки он казался мудрее, серьезнее, осмотрительнее в мыслях и поступках, нежели прочие творцы. Если ими владели зависть и личные амбиции, то он угрюмо стремился удержать события под контролем, дабы защитить течение континуума, воспрепятствовать катастрофам, способным стереть с лица Земли все человечество - и всех его сородичей заодно. Из всех творцов только он да Аня казались мне достойными уважения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
