Но кое-что интересное Миша нам всё же рассказал.
Например, про «мёртвую зону» перед КПП.
По боевому расчёту «при нападении на военный городок» (читай: на постоянной основе во время усиления) выставляются огневые точки на крыше КПП и крыше первой казармы. Там отличный обзор, хорошо оборудованные позиции, и два пулемётчика могут держать всю прилегающую местность. Но вот непосредственно перед воротами КПП получается «мёртвая зона» (перекрытое пространство для пулемётов).
За эту «мёртвую зону» командир регулярно якшал эНШа (начальника штаба), опасаясь, что в очередной проверочной комиссии найдётся какой-нибудь Зоркий Сокол и устроит всем подряд геноцид за этакую прореху в системе обороны объекта. Но все Зоркие Соколы со свистом пролетали мимо, в суете рыбалок и прогулок на патрульном катере по Волге никто ничего не замечал. А по-другому там огневые точки не посадишь, чтобы покрыть перекрытое пространство (пардон за тавтологию), нужно сносить к чёртовой матери забор и ворота – так что всё как было, так и осталось.
Помимо этого, Миша рассказал про офицеров, кто чем дышит и к кому на чём можно подъехать, и поведал страшную тайну о некоторых особенностях «усиления». Миша поддерживает отношения со многими военнослужащими батальона, знаком с их семьями, поэтому в курсе, что полная самоизоляция батальона… на самом деле не такая уж и полная.
У подавляющего большинства военнослужащих в городе живут родственники. И каждое воскресенье у КПП выстраивается очередь вот этих самых родственников: в этот день военным позволено недолго пообщаться с семьёй и поделиться пайком, который по инициативе комбата выдают «за усиленный вариант службы». Многие семьи военнослужащих, кстати, только этим и живут и не умерли с голоду благодаря решению комбата.
– Вариант неплохой, но… до воскресенья ждать долго, – отказался от идеи Стёпа. – Нам нужно во что бы то ни стало встретиться с комбатом уже сегодня, до исхода дня. Встретиться, сообщить, что семьи офицеров свободны, и… устранить кураторов, которые засели в батальоне.
В том, что на территории военного городка есть «кураторы», Стёпа был уверен на тысячу процентов. По-другому просто не может быть, в таких случаях «личное участие» – это основной принцип контроля.
Потом Миша набросал общую схему: периметр, штаб, узел связи, караул, казармы, автопарк, склады АТВ и ГСМ, по ходу работы комментируя особенности и делая пометки. Между делом мы договорились насчёт противогазов. У управдома стоял целый ящик этого добра, сладились поменять один противогаз на банку тушёнки. Тушенку занесём завтра, противогазы заберём сейчас. Такой бартер чрезвычайно обрадовал Иваныча, и он в качестве бонуса презентовал нам три комплекта Л-1.
– Вот спасибо, – поблагодарил Стёпа. – А то у нас «барсы» совсем без ИСЗ, даже как-то неприлично в Арсенал с ними идти.
Когда уже почти всё было готово, сверху прибежала взъерошенная Нинель (она ходила домой собирать вещи) и сообщила, что срочно требуется наше вмешательство.
* * *
Помните коридорную охотницу Любу, что терроризировала соседей по поводу еды для своих детей? Так вот, эти самые соседи сказали, что она уже вторые сутки ни к кому не пристаёт и вообще не показывается. И свёкра её примерно столько же времени никто не видел.
На стук никто не открывает… И из их квартиры пахнет мясом.
Для тех, кто запамятовал, в реалиях какого Города мы живём, могу поделиться выводом, который сразу напрашивается по итогам вот таких соседских наблюдений. В обморок падать не надо, но, судя по всем признакам, в этой квартире кого-то съели. Ну и, без вариантов, скорее всего кого-то из детей. Потому что Любу свёкор регулярно использует, она нужный человек, а от детей только одни проблемы, всё время есть просят и плачут.
– Вот чёрт, не успел! – досадливо воскликнул я.
– Что не успел? – уточнил Стёпа.
– Давно хотел зарубить этого козла! Или зарезать. Всё как-то руки не доходили.
Стёпа внимательно посмотрел на меня.
Светили, как обычно, лучиной, пламя неровное, хаотичное. Возможно, в пляшущем свете лучинки командиру показалось, что я нестабилен.
– Этот козёл её насиловал, – пояснил я. – Жрал рыбу на стороне, детям ни крошки не приносил. Голодали они. А теперь – вот такая беда…
– Ну-ну…
Постояли у двери Любиной квартиры, постучали, понюхали.
Тихо, никто не отвечает. Из квартиры действительно доносится запах наваристого мясного бульона. То есть не то чтобы слабенький такой отголосок, «вчера варили – сегодня наносит», а весьма интенсивный. Понятно, что варят прямо сейчас.
Дверь железная, открывается наружу. Управдом сходил вниз, притащил домкрат, совместными усилиями открыли за пять минут.
Вошли.
Люба жива-здорова, улыбается, вид у неё такой плывущий, как у крепко пьяной, в глазах сумасшедшее блаженство:
– У нас теперь есть еда! Всё хорошо теперь у нас…
Сытые дети спят, завернувшись в тёплые одеяла.
А в ванной – кровища, кости, мясо, требуха…
В углу валяются отрубленные кисти рук и оскаленная лохматая голова.
Нинель выбежала порычать – уж на что вроде бывалая врачиха, всякое повидала.
Меня тоже слегка замутило, попятился к выходу.
Все прочие также поспешили выйти в коридор.
– Это свёкор? – спросил я управдома.
– Он самый… Царствие небесное. Самодур был, не дай бог. Но всё равно ведь человек. Разве можно – вот так…
Перед тем как откланяться, Стёпа провел с управдомом небольшой инструктаж в формате «Людоед в вашем доме».
По этическим соображениям я опущу основные рекомендации, даденные управдому, а сразу перейду к вторичным.
– …А детей по соседям пусть разберут.
– Думаешь, без этого не обойдётся?
– Нет, не обойдётся. Дурной пример заразителен. Так что в ж… милосердие: если хочешь сохранить коммуну, придётся делать именно так.
* * *
На обратном пути мы напоролись на дружинников.
Нет, это был не патруль. Двое дружинников, как обычно, в хороших полушубках, с повязками и карабинами, клеили на подъезд какие-то бумажки.
Мы на них именно напоролись: шли без дозора, кучей, после Любы у всех смятение чувств, даже у Стёпы. Завернули за угол, и вот они, у первого подъезда, в нескольких шагах.
Вид у дружинников был мрачный, как будто они только что похоронили кого-то из близких. Покосившись на нас с неподдельным безразличием, они поздоровались с Нинелью и Андреем Фёдоровичем, доклеили свои бумажки и молча удалились.
Что это было?! Тут трое чужаков со стволами – и никакой реакции? Вот это новости!
– Что-то у них там случилось, – сделал вывод Андрей Фёдорович. – Видно, что пацаны маленько не в себе.
Подошли к подъезду, почитали два свежих объявления.
Первое. Завтра в десять утра в гипермаркете на Предмостной и в четырёх других крупных магазинах города будут раздавать продукты. Принцип «за того парня» не работает, только каждому «в одни руки», по предъявлению документа, удостоверяющего личность.
Реакция была классической и синхронной: все дружно разинули рты и в немом ужасе уставились на Стёпу.
– Так, и чего смотрим? Это не я придумал, – растерянно пробормотал Стёпа.
– Но ты тогда сказал, перед библиотекой…
– Да я всего лишь озвучил возможный сценарий развития событий!
Вторая новость тоже не подкачала.
Сегодня в полдень на центральной площади состоится казнь троих дружинников, обвиняемых в пособничестве террористам. Внизу была приписка: ваши соседи гибнут из-за каких-то пришлых негодяев, у вас есть шанс спасти их (соседей) и одновременно заработать триста суточных пайков! Просто внимательно смотрите по сторонам и при обнаружении чужаков сообщите в ближайшую комендатуру. Если это окажутся диверсанты, вы немедленно получите вознаграждение.
– О как! – удивился Андрей Фёдорович. – Видать, совсем плохи дела у них, если уже Дружину начали вешать.
– Цены растут, – заметил Юра. – Ещё вчера давали девяносто паек.
Тут меня как током пробило:
– Ребята… Это же Никита! Никита и двое его бойцов, без вариантов, больше некому!
Далее последовала напряжённая дискуссия. Я собирался немедленно идти на площадь, Нинель и Андрей Фёдорович меня поддержали, Юра сомневался, стоит ли это делать, а Стёпа был настроен решительно против.
– Итак, «совесть нации», ты собираешься сдаться и таким образом спасти Никиту?
– Нет, не собираюсь.
– А тогда за каким чёртом мы туда попрёмся?
– Ну… В общем, мне нужно там быть.
– Нет, твоё личное «нужно» сейчас не работает. Мы выполняем задачу. Так что соберись и мотивируй хотя бы коротко, в двух словах.
Я призадумался.
«В двух словах»… Как в двух словах выразить ту бурю чувств, что сейчас свирепствовала в моей промороженной душе, ослабевшей от недоедания?
Никита мне никто, это факт. Но вслушайтесь: «Его повесили ИЗ-ЗА ТЕБЯ!!!» Нормально? Да от меня после этого отвернутся все, кого я тут знаю и кто мне дорог. Катя так вообще проклянёт, как узнает. А сам я, один на один с собой, внутри себя, когда уже наконец-то выберусь из этого Хаоса, что я буду чувствовать, зная, что из-за меня повесили троих ни в чём не повинных людей?!
