class="p1">— В квартире только слуга и кучер. Кавендиш, похоже, выпрыгнул из брички во время преследования, — поглядывая на неизменно задернутую портьеру, пропускающую всю ту же полосу свету, полушепотом произнес Чаров.
— Да он так гнал, ваше высокоблагородие, особливо, когда на безлюдные набережные вывернул, что бедная Зорька едва не околела. Разве за его резвушками ей, старушке поспеть? — с виноватым видом агент поглаживал фыркающую, еще не отошедшую от гонки кобылу.
— Видал ваши скачки, когда по Дворцовой брел. Сдается мне, что недаром верх на бричке задрали. Кавендиша к тому времени в экипаже уж не было. Может, на самом деле на Миллионной сошел?
— Тебя никто не обвиняет, Ермилов, — досадливо бросил Блок расстроенному филеру и многозначительно посмотрел на Чарова.
Посовещавшись, они вызвали дворника и потребовали открыть калитку в воротах, закрывавших проход во внутренний двор, а также запертый к тому времени швейцаром парадный подъезд. После чего двое агентов встали у дверей черного входа, тогда как остальные, в сопровождении дворника, вошли в парадную. Стараясь не шуметь, они поднялись на второй этаж, и Чаров приказал сказать дворнику, что прибыл посыльный со срочным письмом для господина Каванди. На этот раз дверь отворили сразу. Не успел слуга взять протянутый конверт, как дуло револьвера уперлось ему в лоб.
— Тсс… — прошипел Сергей, показав глазами снять цепочку.
Слуга безмолвно повиновался и, ощущая взмокшим от страха лбом красноречивый холод металла, отступил назад, пропуская вовнутрь Чарова с Ермиловым.
— Who is there, Billy[55]? — послышалось из глубины квартиры.
— This is the letter for the Master[56], — сдавленным голосом отозвался он.
В этот момент стоявшие на лестнице чины полиции, с Блоком во главе, вошли в квартиру и, следуя молчаливому указанию Билли, подкрались на цыпочках к кабинету Кавендиша. Доверив перепуганного, впавшего в легкую прострацию слугу попечению Ермилова, Чаров резко распахнул дверь. Трепыхавшаяся на ветру портьера объяснила все. Подскочив к окну, он увидал удалявшуюся спину Джозефа. Подволакивая ногу и смешно подпрыгивая, он из последних сил бежал в сторону Графского переулка.
— Не стрелять, он нужен живым! — скомандовал Сергей и, спустившись по водосточной трубе, побежал вслед за кучером. Пролетка с чинами полиции рванула вдогонку.
— Стой, стрелять буду! — наводя револьвер, быстро нагонял Чаров кучера, как тот выстрелил сам и тотчас исчез, будто под землю провалился.
Пробежав еще несколько метров, Сергей замер как вкопанный. Огромная траншея, вырытая для прокладки дренажных труб, разверзлась под ногами. Внизу, в свете одинокого фонаря распростерлось тело Джозефа. Повернувшись, чтобы выстрелить, кучер не заметил слабо освещенного, не обнесенного заграждением рва и камнем полетел вниз. Услыхав приближавшийся цокот копыт, Чаров обернулся и с криком «Осади!», схватил под уздцы несущуюся в траншею Зорьку. Кобыла яростно заржала и, взвившись на дыбы, едва не опрокинула остановившуюся в паре метров ото рва пролетку.
Когда Джозефа подняли наверх, он еще хрипел. С облепленным мокрой глиной лицом, окровавленной головой и неестественной выгнутой шеей он являл собой жуткое зрелище. Ударившись теменем о битум трубы, кучер раскроил себе череп и сломал шейные позвонки. Глядя на него, Чарова вывернуло наизнанку и, дабы не конфузить себя, он отошел в сторону, предоставив распоряжаться всем Блоку. Дико вращая выпученными глазами, раненый безумно таращился на склонившегося к нему полицейского следователя, исторгая из глотки нечленораздельные звуки.
— Он сознался в убийстве столяра! — разгибая спину, объявил во всеуслышание Блок.
Жизнь еще теплилась в нем, и Блок приказал перенести пострадавшего в пролетку и везти в госпиталь. Врач, тот самый лекарь из Мариинской больницы, что давеча беседовал с Чаровым, только развел руками. «С подобными увечьями, он — не жилец», — вынес вердикт, побывавший в мясорубке Севастополя и повидавший много ужасов на своем веку доктор.
— Ну что, Ермилов! Понятливый Билли не желает тебе сообщить, где прячется его достопочтенный хозяин? — первым делом поинтересовался у подчиненного Блок, когда, вернувшись из больницы в сопровождении полицейских, поднялся на квартиру Кавендиша.
— Говорит, по-русски не разумеет, ваше благородие.
— Не разумеет, так не разумеет. Мы и без него, все что надо разузнаем, — вставил свое слово Чаров и подмигнул полицейскому следователю. — Расскажи-ка, Ермилов, по каким улицам ты за наблюдаемым гонялся? — поинтересовался судебный следователь.
— Вначале по набережным: как с Графского переулка на Английскую набережную повернули, так прямиком до Дворцовой и шпарили. Опосля Зимней канавкой на Миллионную свернули, с нее на Мошков переулок, потом на Большую Конюшенную. Тут я приотстал, но приметил, что экипаж наблюдаемого на Шведский переулок поворачивает. «Ага, думаю, значитца, теперь на Малой Конюшенной свидимся». Так и случилось. Приметил я там хвост его брички и даже нагнал ее малость, как они на Невский свернули и обратно, Дворцовой площадью и Адмиралтейским проездом, на Галерную возвернулись.
— Стало быть, на Миллионной ты бричку наблюдаемого недалеко отпустил? — спросил его Чаров.
— Не то, что на хвосте у него висел, но был недалече.
— И ничего подозрительного не заметил? — уточнил в свою очередь Блок.
— Никак нет, — твердо отвечал Ермилов.
— А в какой момент наблюдаемый верх своей брички поднял? — сгорал от нетерпения Сергей.
— Полагаю, когда Шведский переулок проезжал. Там я его уж не видал, отстал преизрядно.
— Стало быть, на Шведском переулке мертвая зона приключилась, и вновь его экипаж ты уже на Малой Конюшенной увидел? — желал расставить все точки над i Чаров.
— Как он на Невский сворачивал, тогда и смекнул, что кузов брички задран.
— Ну а как на Галерную добрались?
— Обыкновенно, ваше высокоблагородие. Ворота в подворотню открытыми стояли, и бричка на задний двор проехамши уж была. А вскорости и сами вы подоспели.
— Полагаю, Кавендиш в доме Имзена по Малой Конюшенной сейчас пребывать изволит, — обернувшись к Блоку, с глубокомысленным видом изрек судебный следователь.
— Месье Чаров, какая неожиданность! — стоя в передней и раскачиваясь на носках, Кавендиш поедал глазами Сергея, не вынимая руки из кармана не застегнутого сюртука.
— Проезжал мимо и, невзирая на поздний час, решил заглянуть, памятуя ваше приглашение, сделанное мне вчера в театре, — безмятежно произнес он.
— Не знал, что давал вам сей адрес. Обыкновенно, я на Галерной улице проживаю. Однако, прошу, прошу, — не теряя хладнокровия, широким жестом англичанин обвел просторную, с шиком обставленную переднюю, указав, куда следует пройти нежданному гостю.
— Уютный кабинетец, — придирчиво оглядев комнату, Чаров занял ближайший к окну стул.
— Идите в кресло возле камина, там вам будет покойнее, — удивился его выбору Кавендиш.
— Не тревожьтесь, любезный Чарльз. Мне и здесь вполне хорошо, к тому же здесь не так жарко. Огонь разожгли у вас больно сильный, — кивнул на мерно гудевшее пламя он, украдкой заметив догорающие листы исписанной бумаги.
— Как вам будет угодно, — британец не стал настаивать и, опустившись в кресло, испытующе посмотрел на Сергея.
— Мой дядюшка весьма лестного о вас мнения, — откинувшись на стуле, кинул пробный шар он.
— Польщен столь высоким
