обмыли именно здесь, в этом салуне, и потом Джек бывал тут неоднократно, обмывая удачные налёты на чужие устричные садки. В свои пятнадцать лет он сумел стать настоящим «королем» устричных пиратов, не уступая взрослым отчаянным авантюристам ни в умении управлять шлюпом в любую погоду, ни в драке, ни в выпивке, ни в лихости, ни в умении сорить деньгами.
Джеку было пятнадцать. Мне — почти столько же, пусть сознание моё гораздо старше и принадлежит человеку не с этой планеты. Пусть. Но фактически, повторю, мне четырнадцать, я теперь землянин и, как сказал бы Джек Лондон, — дьявол меня побери, если я не добьюсь тех целей, которые поставил перед собой. Спасибо, Джек, ты мне помог. А то что-то я расслабился последнее время. Пора возвращаться домой и браться за дело.
Но сначала всё-таки надо зайти в салун. В жизни себе не прощу, если упущу такую возможность.
В салуне (между нами, — сарай сараем) царил полумрак. Я постоял, оглядывая небольшое помещение с дощатыми стенами, таким же полом, тремя или четырьмя крохотными столиками с табуретками и самой обычной барной стойкой справа. С потолка свисают настоящие газовые лампы, как во времена Джека. Стены — в старых фотографиях, рекламных плакатах, афишах, пожелтевших газетных вырезках.
За стойкой, в свете уже электрической лампы, стоял бармен с лысой головой, бритым подбородком и роскошными чёрными усами и делал то, что всегда делают бармены — протирал бокал. Рукава его рубашки были закатаны по локоть, обнажая волосатые мускулистые руки.
— Привет! — поздоровался я.
— Доброе утро, молодой человек, — пророкотал бармен, окинув меня быстрым взглядом. — Что будете пить?
Я подошёл, сел на табурет у стойки, посмотрел на ряд бутылок, среди которых, как у себя дома, помещалась большая довольно известная фотография Джека — снимок был сделан на его яхте «Снарк».
— А что пил Джек Лондон? — спросил я.
— Джек пил всё, — ответил бармен.
— Я бы попросил пива или даже виски, но вы же всё равно не нальёте.
— Увы, — сказал бармен. — Те времена, когда пятнадцатилетний Джек пропивал здесь улов, давно прошли. Мы чтим закон.
— Тогда колы, — попросил я.
Бармен налил мне кока-колы, я сунул в стакан для денег долларовую бумажку и вышел с колой наружу. Прихлёбывая напиток, обошёл салун по кругу, заглянул в стоящую здесь же аляскинскую хижину Джека (кошмар, где только не селятся люди ради шанса добыть золото).
Подошёл к ограждению набережной. Вид на залив Сан-Франциско и город закрывал остров Аламеда, отделённый от Окленда протокой. Вдоль набережной тут и там торчали пирсы с причаленными парусными яхтами, катерами и моторными лодками.
Вот так и Джек причаливал где-то здесь неподалёку свой шлюп и шёл в салун, обмыть удачную сделку или просто перекусить и выпить кофе, подумал я.
Моё внимание привлекла лодка с подвесным мотором, которая двигалась по протоке со стороны моста Окленд Бэй. Она подошла к ближайшему от меня пирсу, сбросила скорость почти до нуля и причалила. На носу красивыми белыми буквами было выведено название — «Daisy». На пирс из лодки выскочил молодой парень (лет на пять меня старше, вряд ли больше), привязал лодку верёвками к двум кнехтам на причале и отправился куда-то по своим делам.
О как, подумал я. Садись, кто хочешь, плыви, куда хочешь. Если, конечно, удастся завести мотор. Может, и удастся, если владельцы моторных лодок и катеров здесь так же беспечны, как и автомобилисты и оставляют ключи на своих плавсредствах. Запасные, по крайней мере.
«Оно тебе надо? — подумал я. — Лодки, катера, ключи… Ты что, собрался поплавать по заливу? Собрался — не собрался, а полезная информация не помешает, — ответил сам себе. — Мало ли что»
Я допил колу, вернулся в салун, узнал у бармена как лучше добраться до Сан-Франциско (автобусом через мост Окленд Бэй Бридж) и вышел на улицу.
Планировка всех американских городов стандартная: улицы вдоль и улицы поперёк. И какая-нибудь одна длинная улица, пересекающая город наискось. Торговая, конечно. Сан-Франциско в этом смысле ничем от других городов США не отличался (главная косая торговая артерия так и называлась — Маркет стрит), а ориентироваться здесь было совсем просто. Главное, — знать, по какую руку залив, по какую — Тихий океан, и где мост Золотые Ворота, то бишь, север.
Парк с одноименным названием я нашёл быстро. Зелёный прямоугольник длиной почти пять километров и шириной восемьсот метров расположился в западной части города. Мне хватило двух часов, чтобы найти удобное место для ожидания (их тут было полно, — люди спокойно сидели, перекусывали и загорали на многочисленных газонах) и прикинуть пути отхода на случай засады.
Сан-Франциско мне понравился. Было в этом городе некое очарование, противиться которому было практически невозможно. Да и зачем? Не противимся же мы очарованию красивой девушки или умного и весёлого собеседника!
Улицы, то взлетающие вверх, то падающие вниз с вершины очередного холма.
Разноцветные трёхэтажные дома конца прошлого века на площади Аламо.
Широченные песчаные пляжи и грохот океанского прибоя.
Холодные облака-туманы, плывущие иногда так низко, что, кажется, до них можно дотянуться рукой.
Знаменитый мост Золотые Ворота, под которым величественно проплывали громадные океанские сухогрузы.
Вкуснейшая похлёбка клэм-чаудер, подаваемая прямо в хлебе.
Улыбающиеся, всегда готовые объяснить дорогу, люди.
Множество бездомных.
Кстати, о бездомных. В Советском Союзе я не видел ни одного. Здесь же, в США, они попадались мне постоянно. Их легко было отличить по неряшливому виду, плохой затасканной одежде и запаху немытого тела. Поначалу меня это поражало. Как это? Богатейшая страна мира, а людям негде жить, и они вынуждены бродяжничать? Однажды не выдержал и спросил у Мэта напрямую. Мэт, который догадывался, что я не американец, но при этом никогда не лез в душу, вытащил изо рта окурок сигары, осмотрел его, сунул обратно и сказал:
— Значит, они могут себе это позволить, верно?
Исчерпывающий ответ.
Так вот, прикидывая пути отхода, я прошёлся по набережной от парка Золотые Ворота до парка Сутро-Хайтс и посреди прибрежных скал, наткнулся на замечательную, хорошо укрытую от посторонних глаз, пещеру. Метров двадцать квадратных, не больше. Два входа-выхода, кострище с обгоревшими остатками плавника и сам плавник — с десяток высохших серых кусков дерева, выброшенных на берег океаном и кем-то собранных; пара старых шерстяных одеял, свернутых и спрятанных между камней; несколько пустых банок из-под пива. В этой пещере явно время от времени ночевали. Я запомнил, где она
