То, что ей удалось узнать, заскочив между делом к племяннику, привело ее в возбуждение настолько могучее, что она на какое-то время совершенно забыла о том, что беременный ее живот в самом скором времени может разрушить зачинающиеся с новой невероятной силой ее женские устремления и девичьи грезы. Больше всего ее обнадеживала та новость, что она и Максов брат хотя и родственные люди через мать Люську, но зато вполне чужие, да чего там, вполне – совершенно, получается, чужие, а это надежно означает, что как бы и не очень родственники. Это во-первых. Во-вторых, Айван этот американский, новый племяш и брательник, глаз на нее положил с первой секунды, и это тоже не бином Ньютона. А в-третьих, не обязательных, но приятно совпавших, – то, что математический очкарик этот понравился ей самой, Милочке, понравился сразу и сильно, несмотря на имеющуюся разницу в возрасте. И смотрел тот Айван на Милочку, как никто и никогда не смотрел на нее прежде, – неотрывно, восхищенно и без идиотского сексуального потребления. А еще женское чутье ей подсказывало, что он вообще ни на кого не смотрел такими глазами, даже в своей далекой и распущенной стране. Было и четвертое соображение, возникшее в Милочкиной головке в тот момент, когда электричка начала притормаживать у подмосковной станции. И оно поставило заключительный аккорд в так замечательно начавшемся августовском дне девяносто восьмого года. А именно: Айван этот не является по существу своей биографии настоящим сыном дяди Шуры Ванюхина, насмерть заваленного Милочкиным портвейновым ударом в висок в порядке самообороны и отстаивания чести, – точно совершенно не является, так как им не воспитывался, вместе никогда не проживал и даже никогда в глаза его не видал, а стало быть, он просто сын посторонних родителей с необычной, так по-французски красиво звучащей фамилией, вписанной на законных основаниях в юридический иностранный паспорт.
Уходя от ребят, Милочка клятвенно пообещала, подобно Максу, никоим образом не доводить пока правду до бабушки, чтобы не превращать остаток жизни Полины Ивановны в полную и окончательную для семьи Ванюхиных трагедию, – хватало с нее и других свалившихся на старую голову несчастий. Время, решили они, пройдет, а там видно будет, в какую сторону жизни наклоняться.
Дмитрий Валентинович объявился через день после Милочкиного обещания. Он позвонил сообщить, что все по делам «Мамонта» готово и для формально обставленной передачи управления в его руки нужно прибыть в корпорацию. Машину он за ним пришлет. В ответ Макс промямлил чего-то, но потом ему все же удалось донести до дяди Димы суть просьбы: он хочет для начала ознакомиться с делами корпорации, и, если можно, поподробней. Добавил при этом, что хотел бы быть не один. Таким словам Дмитрий Валентинович искренне удивился, однако серьезно все равно не отнесся: подумал, советчики нашлись у наследника, доброхоты, но это ничего, это преодолимо…
Еще больше он удивился, изумился даже и на какое-то время потерял дар речи, когда из «шестисотого» вылезли два Максима Ванюхина, отличимые друг от друга лишь по одежде и наличию очков у одного из наследников – у того, что слегка прихрамывал.
– Потом, дядя Дим, – неуверенно сказал наследник без очков, имея в виду, что удивление того ему понятно. – Куда идти-то?
Последующие три дня Айван ходил в «Мамонт» как на работу. Дяде Диме Макс сказал лишь часть правды – ту, базируясь на которой построить всю хаотическую родословную Дмитрий Валентинович вряд ли бы сумел. Макс намекнул полупрозрачно, что в семье их имеется еще один член, еще один Ванюхин, и имелся всегда, но отец при жизни считал необходимым посвящать в дела семейные не всех, исходя из одному ему лишь известных соображений. «Это все пока, дядя Дим, о’кей?»
Ванюхину в очках, удобно разместившемуся в отцовском кабинете, по его заказу подносили и вываливали кучи сведений и деловой информации: банковские сводки, свежие новости с бирж, котировки акций, размещение ГКО с данными по процентным ставкам, сравнительный анализ курсов валют, контакты с партнерами, связи и расчеты с отраслевыми министерствами, налоговые отчисления одновременно с экземпляром налогового законодательства и еще многое другое из того, что он оперативно запрашивал. Компьютер на столе у него не выключался и не выходил из режима Интернета все время, пока он изучал состояние наследных дел. Макс, пристроив брата в начальственный кабинет, слинял через полчаса и больше в «Мамонте» не появлялся.
На четвертый день утром они появились оба.
– Значит, так, – сказал Айван, обращаясь к Дмитрию Валентиновичу, – необходимо срочно избавиться от всех ГКО, всю массу рублевых активов немедленно перевести в валюту: шестьдесят процентов в долларе ю эс эй, и по двадцать – в марке энд паундс, о’кей? Кредитные линии закрыть сегодня же и набрать как можно больше долгов в рублевом исчислении – столько, сколько получится набрать. Это все.
– Это все, дядь Дим, – охотно подтвердил распоряжение Максик. – Скажите кому надо, пусть закрывают и набирают, о’кей?
Дмитрий Валентинович хотел что-то сказать в ответ, но потрясенно промолчал и вышел из кабинета. Что-то подсказывало ему, что поиграл он в эти три дня с молодыми людьми не в свою игру, а во что-то другое, и не по его правилам.
– Вовремя я тебя нашел, – со скромной гордостью сообщил брату Айван. – Еще немного – и не успели бы.
– Чего? – не понял Макс. – Чего не успели бы?
– Подтверждения получить не успели бы практического теории хаоса, – ужасно довольный собой ответил Айван и, не дожидаясь следующего вопроса, попробовал несколько пояснить свои слова: – Видишь ли, хаос, как категория, продуцируется абсолютно детерминированными системами, без участия каких-либо случайностей. Но это в математике. А в жизни это означает, что к хаосу можно прийти, опираясь на посылки, отвечающие логике здравого смысла. И в этом случае, Макс, хаос – полная противоположность порядку. – Он вопросительно взглянул на двойника, пытаясь почувствовать обратную связь, и продолжил: – Сейчас поймешь. Ну, смотри, к примеру: ты заблудился в лесу, но не ищешь правильный путь, чтобы выйти обратно, а руководствуешься необходимостью других задач – не упасть духом, остаться гордым, верить в победу разума, но не делать с этой целью ничего, что поможет выбраться из леса, а наоборот, ты продираешься сквозь торнадо и циклон, сжав зубы от ненависти к американцам, например, или к людям вообще, или к себе самому – тут возможны варианты, В результате ты попадаешь в такое… э-э-э… – он помялся, – как это… эсс по-русски.
– Жопа! – быстро подсказал Макс, радуясь, что сумел хотя бы немного помочь в родственных изысканиях.
– Да, – тоже вспомнил забытое слово Айван и согласился, – в жопа попадаешь. В такой жопа, в какой весь Совьет Юнион попадал, когда мы уезжали в восемьдесят седьмом, о’кей?
– О’кей, – и на этот раз согласился Макс с мудрым очкариком, но ни хрена из сказанного им, кроме «жопа», не понял.
Кризис, расколовший российскую экономику до основания, разразился 17 августа, и это было очередное потрясение, испытанное Дмитрием Валентиновичем. Заключалось оно, однако, не в самом факте случившегося, а в том, что все сделанное в соответствии с распоряжением очкастого наследника не только спасло «Мамонт» от верного краха, но и позволило выскочить корпорации в самые первые ряды крупнейших и устойчивых экономических единиц российской экономики.
– Аттрактор! – Айван попытался коротко объяснить ошалевшему вместе с остальными членами правления Дмитрию Валентиновичу природу происшедшего, имея в виду как корни, так и сделанные им превентивные выводы, позволившие избежать катастрофы и чувствительно подняться над конкурентами. – Аттрактор – область, которая притягивает к себе траектории динамической системы. Это же просто, смотрите: ваше правительство взвинчивает цены на ГКО. Каждый отдельный шаг может рассматриваться как спасительный, но все вместе они – катастрофа, причем не в математическом смысле. Высокие проценты умножают долги, которые оплатить сначала трудно, а потом просто невозможно. Срабатывает обратная связь, когда следствие начинает воздействовать на причину. Но связь эта не отрицательная – та всегда обеспечивает устойчивое и управляемое развитие событий, – а положительная, понимаете? Обратная наоборот! Лавина, иными словами. Она же запускает и хаотический процесс – но с аттрактором во главе. И я понял, пока сидел за этим столом, что наш аттрактор – полное обесценивание ценных бумаг. Они есть часть аттрактора и развиваются по законам хаотической динамики. А значит, неизбежно сваливаются в кризис. И сроки его в этой же динамике. Вот и все, о’кей?
Восемнадцатого августа снова приехала Милочка, предварительно убедившись, что Айван тоже будет, и привезла бутылку марочного портвейна, из запасов с Малого Власьевского. До этого она так же объявлялась всякий раз, когда ей удавалось выведать якобы ненароком, что чудной американец остается ночевать не у себя на Пироговке, а на Плющихе, у брата. Вечером она разлила массандровский напиток и уговорила Айвана испытать его на вкус. Далее все получилось у математика так, как придумала для него Милочка: первый в жизни глоток алкоголя, первое в жизни приятное состояние опьянения, первая в жизни женщина в виде Милочки же и первое в жизни ощущение из числа настоящих, к утру практически полностью обернувшееся полноценной любовью к длинноногой родственнице из загадочной Мамонтовки. Перед самым утром, пока Макс досыпал у себя в мастерской, Милочка и Айван, разместившиеся в родительской спальне на втором этаже олигарховых апартаментов, успели окончательно поклясться друг другу во взаимной преданности и вечной любви. Правда, на этот раз на плоту ей поплавать не удалось, так же как и воспарить под небеса и парить там выпущенной на волю птицей. Но было нечто, что радовало ее, по большому счету, несмотря на несостоявшийся полет.
