В августе газета «Речь» публикует рецензию Н. Гумилёва на книгу А. Ремизова «Часы», выпущенную в Санкт-Петербурге в 1908 году издательством «Ego». В журнале «Русская мысль» появляются рассказы поэта «Принцесса Зара» и «Золотой рыцарь», а в журнале «Весы» — «Радости земной любви» с подзаголовком «Новеллы».
Однако успехи не вскружили голову Гумилёву. В письме от 20 августа В. Брюсову он пишет, извиняясь за долгое молчание: «Все это время во мне совершался перелом во взгляде на творчество вообще, а на мое в частности. И я убедился в моем ничтожестве. В Париже я слишком много жил и работал и слишком мало думал. В России было наоборот: я научился судить и сравнивать. Не подумайте, что я соблазнился ересью Вяч. Иванова, Блока и других. По-прежнему я люблю и ценю больше всего путь, указанный для искусства Вами. Но я увидел, как далеко стою я от этого пути. В самом деле, Ваше творчество отмечено всегдашней силой мысли. Вы безукоризненно точно переводите жизнь на язык символов и знаков. Я же до сих пор смотрел на мир „пьяными глазами месяца“ (Нитше), я был похож на того, кто любил иероглифы не за смысл, вложенный в них, а за их начертание и перерисовывал их без всякой системы. В моих образах нет идейного основания, они — случайные сцепления атомов, а не органические тела. Надо начинать все сначала или идти по торной дорожке Городецкого. Но на последнее я не согласен. Вы говорите: „Есть для избранных годы молчания…“ Я думаю, что теперь они пришли и ко мне. Я еще пишу, но это не более как желание оставить после себя след, если мне суждено „одичать в зеленых тайнах“… Книгу я решил не издавать, а мои вещи после перелома будут слишком долго незрелы, чтобы их можно было печатать».
Конечно, Гумилёв лукавит, утверждая, что печатать будет нечего. Ведь далее в том же письме он опять пишет о своих успехах и интересуется, можно ли будет напечатать в «Весах» его стихи. Но в одном он не лукавит, и это покажут его дальнейшие поиски: он ищет новые формы творчества. Поэт хочет писать лучше и жаждет учиться этому у признанных мэтров русской словесности.
Вместе с тем Николай Степанович выполнил обещание, данное отцу, и 10 июля отправился в Санкт-Петербургский университет. В прошении на имя ректора бывший студент Сорбонны писал: «Честь имею просить Ваше Превосходительство о зачислении меня в число действительных студентов Санкт-Петербургского университета юридического факультета».
Август для обоих братьев Гумилёвых оказался знаменательным. 17 августа Высочайшим приказом Дмитрий Гумилёв был произведен в подпоручики с назначением в 147-й пехотный Самарский полк со старшинством с 17 июня 1908 года. Полк в ту пору был расквартирован в Ораниенбауме.
18 августа Николай Гумилёв был зачислен в число студентов Санкт-Петербургского университета. Через четыре дня подпоручик Д. С. Гумилёв прибыл в полк. Николай Гумилёв стал готовиться не к занятиям, а к поездке в Африку. Об этом он известил своего учителя В. Я. Брюсова в письме через два дня после зачисления в университет: «…Числа седьмого я думаю выехать из Царского. Когда мой адрес хоть сколько-ни-будь установится, я тотчас сообщу его Вам…»
Последние дни уходящего лета и первые дни наступавшей осени Гумилёв проводил в обществе сестер Веры и Зои Аренс. Совершенно случайно именно в это время на Царскосельском вокзале в Санкт-Петербурге в обществе этих сестер и встретила Гумилёва Анна Горенко, приехавшая навестить отца и старую подругу Валю Тюльпанову. И вновь в ее душе шевельнулось какое-то непонятное чувство. Ей показалось, что от нее уходит то, что принадлежит ей давно, что связано неразрывно через нее с Царским Селом и со всем тем уже далеким миром дома Шухардиной, великолепных парков и прудов, воздухом Мариинской женской гимназии. Ей захотелось хотя бы на мгновение с головой окунуться в этот ушедший мир, как в омут. И он уловил в ее прозрачных глазах эту растерянность, эту проснувшуюся жажду удержать ускользающее прошлое. В сердце поэта встрепенулась надежда. Но Анна уезжала в Киев. Гумилёв решил по дороге в дальние края заехать к ней туда. «А вдруг все изменится, — думал он, — ведь давала же она согласие выйти за меня замуж. Значит, я ей не безразличен!» Так они и разошлись, думая каждый о своем.
Осень — пора, которую обожал Гумилёв как время творческих поисков и усиленной работы поэтической мысли. Он любил бывать возле пруда у Николаевской гимназии и смотреть расходящиеся кружочки от прилетающих на воду золотых листьев. Было ощущение неясного томления, казалось, вот-вот должна родиться музыка, и она начинала звучать… Как-то сами собой родились строки:
Не семью печатями алмазнымиВ Божий рай замкнулся вечный вход,Он не манит блеском и соблазнами,И его не ведает народ.
Это дверь в стене, давно заброшенной,Камни, мох, и больше ничего,Возле — нищий, словно гость непрошеный,И ключи у пояса его…
Откуда вдруг «Ворота рая» (1908) появились у готовящегося в путешествие поэта? Не было ли здесь той самой мистики, предчувствий расставания насовсем? Не хотел ли и впрямь Гумилёв окончить свои дни там, у «берегов медлительного Нила…», из-за неразделенной юношеской любви? Но где-то в глубине души жило ощущение, что неслучайно он решил отправиться по пути в Одессу к ней, немыслимой и злой колдунье, такой безжалостной и такой желанной… Она стояла на его пути, хотя и жила «за тридевять земель». Злой рок гнал поэта в неведомый омут.
Анна Горенко чувствовала себя в Киеве, словно рыба, выброшенная штормом на песок. От Севастополя она уже оторвалась, а к Киеву не прикипела еще душой. Правда, она вернулась в город в новом качестве — осенью 1908 года Анна Андреевна поступила на Киевские высшие женские курсы, которые действовали при Киевском университете имени Святого Владимира еще с 1870 года. Иногда курсы называли более официально: Университет Святой Княгини Ольги. Горенко стала студенткой открытого в 1907 году юридического факультета. Знала ли она, что и Николай в том же году стал студентом юридического факультета? Неизвестно. Но это и неважно. Сама Горенко, отчаявшись выйти замуж по любви, решила, по моде того времени, занять себя учебой.
Университет был в ту пору известным учебным заведением на юге Империи. На первом курсе Горенко встретила свою одноклассницу по гимназии Татьяну Каменку. С интересом узнала Аня, что сокурсница Елизавета Дубровская приехала из Петербурга, где училась на Бестужевских курсах. Любовь к Петербургу сделала двух курсисток приятельницами, они часто и с тоской вспоминали Северную столицу России.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
