Амалия отвернулась и, хмурясь, прикусила губу. Перевела взгляд на пощаженный огнем обрывок письма, который держала в руке. Проговорила задумчиво:
– «Вспоминал строки поэта, которого вы так любите…» Да, кажется, это здесь. – И она продолжила перебирать сделанные Тростинкой копии, никак не ответив на слова Алена.
В другом крыле дома Готье и Франсуа закончили с одной комнатой и перешли в соседнюю, где тоже лежали на полу вынутые из комодов ящики и циферблатом вниз распростерлись на ковре разбитые часы.
– О, проклятье! – простонал Франсуа, бросаясь к ним.
Готье стал собирать в ящик комода разные мелочи – гребешки, шпильки, недорогие кольца. Франсуа, краснея от натуги, попытался перевернуть тяжелые часы.
– Оставь их, – сказал Анри. – Все равно они уже разбились.
Он протянул руку и подобрал с ковра пару висячих женских серег с ярко-голубыми топазами. Нижняя часть одной серьги была оторвана. Готье, прищурившись, стал вертеть украшение в пальцах, разглядывая его так и сяк.
– Ну что тут такого, обыкновенные сережки… – проворчал Франсуа. Ему наконец удалось перевернуть часы, и он незаметно подобрал выпавший из них мешочек, из-за которого, собственно, так долго и возился с ними.
– Чьи это серьги? – спросил вдруг полицейский.
Франсуа насторожился. Взгляд, которым Готье смотрел на него, ему не понравился. Дело в том, что в мешочке, спрятанном в часах, находились драгоценности герцогини де Лотреамон, которые Франсуа увел из ее дома. А ведь именно инспектор Готье расследовал кражу, и он однажды вполне определенно дал понять, что подозревает Франсуа. Конечно, теперь инспектор был с ними заодно, но ведь полицейский всегда остается полицейским, а в руке он держал именно серьги герцогини, которые выпали из злополучного мешочка. Франсуа почувствовал, как у него вспотели ладони. Черт его знает, что у него на уме, у этого голубоглазого хладнокровного инспектора. Поэтому Франсуа ответил:
– Мадам Амалии?
Взгляд молодого полицейского стал пронизывающим. Франсуа нервно заерзал на месте.
– Ты уверен, что ее? – спросил инспектор.
– Конечно, уверен, – соврал Франсуа. – Я видел сережки на ней сто раз, если не больше! А что?
– Да ничего, – пожал плечами Готье. Он положил серьги в ящик и стал собирать рассыпанные по полу веера.
«Поверил или нет?» – с беспокойством подумал Франсуа. Однако Анри, казалось, поверил. По крайней мере, он больше не возвращался к вопросу о серьгах.
В гостиной Амалия и принц воров продолжали сверять копии и уцелевшие кусочки писем. Амалия обнаружила еще несколько незначительных ошибок, к примеру, «я останусь всегда вашим другом» вместо «я всегда останусь вашим другом». В сущности, такие мелочи можно было и не исправлять – царь наверняка не помнил свои письма слово в слово, – но Амалия считала, что обязана сделать все от нее зависящее, чтобы свести риск обнаружения подделки к нулю. Ведь если ее подлог откроется, страшно даже подумать, какие кары могут обрушиться на ее голову.
Вечерело. Ален зажег лампы, и по стенам заскользили причудливые тени. Сверив все сохранившиеся фрагменты, Амалия взяла один из чистых листков и, глядя на почерк Александра, попыталась скопировать несколько слов.
– Неплохо, – заметил Ален. – Только вот тут у «д» хвостик подлиннее, и «е» совсем другое.
Амалия вновь принялась пробовать. Исписав две или три страницы, она наконец добилась нужного сходства, после чего вооружилась старым желтым листком бумаги и, прошептав: «Ну, с богом», принялась переписывать копию Тростинки почерком императора Александра. Ален глядел через ее плечо и изредка поправлял ее. Ведь он тоже много раз видел письма, и у него оказалась отличная фотографическая память.
– Дата не здесь, а левее… Еще… Вот так! На этом слове была небольшая клякса… Да, именно здесь. Тут было что-то зачеркнуто… какое-то слово… кажется, «надежда», хоть я и не вполне уверен…
В дверь протиснулся Венсан и доложил, что ужин готов.
– Сейчас, – пробормотала Амалия, – сейчас…
На небе высыпали звезды. Амалия закончила первое письмо и принялась за второе. Пришел инспектор Готье и сел в кресло у двери. В полумраке глаза на его лице казались двумя провалами. Ален метнул на него хмурый взгляд и отвернулся.
– Здесь было три восклицательных знака, а не один… Тут подчеркнутое слово…
– Двумя чертами, – кивнула Амалия. – Я помню.
Готье поднялся с кресла и бесшумной походкой вышел из комнаты. Амалия даже не заметила его исчезновения.
– Так, – говорил Ален, – вот в этом письме уголок листа был оторван… А это письмо было все измятое…
Его лицо находилось совсем близко от лица Амалии. Не удержавшись, он наклонился, желая поцеловать ее, но тут она нервным движением поправила выбившуюся из прически прядь, и Ален отодвинулся.
– Надо будет показать их Тростинке, – сказала Амалия, когда последнее письмо было переписано. – Может быть, ему удастся вспомнить еще что-нибудь… – Она оглянулась на Алена и мягко коснулась его руки. – Пойдемте, мой принц. Ужин, наверное, уже давно готов.
Часть V
Сокровище Элерона
Глава 1
Ночь прошла спокойно. Амалия назначила часовых и дала им в помощь Скарамуша. Сначала должны были дежурить Венсан с Тростинкой, потом – Ален с Франсуа. Но хотя все сторожа держались начеку, никому из них не удалось обнаружить ничего подозрительного.
Утром Амалия первым делом показала Тростинке сфабрикованные письма. Девять он горячо одобрил, а два раскритиковал, и Амалия села их переписывать. Переделанные письма она показала Алену, и принц воров согласился, что так, пожалуй, и в самом деле гораздо точнее.
– Впрочем, если вас вдруг заподозрят в подмене, скажите, что это наверняка дело рук графа де Монталамбера, – посоветовал он. – В конце концов, он был далеко не самым честным из людей.
Амалия покосилась на Готье, который присутствовал при разговоре, но инспектор, казалось, вовсе не был задет, что о его отце отзывались столь пренебрежительным образом. Во всяком случае, он сделал вид, что ничего не слышал, и шагнул к двери.
– Куда вы? – окликнула его Амалия.
– На работу, – отозвался Готье, пожимая плечами.
– В Башню?[18] – спросил Венсан.
– Именно.
– Ну что ж, удачи, – с обидной двусмысленностью в голосе заметил Ален.
– Когда вы вернетесь? – спросила Амалия у полицейского.
– Как только смогу освободиться. – Произнеся эти слова, Готье отвесил общий поклон, задержался взглядом на Амалии и вышел.
Амалия еще раз просмотрела письма, глубоко вздохнула и сложила их в небольшой пакет. К ней подошел Франсуа.
– Мадам, – сказал он, блестя глазами, – мне надо поговорить с вами.
– Хорошо, – согласилась Амалия. – Как только я вернусь из банка, ладно?
С видом мученика Франсуа кивнул головой. На его подвижной физиономии было написано смертельное разочарование.
– Я не могу отпустить вас одну, – заявил Ален Амалии. – Вы же сами говорили, что нам сейчас опасно ходить поодиночке. Позвольте мне сопровождать вас! – почти умоляюще закончил он.
Против его ожиданий Амалия легко согласилась. Убрав письма в сумочку, она отправилась выбирать себе шляпку для прогулки. В коридоре, хромая, к ней подошел Скарамуш, и она ласково потрепала пса по голове.
А месье Анри Готье тем временем, засунув руки в карманы, шагал по улице в направлении Елисейских Полей. Неподалеку от Триумфальной арки с ним поравнялась черная карета с наглухо закрытыми шторками на окнах. Человек, сидевший внутри, приотворил дверцу.
– Прекрасное утро, не правда ли, месье Готье? Садитесь, прошу вас.
Анри сел в карету. Дверца захлопнулась, и экипаж покатил дальше под цоканье копыт и размеренное щелканье кнута.
– Ну, так что же, господин инспектор? – спросил человек в маске, сидевший в карете. – У вас было время обдумать наше предложение. Присоединяйтесь к нам, и вы не прогадаете!
Анри беспокойно шевельнулся.
– Зачем вы вчера напали на дом? – спросил он. – Мы так не договаривались!
– Насколько я помню, мы вообще ни о чем не договаривались, – бархатным тоном возразил обладатель маски. – Поэтому нам пришлось принять кое-какие меры для того, чтобы завладеть содержимым шкатулки.
Готье только улыбнулся.
– Итак, послание у вас, шкатулка – тоже, – подытожил он. – Верно? Тогда зачем я вам нужен?
Взгляд человека в маске стал ледяным, но Анри даже бровью не повел. Он был не из тех, кого можно пронять даже самым грозным взором или начальственным окриком.
– К сожалению, – раздраженно сказал незнакомец, – интересующая нас записка оказалась зашифрованной, и, полагаю, вам это известно не хуже меня.
– Так за чем же дело стало? – поднял брови Готье. – Расшифруйте ее.
В карете наступило молчание.
– Так я и думал, – наконец буркнул незнакомец. – Она уже расшифровала ее?
