Молодой был действительно молод - и хорош собой: высокий, светловолосый, с большими голубыми глазами и едва пробивавшимися усиками пшеничного цвета,. Немало придворных красавиц втайне вздыхали о нем, однакоКарл, оставаясь неизменно вежливым, никак не реагировал на эти знаки внимания. Многие считали, что таким образом Карл оказывает уважение Эдбурге Мерсийской, которую прочил Карл в жены своему наследнику. И мало кто догадывался, что единственное, что приводит в ужас храброго воина, не боявшегося выходить с небольшим войском против превосходящих орд язычников – это сама мысль о предстоящем браке, как и любая близость с женщиной.
К счастью, сейчас было кому отвлечь принца от тягостных мыслей. Со своим миньоном он встретился на одной из опушек Аахенского леса: здесь Карл лежал на расстеленной по траве куртке, расстегнув белую шелковую рубашку. Над принцем, положив руку на его обнажившуюся грудь, нависал Роргон, тоже голый по пояс. Карл обхватил его шею ладонью и, властно привлекая к себе, впился в губы юноши жадным поцелуем.
- В Мэне нам никто не помешает, - сказал принц, с неохотой оторвавшись от своего любовника, - ни отец, ни эта стерва Фастрада, ни кто-нибудь еще. Подумай сам, как много времени мы можем проводить вместе.
-Не могу дождаться этого, - улыбнулся Роргон, возвращая принцу его поцелуй. Карл, отстранившись от молодого дворянина, перевернулся на живот, становясь на четвереньки и нетерпеливо теребя застежки шелковых брэ. Вот он приспустил их, оголяя ягодицы и тут же почувствовал, как к ним прижалась затвердевшая мужская плоть. Одновременно Роргон запустил пальцы во взлохмаченные волосы Карла, заставляя его приподнять голову. Принц издал нетерпеливый стон, подаваясь задом навстречу – и в тот же миг лезвие острого ножа полоснуло его по горлу. Хрипя и булькая кровью из распахнутого в изумлении рта, Карл повалился на траву, дергаясь в предсмертных судорогах.
Роргон, колотимый крупной дрожью, поднялся на ноги, вытирая нож пучком травы и спешно натягивая штаны и рубашку. Весь его боевой настрой вдруг исчез, единственное, чего ему сейчас хотелось – быстрее убраться от места убийства, Но молодой заговорщик не успел сделать и двух шагов, как из леса вдруг выбежал Пипин, в сопровождении двух десятков стражников. В мгновение ока Роргона грубо скрутили, вырвав из пальцев окровавленный нож и швырнули лицом наземлю. Несколько раз его сильно пнули по ребрам и один, особенно сильно, - сапогом прямо по лицу.
-Вот! - крикнул горбун, тыча пальцем в Роргона, окровавленным ртом выплевывающего выбитые зубы, - что я говорил! Их нельзя было оставлять вдвоем! Несчастный Карл, как мог ты довериться этому развратному чудовищу!
Ротруда плакала, уткнувшись лицом в юбку гладившей ее по волосам Фастрады. Сама же королева, утешая девочку, внутри себя ликовала – все шло, так как она и задумала. Кроме них здесь собрались немногие – только самый ближний круг, в основном из ближних людей Пипина Горбатого и королевы.
-Нет! – граф Теобальд, простоволосый, с окровавленным лицом и разорванной рубахе, упирался в руках стражников, - это все грязная ложь. Я никогда не желал зла принцу. Это все задумало это горбатое чудовище! Он вовлек меня в заговор, он…
Он все еще кричал и рвался из рук, когда его поставили на колени, заставив уложить голову на выщербленную колоду. Палач, - здоровенный воин-франк, - опустил топор и голова графа покатилась по запачканной кровью земле.
Казнь происходила в одном из внутренних дворов пфальца – Пипин, пытками вырвав у Роргона имена собственных сообщников, тут же приказал их арестовать и доставить на лобное место, не дав времени на отпущение грехов. Священников сюда вообще не пригласили – если не считать старика в отороченном золотом облачении, призывающего бога в свидетели своей невиновности – Петра, епископ Вердена.
-Я требую, чтобы меня судил король! – крикнул он, когда его тоже укладывали на плаху, - ты не вправе выносить смертный приговор, горбун.
Взмах топора прервал его крики и новая голова покатилась по земле. Стоявшие здесь воины были из свиты Фастрады, приведенные в Аахен ее отцом и повиновались только ей – а она сразу дала понять, что верит Пипину. Последний нежданно-негаданно выдвинулся на первые роли во дворце: остальные приближенные Карла как-то быстро оказались задвинуты на вторые роли. Королева согласилась и с доводом, что с казнями не стоит медлить – и поэтому несчастного Роргона обезглавили первым. Сейчас ей оставалось лишь дождаться Карла, чтобы поделиться с ними своими «подозрениями» о Пипине – старательно пересказав все обвинения, что выкрикивали казненные, прежде чем им отрубят головы. Тщательно продуманная легенда и мерцавший на пальце изумруд придавали Фастраде уверенности в том, что она сможет убедить короля в чем угодно.
Когда последний заговорщик был обезглавлен, Пипин, поправив плащ, отороченный мехом горностая, шагнул вперед, поднимая руку и призывая к вниманию.
-Великое злодейство свершилось в сердце
