2
Майский жук, растопырив крылышки, спикировал на ближайший цветок. Дик замер, затаив дыхание. Его большие карие глаза приклеились к исследующему цветок насекомому. Жук немножко поползал, видимо, ничего интересного для себя не нашел и с жужжанием взмыл вверх. Он пронесся совсем близко, и Дик, вскинув морду, попытался его ухватить. Громко клацнули внушительные челюсти, но жучок проворно вильнул в сторону, перемахнул через забор и исчез. Дик разочарованно опустил морду на вытянутые передние лапы и прикрыл глаза. В былые времена он без труда захватывал жуков прямо на лету. Но то было в молодости. Сейчас же, когда ему давно перевалило за десяток лет, реакция и сноровка были уже не те, да и зрение начало в последнее время подводить. Вот почти два года, как Дик находился как бы на заслуженном отдыхе…
Он уже засыпал, когда шум двигателя заставил навострить уши и встрепенуться. Этой машины Дик припомнить не мог. И все же он опять бы преспокойно вздремнул, пронесись та мимо, но нет, она затормозила прямо у калитки. Дик окончательно проснулся и сосредоточил на ней свое внимание.
Из автомобиля выскочил низенький подвижный мужичок и метнулся к задней дверце. Он почтительно распахнул ее, выпуская из салона среднего роста элегантную даму. Дама шагнула на улицу, выпрямилась, осмотрелась.
Дик почуял неладное и утробно зарычал.
Дама тем временем передала что-то водителю. Тот с тем же усердием достал из багажника два увесистых чемодана, но она не позволила ему нести их, взяла сама. Через минуту мужичок завел своего металлического коня и, развернувшись, укатил в обратном направлении. Дама осталась на месте. Она, казалось, не решалась сделать первый шаг. А в том, что она прибыла именно к ним, Дик уже не сомневался. Он перестал рычать, теперь его наполняло одно лишь любопытство.
Дама выглядела не такой, какими Дик привык видеть местных женщин. Она была аккуратней, что ли.
И запах, от нее исходил, очень напоминающий запах весенних трав и, опять же, совсем противоположный тому, каким отличались местные женщины, включая его хозяйку. На ней были солнцезащитные очки, скрывающие добрую часть лица. Наверное, она была красива — по человеческим меркам, Дик в этом не разбирался, но сразу почему-то так решил. А еще… еще она показалась ему смутно знакомой. Точнее, какая-то ее часть. Возможно, остаток настоящего ее запаха, перекрываемого сейчас незнакомым цветочным. Такое умозаключение насторожило Дика еще больше. Что понадобилось этой дамочке на его территории? Он напряг уши, сильно втянул ноздрями воздух, пытаясь разобраться в непонятном. А женщина поставила чемоданы на землю и, не отрываясь, глазела на дом.
Наконец хлопнула дверь — хозяйка вышла на крыльцо. Дик справедливо посчитал, что очень уж долго она выбиралась из дому на шум, который произвел у нее под окнами чужой автомобиль. Шаги хозяйки приблизились к калитке забора, а дама тем временем заметила его, Дика.
— Дик! Старина! — произнесла она до боли знакомым голосом.
Он, как мог, напряг память. Но ничего не вышло. Покамест она оставалась для него подозрительной незнакомкой. Дик поднялся, готовый встретить хозяйку в уверенной стойке на всех четырех лапах. Та распахнула калитку и, не обращая на него внимания, застыла в дверном проеме.
Дама шагнула к ней навстречу, на ходу снимая очки. А хозяйка покачнулась (на какое-то мгновение Дику показалось, что она вот-вот упадет) и прижала к лицу руки.
— Доченька… — Голос ее сорвался, две крупные капли показались в уголках глаз.
И тут Дик все вспомнил.
…В Конаково Римма поехала на такси. Водитель, подвижный мужичок неопределенного возраста, увидев зеленую купюру с цифрой сто, засуетился, перехватил у пассажирки два ее чемодана, уложил в багажник, предупредительно открыл заднюю дверцу и даже протянул руку, приглашая ее в салон своего авто. Всю дорогу он, не умолкая, болтал: рассказывал анекдоты, обсуждал последнюю полосу авиакатастроф, шквалом прокатившихся по всему миру, ругал на чем свет стоит террористов всех мастей и окрасок и даже высказывался по поводу нынешней политики государства, прихваливая при этом нового Президента.
Римма слушала его вполуха. С каждым километром она приближалась к дому, который давно покинула, отправившись в столицу на поиски… На поиски чего же она тогда отправилась? Виктора? Карьеры актрисы? Или просто убежала из-под родительской опеки? Сейчас уже трудно однозначно ответить. Столько воды утекло с тех пор, так изменились она и весь мир вокруг…
Они долго стояли у распахнутой калитки, обнявшись и не в силах оторваться друг от друга. Римма плакала вместе с мамой. Беззвучные, соленые, как морская вода, слезы неудержимым потоком заливали лицо. Она не пыталась их сдерживать, просто хотела выплакать целый океан, накопившийся у нее внутри за все эти годы. Не хотела отрываться от этого маленького, сотрясающегося у нее в руках тела, тела ее матери, преданно и терпеливо ждавшей ее долгие годы…
— А почему ты одна? — поинтересовалась Раиса Петровна, когда они вместе готовили на кухне ужин.
— У Клауса сейчас очень много работы. Да и у меня в Москве есть дела, — объясняла Римма, выкладывая на тарелки из баночек и пакетов купленные в Москве деликатесы. — Следующим летом обязательно приедем все вместе.
Раиса Петровна вздохнула:
— Так хочется на внуков посмотреть!
— Насмотришься еще.
— Тебе легко говорить. А сколько мне осталось, один Бог знает..
— Да брось ты, мама! — Римма взяла ее руку. — А хочешь, переезжай к нам. Места много, будешь заодно за внуками присматривать. А то за Генрихом глаз да глаз нужен.
— Я тебе уже говорила, Риммочка, никуда я отсюда не поеду, — возразила Раиса Петровна. — А за могилками кто приглядывать будет? Да и лечь мне полагается рядом с папой твоим.
Напоминание об отце вернуло Римму на много лет назад, когда она еще подростком бегала в школу, а папа встречал ее у калитки, если она поздно возвращалась с танцев из городского парка. Как он гордился ее успехами в школе и как горячо убеждал вместе с мамой вернуться из Москвы домой! Она тогда их не послушала, сделала все по-своему…
— На могилу завтра сходим? — спросила она тихо.
— Сходим, доченька, — отозвалась Раиса Петровна. — Обязательно сходим.
Она неотрывно смотрела на нее, ловя каждое движение, словно пыталась что-то отыскать в лице и манерах дочери, в ее глазах.
— Что ты меня так разглядываешь? — не утерпела Римма.
— Ты изменилась, Риммочка, — качая головой, проговорила мама.
— И в какую сторону?
— Ты стала совсем другой. Повзрослела и… я не знаю, как это сказать…
— Оставь. — Римма обняла ее, поцеловала. — Для тебя я всегда останусь такой, какой и была, твоей единственной и любящей дочерью. Ты слышишь, мама, ничего никогда не изменится…
Они просидели на кухне до полуночи. Раиса Петровна то и дело перелистывала альбом с фотографиями, любовалась внуками, близоруко всматривалась в лицо Клауса и находила его привлекательным и интеллигентным мужчиной.
— А Юрка сейчас где? — спросила Римма, как бы между прочим.
— Юра Шаповалов? — переспросила мама, отрываясь от альбома. — В Москве, женился давно и ребенок есть. Журналистом работает, кажется.
— А как бы его координаты узнать?
— Так пойди к его родителям, они и дадут. Делов-то!
«Завтра же и Зайду, — решила Римма, выходя на крыльцо и разглядывая усыпанное звездами небо. — Очень кстати, что он журналист. Это самый настоящий подарок судьбы. Но в Москве сперва съезжу к Олегу. Надеюсь, он расскажет мне много интересного».
В ногу что-то ткнулось, прохладное и мокрое. Она опустила глаза. Дик ластился к ней своей огромной собачьей мордой. Она присела, ласково потрепала его по шерсти.
— Узнал-таки, дружище! Дождался меня!
Дик взвизгнул, точно маленький щенок, и лизнув теплым языком ее руку.
3
Римма была у Олега только один раз — заезжала с Виктором перед самым отъездом в Швейцарию, когда Виктор оставлял ему ключи от ее квартиры — для присмотра, так сказать.
Покосившаяся дверь подъезда и сейчас не закрывалась. Провожаемая пучеглазыми взглядами выживших из ума сплетниц, Римма шагнула в бетонный сумрак лестничных зигзагов и поднялась на третий этаж. Кнопка звонка никак не отреагировала на нажатие, Римма с полминуты послушала тишину за дверью и громко постучала. Увы, ничего не изменилось. Однако злая досада только чуть-чуть царапнула, она вздохнула и стала спускаться. Ничего, времени у нее достаточно. Может, попробовать узнать у старух на скамейке, где может быть сейчас их сосед? Но, вспомнив их взгляды, Римма непроизвольно поморщилась.
Она вышла во двор и неторопливо направилась вдоль длинного запущенного палисадника. Вынула телефон, чтобы вызвать такси. Мимо неуклюже прошагал высокий, но сутулый мужчина неопределенного возраста. Мобильник как раз ответил торопливым, но вежливым женским голосом: «Такси «Блюз» готово принять Ваш заказ!», но Римма уже передумала и дала «отбой». Она разглядывала незнакомца и постепенно понимала, что не так уж он и незнаком. Но… сосульки желтоватых, скорее, пегих волос, трехдневная щетина, одежда, которую правильнее всего назвать обносками… Размыто-голубые покрасневшие глаза, бывшие когда-то ярко-синими…
