Быть своей среди парней означало, что я больше не могу быть женщиной, которой я в совершенстве научилась быть в среде мужчин.
Благодарная за то, что на ногах у меня дешевые сандалии, я осторожно пробралась по камням, выстилавшим речное ложе, к мужчинам. Вода была так холодна, что кости у меня ломило.
— У меня есть для тебя подарок, — сказал Дуг, когда я добралась до него. Он протянул мне руку. В пальцах у него было зажато сверкающее перо, сантиметров тридцать длиной, настолько черное, что отливало на солнце синим.
— Это для чего? — спросила я, принимая перо.
— На удачу, — ответил он и коснулся моей руки.
Когда он убрал руку, то место, в котором он меня коснулся, ощущалось почти как ожог. Я вдруг осознала, как редко кто-то ко мне прикасался за последние четырнадцать дней, как я была одинока.
— Я тут думала насчет снега, — проговорила я, держа перо и стараясь перекрыть голосом рев воды. — О тех людях, которые решили не идти дальше. Они были здесь за неделю или за две до нас. К этому времени уже растаяло намного больше снега, так что, может быть, все будет нормально. — Я бросила взгляд на Грэга, а потом на черное перо, поглаживая его пальцами.
— Глубина снега на плато Бигхорн первого июня была более чем в два раза больше, чем в тот же день в прошлом году, — отозвался он, поигрывая камушком. — Какая-то неделя не сыграет тут большой роли.
Я кивнула, делая вид, что понимаю, что такое плато Бигхорн, или что это значит — что толщина снега вдвое больше, чем в прошлом году. Я чувствовала себя мошенницей, даже просто заводя этот разговор, как болельщица среди настоящих игроков. Будто они были настоящими туристами на маршруте, а я просто случайно рядом оказалась. Будто каким-то образом моя неопытность, незнание ни единой страницы, написанной Рэем Жардином, мой смехотворно медленный темп и моя уверенность в том, что упаковать с собой складную пилу — разумное решение, отменили то, что я действительно дошла до Кеннеди-Медоуз от перевала Техачапи. Будто кто-то принес меня сюда с собой.
Но я все-таки пришла сюда, и я не готова сдаться, отказаться от мысли увидеть Высокую Сьерру. Пока не готова. Это была та часть маршрута, которую я предвкушала и ждала больше всего, жаждая ее нетронутой красоты, превозносимой авторами моего путеводителя и увековеченной натуралистом Джоном Мюиром в книгах, которые он написал столетие назад. Это была горная цепь, которой он дал название «Хребет Света». Высокая Сьерра и ее трехтысячники и четырехтысячники, ее холодные, чистые озера и глубокие каньоны, казалось, и были смыслом всего похода по МТХ в Калифорнии. К тому же пропустить этот отрезок значило устроить себе логистическую путаницу. Если бы я пропустила Высокую Сьерру, то оказалась бы в Эшленде на месяц с лишним раньше, чем намеревалась.
Но я все-таки пришла сюда, и я не готова сдаться, отказаться от мысли увидеть Высокую Сьерру. Пока не готова.
— Я хотела бы идти дальше, если там есть хоть какая-то дорога, — проговорила я, небрежно помахивая перышком. Ноги у меня уже не болели. Они блаженно онемели в ледяной воде.
— Что ж, у нас есть примерно 65 километров, чтобы поиграться, прежде чем прохождение станет действительно трудным — отсюда и до перевала Трейл-Пасс, — сказал Дуг. — Там есть тропа, которая пересекает МТХ и спускается вниз к палаточному лагерю. Мы, по крайней мере, можем дойти до того места и посмотреть, как там дела — сколько там на самом деле снега, — а потом отступиться, если захотим.
— Что вы думаете об этом, Грэг? — спросила я. Что бы он ни сделал, я была готова тоже это сделать.
Он кивнул.
— Думаю, это хороший план.
— Именно это я и сделаю, — заявила я. — Со мной все будет в порядке. Теперь у меня есть ледоруб.
Грэг взглянул на меня:
— Вы знаете, как им пользоваться?
На следующее утро он преподал мне урок.
— Это — ствол, — сказал он, проводя рукой вдоль всей длины древка ледоруба. — А это — клюв, — добавил он, прикоснувшись пальцем к острому кончику. — А на другом конце — головка.
Ствол? Головка? Я старалась не расхохотаться, как восьмиклассница на уроке сексуального просвещения, но не смогла удержаться.
— Что такое? — спросил Грэг, охватывая ладонью ствол своего ледоруба, но я могла только покачать головой. — Вот, у вас есть две кромки, — продолжал он. — Тупая кромка, — это тесло, или лопатка. Ее используют, чтобы вырубать ступени. А другая, острая, кромка — клюв. Ее используют, чтобы спасти свою задницу, когда соскальзывают со склона горы, — он говорил тоном, который подразумевал, что я все это уже знаю, что он просто освежает основы, прежде чем мы начнем.
— Ага. Ствол, головка, клюв, весло… — подытожила я.
— Тесло, — поправил он. — Начинается с буквы «т». — Мы стояли на крутом берегу реки, это было самое близкое подобие ледяного склона, какое мы сумели найти. — А теперь давайте представим, что вы падаете, — продолжал Грэг, бросаясь вниз по склону, чтобы продемонстрировать наглядно. Падая, он воткнул клюв в глину. — Клюв нужно засадить в снег как можно сильнее, держась за древко одной рукой, за головку другой. Вот так. А как только вам удалось его заякорить, нащупывайте ногами опору.
Я уставилась на него.
— А что, если опоры не найдешь?
— Ну, тогда будете там висеть, — ответил он, перебирая руками по ледорубу.
— А что, если я не смогу висеть там долго? Я имею в виду, у меня же будет рюкзак и все остальное, и, честно говоря, я не настолько сильна, чтобы подтянуться на одной руке.
— Висите и держитесь, — проговорил он бесстрастно. — Если, конечно, не предпочтете скатиться со склона горы.
И я принялась за дело. Снова и снова я бросалась со склона, который становился все более рыхло-глинистым, представляя себе, что скольжу по льду, и снова и снова втыкала клюв своего ледоруба в почву, пока Грэг наблюдал, руководил мною и критиковал мою технику.
Ствол? Головка? Я старалась не расхохотаться, как восьмиклассница на уроке сексуального просвещения, но не смогла удержаться.
Дуг и Том уселись поблизости, притворяясь, что их это совершенно не интересует. Альберт и Мэтт лежали на брезенте, который мы расстелили для них в тени дерева подле Эдова грузовичка, слишком больные, чтобы двигаться куда-то, кроме туалета, куда им приходилось наведываться по нескольку раз в час. Они оба проснулись посреди ночи от болезни, в которой мы все начинали подозревать лямблиоз. Это недуг, спровоцированный водяным паразитом, который вызывает мучительный понос и рвоту, требует специальных медикаментов для лечения и почти всегда означает неделю или две воздержания от маршрута. Вот по этой причине те, кто идет по МТХ, проводят столько времени за разговорами о водяных фильтрах и водных источниках — из страха, что за одно-единственное неверное решение им придется дорого заплатить. Я не знала, где Мэтт и Альберт подхватили то, что они подхватили, но молилась, чтобы со мной не случилось того же. К концу дня все мы столпились над ними, бледными и безвольными, лежавшими на брезенте, убеждая, что сейчас самое время поехать в больницу в Риджкресте. Слишком ослабевшие, чтобы сопротивляться, они смотрели, как мы упаковываем их вещи и загружаем рюкзаки в кузов грузовика Эда.
