— Ты не чахнешь. Ты просто ненавидишь считать и засиделась допоздна прошлой ночью.
А ее волосы были, как всегда, безупречны — густые и вьющиеся, с совершенно неестественным блеском.
— Ты говоришь совсем как Ти. — Она закатила глаза.
Как бы я ни любила Энди — мы были неразлучны с первого дня пятого класса, — я частенько жалела ее брата. Даже дружбу с ней можно считать практически работой с полной занятостью, так что я могла лишь предполагать, насколько должна досаждать нормальному парню двадцати двух лет обязанность держать в узде шестнадцатилетнюю сирену. В особенности если учесть, насколько Ти скромный и покладистый. Порой я удивлялась, как у них вообще может быть одна и та же мать.
Мужчин-сирен не бывает, и поскольку папа Ти был человеком, то и Ти тоже им оказался. Энди родилась сиреной, в маму, но мы знать не знали, кем или чем был ее отец. Ее мама так и не собралась хоть что-то пояснить, отделавшись обычным: «Без него тебе лучше».
Вероятно, ей было лучше и без матери тоже, поскольку, когда нам исполнилось по тринадцать и в Энди пробудился аппетит настоящей сирены, мама подбросила ее на квартиру Ти, и с тех пор ни один из них о ней не слышал.
— Послушай, все будет не так, как в прошлый раз, я клянусь. — Энди заправила за ухо блестящую прядь волос. — Я работала над сосредоточением. Над выделением из толпы одного человека. На этот раз все будет иначе.
Я запихнула коробочку от диска под ее тумбочку, села на ковре, скрестив ноги, и нахмурилась.
— Разве Ти не обещал взять тебя с собой на эти выходные?
— Да, но он и на той неделе говорил то же самое. Он просто не понимает. И даже если он вспомнит, дело закончится чем-нибудь поистине дурацким, вроде концерта самодеятельности в дешевом клубе. Слушатели на восемьдесят процентов состоят из стариканов, нацепивших банданы в погоне за модой.
Теперь пришла моя очередь закатывать глаза.
— Не думаю, что ты так привередничала бы, если бы действительно чахла.
Ей нужно питаться, чтобы выжить, это я понимаю. Но могла ли она на самом деле настолько и так быстро проголодаться?
Энди пожала плечами:
— Мне неловко питаться пожилыми людьми, они и без того достаточно близки к смерти. Кроме того, понадобятся три старушки, чтобы дать столько же энергии, сколько дает зрелое восемнадцатилетнее тело.
Ее глаза вспыхнули от возбуждения, а улыбка сияла просто заразительно. Но то, что мои синяки уже поблекли, не означало, что я успела о них забыть.
— В прошлый раз какой-то урод впечатал меня в скользящую стеклянную дверь, пытаясь подобраться к тебе поближе. Я не готова выдерживать очередной натиск, если ты опять увлечешься.
Она нахмурилась:
— Я же сказала, я работала над собой.
Я не ответила. Она села на кровати, скрестив руки на груди.
— Я умираю от голода, Мэллори. В крайнем случае я поеду без тебя, но мне действительно может пригодиться подстраховка.
Именно поэтому я всегда и таскалась с ней прежде — чтобы помешать Энди завести новых друзей. Или поклонников. Моя работа заключалась в том, чтобы встревать и затыкать ее, как только она получит достаточно пищи, но прежде, чем превратит кого-нибудь из слушателей — также известных как человекоэнергетики — в безнадежного наркомана или в пациента психбольницы. Этот миг обычно наступал между последними звуками общеизвестной песни и первыми нотами собственной мелодии Энди. Когда сирена начинает исполнять свои сочинения, пора убираться. Или, по крайней мере, затыкать уши всем присутствующим.
Я в особенности хорошо подхожу на роль ее подстраховки, поскольку песня сирены не способна зачаровать большинство нелюдей и пение Энди никак на меня не действует.
Ну, то есть это не совсем так. Ее пение ошеломляет меня. Красота ее голоса заставляет меня одновременно томиться и пылать от зависти. Но мои мозги не закипают, а чувства не хлещут через край в приливе безумной любви к ней, в то время как она медленно вытягивает жизненные силы жертвы. Энди не может мной питаться или меня зачаровывать. Я единственная, кто способен помочь ей остановиться, пока дело не зашло слишком далеко. Больше ей положиться не на кого.
Мы превосходная пара. Настоящие сестры поневоле.
— Кроме того, ты и сама хочешь развеяться.
Она снова усмехнулась, и я пожалела, что не могу противостоять ее улыбке так же, как голосу.
— Иначе нам светит бадья попкорна на домашнем фестивале ужастиков и пицца за полночь, если вдруг захочется авантюр.
Что ж, в этом заключалась доля правды. Лето уже наполовину прошло, а мы так и не нашли более увлекательного занятия, чем работа в забегаловках за минимальную плату. Мама вернется через несколько дней, и блаженству долгого сна по утрам придет конец.
Энди угадала мое решение по выражению глаз и ухмыльнулась, опережая мой ответ:
— Полагаю, мы могли бы еще разок повеселиться напоследок.
Понятия не имею, откуда Энди узнала о вечеринке. Возможно, от какого-нибудь парня на работе. Или на улице. Или из некой встроенной системы отслеживания вечеринок, шепчущей в ее собственной голове. Так или иначе, но где-нибудь всегда что-нибудь происходит, а Энди непременно знает, как туда попасть, даже если для этого необходимо проехать пол-Техаса.
Это первое правило выживания: никогда не ешь там, где живешь, и никогда дважды не кормись в одном и том же месте. Если людям всегда будет становиться плохо после того, как ты им споешь, рано или поздно кто-нибудь заметит. Особенно если не удастся списать это на похмелье, да и пищевое отравление годится только на один раз.
— Так что, это частная вечеринка? — уточнила я, когда Энди свернула с шоссе на узкую, хорошо мощенную дорогу в часе езды от нашего захолустного городишки. — И каков наш план? Ты собираешься попросту забраться на стол и запеть во весь голос?
Энди рассмеялась и чуть сильнее надавила на газ, поскольку ее возбуждение достигло пика.
— Это вряд ли. Хотя может сработать, если не найдется другого выхода. Предполагается, что там будет соревнование рок-групп.
Я убрала солнцезащитный щиток со стороны пассажирского сиденья и, глядя в освещенное зеркальце, подправила помаду. Мне не дано великолепия сирены; чтобы хорошо выглядеть, приходится постараться.
— Рок-групп? Серьезно?
Хотя она ни за что не призналась бы в этом в школе, Энди весьма прилично управлялась с пластиковой гитарой; она как-то играла против брата на деньги, когда у нее опустел кошелек. Ти, разумеется, не позволил бы ей петь, так что она выбрала гитару против барабанов и переигрывала соперника около семидесяти процентов времени, хотя они оба выступали на уровне «эксперт».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
