Глава XV
Солнце закатилось, и последние его лучи уже перестали золотить контуры облаков. Небо омрачалось все больше и больше, предвещая темную ночь, и зыбь от прохладного ветра пробегала по поверхности озера. В замке было безмолвно и печально. Освобожденные пленники, подавленные унижением и стыдом, сгорали жаждою мести. Зверобой и Юдифь задумались о собственной судьбе. Гэтти наивно предавалась детскому восторгу; могикан между тем наслаждался перспективой своего блаженства. Охваченные этими размышлениями и чувствами, все уселись за стол.
— Знаешь ли, почтенный старичина, — вскричал Генрих Марч, заливаясь громким смехом, — ты был чертовски похож на скованного медведя, когда повалили тебя на эти дубовые сучья, и я только дивился, отчего ты не ревел, как Мишка! И то сказать: кто прошлое помянет, тому глаз вон. Только этот мерзавец. Райвенук, надо согласиться, — плут отчаянный, и я бы дал большие деньги за его скальп. Ну, а вы как поживали здесь, Юдифь, красоточка моя? Много вы обо мне плакали, когда я был в руках этих молодцов?
— Вы могли заметить, Генрих Марч, что озеро сделалось гораздо глубже от наших слез, — отвечала Юдифь насмешливо. — Я и Гэтти много горевали о своем отце, но о вас мы пролили целые потоки горьких слез.
— Да, Генрих, мы грустили о вас так же, как и о батюшке, — простодушно заметила Гэтти.
— Это в порядке вещей, моя милая, — с живостью возразила Юдифь, — мы жалеем всякого несчастного, кто бы и какой бы он ни был. Впрочем, в самом деле, Генрих Марч, нам приятно видеть, что вы счастливо вырвались из рук гуронов.
— Как это удалось тебе нас выручить, Зверобой? За эту небольшую услугу я тебе охотно прощаю, что ты помешал мне поступить с этими бродягами по заслугам. Сообщи нам этот удивительный секрет, чтобы при случае нам можно было оказать и тебе такую же услугу. Вероятно, ты употребил ласку и хитрость?
— Ни того, ни другого. Я просто заплатил выкуп за вас обоих, и цена эта так высока, что впредь не советую вам попадаться в ловушку, иначе капитал наш истощится.
— Выкуп! Стало-быть, старику Тому пришлось отдуваться и за меня, иначе, откуда бы взять денег для выкупа меня? Я никак не думал, что эти бродяги согласятся уступить за вздор такого пленника, как я; но, видно, деньги — всегда деньги, и индеец жаден к ним не меньше людей другой породы.
В эту минуту Гуттер подал знак Зверобою, и тот в другой комнате сообщил ему все подробности выкупа и переговоров. Старик не обнаружил ни изумления, ни досады, когда узнал, что вскрыли его сундук, и только поинтересовался, все ли вещи были пересмотрены. Он спросил также, где и как отыскали ключ? Зверобой откровенно рассказал обо всем.
— Я желал бы знать, чорт побери, война или мир у нас с этими дикарями? — вскричал Генрих Марч в ту самую минуту, когда Зверобой, не останавливаясь, проходил через наружную дверь. — Это возвращение пленников обнаруживает, повидимому, дружеские связи, и, пожалуй, они на этот раз оставят нас в покое. Ты как думаешь, Зверобой?
— Вот тебе, Гэрри, прямой ответ на твою мысль.
Говоря таким образом, Бумпо бросил на стол пучок прутьев, крепко связанных ремнями. Схватив этот пучок, Генрих Марч стремительно подбежал к огню, горевшему в печи, и немедленно убедился, что конец каждого прута вымочен в крови.
— Ясный ответ, нечего и толковать. Вот как, Юдифь, в Нью-Йорке объявляется война. Где, Зверобой, нашел ты этот вызов?
— Очень просто. За минуту перед этим окровавленный пучок лежал на платформе замка Пловучего Тома.
— Как же он туда попал? Ведь не с облаков же он спустился. Ты должен нам объяснить эти штуки, Зверобой, иначе, пожалуй, мы подумаем, что ты хочешь запугать несчастных горемык, которые и без того чуть не спятили с ума.
Бумпо подошел к окну и бросил взгляд на мрачную поверхность озера. Удовлетворив с этой стороны свое любопытство, он опять взял окровавленный пучок и начал рассматривать его с большим вниманием.
— Да, это, по индейскому обычаю, объявление войны, и оно доказывает, Генрих Марч, что ты отуманился порядком. Волосы на голове твоей целы, это ясно; но ирокезы, вероятно, подрезали твои уши, иначе ты должен был слышать шум на воде, произведенный движением плота, на котором воротился молодой индеец. Его послали бросить к нашим дверям окровавленный пучок, а это значит вот что: по заключении торговой сделки мы подаем военный сигнал и будем стараться изо всех сил забрать вас в свои руки.
— Кровожадные волки! Юдифь, дайте мне карабин, и я с этим вестником отправлю к ним приличный ответ.
— Не отправишь, Генрих Марч, покуда я буду тут, — хладнокровно сказал Зверобой. — Молодой воин зажег факел и при свете его открыто подъехал к этому месту: никто здесь не может и не смеет тронуть его, пока он занят исполнением подобного поручения. Да и напрасно ты беснуешься, любезный: твоя пуля в эту минуту не долетит до его головы! Опоздал!
— А вот увидим! Авось, лодка догонит неуклюжий паром, — отвечал Скорый Гарри, быстро подбегая к дверям с карабином в руках. — Никто в свете не помешает мне овладеть волосами этой гадины!
Юдифь задрожала, ожидая неизбежной с обеих сторон ссоры. Если Марч почерпал в сознании своей силы непреклонную и бурную волю, зато Зверобой отличался необыкновенною твердостью духа и настойчивостью, которая почти всегда приносила ему верный успех. Гэрри побежал немедленно к тому месту, где была привязана лодка, но Бумпо живо заговорил о чем-то с Чингачгуком на делаварском языке. Могикан в свое время первый услышал шум весел и вышел на платформу, чтобы разузнать, в чем дело. Заметив свет, он убедился, что идет ирокезский посол, и не был удивлен, когда тот бросил к его ногам связку прутьев. Он ограничился только тем, что удвоил свою бдительность, опасаясь, как бы под этим вызовом не скрывалась измена. Заслышав теперь голос Зверобоя, он немедленно бросился в лодку и с быстротою мысли выхватил оттуда весла. Гэрри пришел в бешенство и с угрозами бросился на Чингачгука, рассекая воздух своими гигантскими кулаками. Могиканский вождь встретил этот напор с таким величавым видом и с таким бесстрашием, что противник его невольно отступил назад и кинулся на Зверобоя с очевидным намерением выместить на нем все свои неудачи. Неизвестно, чем бы кончилась эта свалка, если бы не вмешалась Гэтти.
— Стыдно вам, Скорый Гэрри, предаваться такому гневу, — сказала она кротким и мягким голосом. — Вы должны помнить, что ирокезы обходились с вами милостиво. Они пощадили ваши волосы, тогда как вы и батюшка покушались на их жизнь.
Это вмешательство слабоумной девушки не замедлило произвести свое благотворное действие. Вместо того, чтобы схватить за горло своего противника, Генрих Марч обратился к Гэтти:
