– С чего ты взял, что они обижены?
– Почитай. Это документы, выписки из приказов и из личных дел. В ФСБ на них ничего нет. И в МВД на них тоже ничего нет, кроме пары драк. Я бы удивился, если бы они не дрались, с таким прошлым только в гладиаторских боях выступать.
Знаешь, Антон Михайлович, честно тебе скажу, на Рублева поставил бы косарь вслепую, не задумываясь, и уверен, он не подвел бы.
Сундуков сидел и читал суховатый казенный текст, надерганный из разных документов. Иногда возвращался к прочитанному, поправлял очки, иногда хмыкал, вздыхал, улыбался.
– Как думаешь, Петров, опыт у тебя большой, эти двое с органами могут быть связаны?
– Не похоже, – сказал Петров, – во всяком случае, по бумагам не похоже.
Будь Рублев связан с органами, уверен, орден бы ему дали. Видишь, приказ о награждении Звездой отменили, есть, за что на власть обижаться и злобу затаить.
– Как ты думаешь, Петров, – задал следующий вопрос Сундуков, – они серьезным теневым бизнесом могут заниматься?
– Порубов – вполне, а Рублев наскоками. Связи у него, скорее всего, остались в военной среде, может наркотиками торговать, причем большими партиями. Но это все предположения, я отвечаю лишь за документы. Они полностью соответствуют тому, что лежит в сейфах Министерства обороны. А кто их туда положил, меняли их, извлекали, я тебе не скажу.
– Хорошо.
Сундуков, как всегда, выдвинул левый ящик письменного стола и отдал Петрову причитающиеся ему деньги.
– Думаю, это покроет твои издержки?
– Если не считать протертых штанов, истоптанных ботинок, боли в пояснице, то вполне.
– Вот видишь! – Сундуков положил документы туда, где до этого лежал конверт с деньгами, проводил гостя до двери. Затем вернулся и еще раз пересмотрел принесенные Петровым бумаги, на этот раз чрезвычайно внимательно, выискивая, к чему бы придраться, за что зацепиться.
Изготовить подобную фальшивку было практически невозможно. Информацию Петров почерпнул из разных источников, а зная о российской расхлябанности и неразберихе, Сундуков понимал: где-нибудь получится прокол, возникнет нестыковка. Но информация была практически идентичной даже в мелких деталях.
И постепенно в голове Сундукова сложились. два портрета. Первый, человека, который, будь менее своенравным, наверняка носил бы сейчас генеральскую папаху. А так, оставался лишь майором запаса. Десантно-штурмовой батальон особого назначения – не шуточки, человек с весом в армии. Судя по наградам, с огромным боевым опытом, а если взять во внимание и характеристики, то даже люди, не любившие его, отзывались о нем исключительно как о герое. Но по документам он героем так и не стал.
Награждение Звездой отменили в самый последний момент из-за написанного Рублевым рапорта, в котором он не согласился с командованием. Из армии его тогда отпустили. Зачем иметь несговорчивого командира, зачем иметь головную боль, когда даже министру обороны тогда казалось, что чеченскую проблему может решить один полк в течение нескольких недель?
«Подумать у него время было, – усмехнулся Сундуков, – никуда не лез, восстановиться в армии практически не пытался. Зол, наверное, был как собака, зол и сейчас. Думал, думал и решил теперь взять от властей все, что недополучил. Отыскал своего приятеля, с которым геройствовал в Афганистане, но который, в отличие от него, круто поднялся. Круто – по смоленским меркам, а по московским Порубов – заурядный бизнесмен. Десяток киосков в Москве дают больший доход, чем два ресторана в центре Смоленска».
Сундуков представил себе схему, по которой могли действовать Порубов с Рублевым в одной связке. У Порубова были деньги, тысяч двести-триста он со скрипом мог достать, наскрести, заложить все, что имел. Рублев для Порубова – непререкаемый авторитет. У Рублева же оставались связи, еще с афганской войны.
Может, кто-то, где-то, какой-нибудь полковник имеет доступ к складам, к оружию, вот и предложил он Рублеву, зная, что тот не сдаст, толкнуть партию оружия.
«И Рублева, и Порубова сразу же после сделки надо ликвидировать. Да и Толстошеева заодно, слишком много он обо мне знает. Давно уже пора обрезать все концы здесь, в России. Буду брать!» – наконец решил для себя Сундуков.
Глава 11
Сразу же после визита в автосервис Рублев и Порубов встретились с полковником Бахрушиным, естественно, перед этим поколесив по городу и спалив почти бак бензина, чтобы удостовериться – слежки за ними нет.
Бахрушина разговор устроил.
– Значит, вначале Толстошеев хочет убедиться, что вы его не собираетесь кинуть, что вы не подставные, а настоящие торговцы. Что ж, это мы сделаем.
* * *
В семь часов вечера джип «чероки», за рулем которого сидел Мишаня Порубов, а рядом с ним Борис Рублев въехал на территорию автосервиса. Приезд предварил лишь телефонный звонок Рублева.
– Бабки достал? – грубовато спросил Рублев у Толстошеева.
– Достал, – только и успел ответить тот.
– Тогда жди, приезжаем, – и телефон отключился.
«Что за лажа?» – подобного Толстошеев не ожидал.
Сколько ждать, куда потом ехать, он себе не представлял. Но раз ввязался, пришлось сидеть и ожидать.
Ожидание было недолгим. Толстошеев выбежал к джипу.
– Куда ехать? – опустив стекло, спросил Рублев.
– Где товар?
– Где, где… – Рублев показал большим пальцем себе через плечо. И только тут до Толстошеева дошло, что эти двое, как настоящие психи, привезли изделие с собой.
Заднее сиденье было снято, а на полу джипа лежал свежевыкрашенный деревянный ящик. Толстошеев засуетился. Он приказал выгнать из одного гаража недоремонтированный автомобиль и загнать туда джип «чероки». Наконец, закрыв ворота, Толстошеев рукавом куртки вытер вспотевшее лицо.
– Вы что, с ума сошли? Какого хрена его сюда притащили?
– Ты по-другому хотел? Мы с Мишаней всегда так работаем. Бабки готовы?
– Готовы, готовы, – с придыханием ответил Толстошеев.
А Мишаня с Рублевым уже вытаскивали ящик.
– Вот, смотри. Дай гвоздодер.
Гвоздодера не нашлось, и Мишаня монтировкой вскрыл ящик. В этот момент Толстошеев сидел, зажмурив глаза, боясь, что сейчас громыхнет. Темно-зеленый длинный цилиндр, похожий на ствол толстого бамбука, поблескивая смазкой, покоился в ящике. Все остальные причиндалы для наведения «Иглы» лежали рядом в специально оборудованных отсеках.
– Вот она, – веско произнес Рублев и отвел полу курки, как бы случайно, словно пытаясь достать пачку сигарет.
Толстошеев увидел рукоятку тяжелого пистолета, заткнутого за ремень, безошибочно определил марку – это был пистолет Макарова. У Мишани из-под брючного ремня торчала рукоятка «Магнума». Он, как бизнесмен, мог себе позволить заграничное оружие.
Для порядка Толстошеев осмотрел «Иглу», хотя от волнения мало что мог понять.
– Исправная? – спросил он, непонятно к кому обращаясь.
– Хочешь, продемонстрирую? Самолеты здесь низко не летают, правда, но могу в какую-нибудь тачку садануть.
– Не надо, – всполошился Толстошеев, одновременно и понимая, что это шутка, и в то же время опасаясь двух психов, которые через всю Москву провезли на джипе стратегическое оружие. На ящике не было ни пломбы, ни каких-либо надписей и этикеток, все уничтожено.
– Погодите, сейчас принесу деньги.
– Нет, так не пойдет, – взяв за локоть Толстошеева, остановил его Комбат. – Пойдем вместе. Знаешь, Матвей, всякое в жизни бывает. Если что, – Комбат запустил руку в карман куртки, вытащил боевую лимонку, указательным пальцем левой руки выдернул чеку, даже не отгибая усиков, и, взяв правой рукой за локоть Толстошеева, Сжимая в кулаке лимонку, повел его к вагончику, даже не поинтересовавшись, там ли спрятаны деньги.
Толстошеев шел, боясь споткнуться. Рублев же шел рядом с ним, улыбаясь, словно у него были не пальцы, а безотказные кузнечные тиски, из которых ничто не может вырваться.
– Не волнуйся, Толстошеев, если ты с нами честно, мы с тобой тоже честно. Мишаня плелся сзади.
– Вот и порядок, – оказавшись в вагончике, ласково произнес Комбат.
Толстошеев подошел к урне и вытащил из-за нее непрозрачный полиэтиленовый пакет с надписью «Универсам Юбилейный».
– Мишаня, посчитай, – обратился Рублев к своему напарнику.
Мишаня преспокойно вытряхнул деньги на стол. На столе оказалось десять пачек в банковской упаковке.
– Сто штук, как договаривались.
Мишаня потряс каждую пачку, пять засунул себе в карман, пять отдал Комбату. Тот, продолжая держать гранату в кулаке, сунул деньги за пазуху.
– Теперь пошли, Толстошеев, проводишь. Кстати, до завтрашнего вечера я могу принять рекламации. Если что-то где-то неисправно, мы все устраним.
Гарантийный срок – десять лет, если, конечно, доживешь, или мы с Мишаней не подохнем, – Рублев нахально расхохотался. – Ты не тяни, Матвей, за нами девятнадцать штук, а они не в Москве. Ты уж извини, в джип больше двух не влезает.
