Минут через десять дверь снова открылась.
– Встать! – грозно, но без всякой злобы скомандовал сержант. – Лицом к стене!
Родион подчинился.
Пупкарь припер к стене стеллаж, защелкнул на замок. Теперь Родион не мог лежать – только стоять или сидеть на узкой железной трубе.
– Снова будешь стоять – в «глазок» смотреть? – спросил сержант.
В голосе послышались душевные нотки. И сама интонация уважительная.
– Не боишься? – вопросом на вопрос ответил Родион.
– А чего мне бояться?
– Ничего, а кого… Ты меня из-под этих пернатых вытащил. А Калугин не велел, да?
– Не велел, – голос пупкаря дрогнул. – А чего он людей в грязь втаптывает?
– Он и тебя втоптать может.
– Само большее – уволит. А мне тут все уже обрыдло…
Молодой парнишка. Года двадцать два от силы. В этом возрасте особо остро воспринимается любого рода несправедливость. Потому и заступился он за Родиона, поэтому и вытащил из дерьма. Значит, не такая уж это гнойная зона.
Еще не поздно ставить припарки.
– Если уволит – не беда, – решил Родион. – Я тебе протекцию составлю. В Москве будешь работать, в престижной конторе. Тысячу долларов в месяц будешь получать…
– И меня тогда сразу оформляй, – послышался голос от двери.
В коридоре стоял второй пупкарь. Ушами прапорщик был в карцере, а глазами предупреждал появление начальства.
– Калугин мне жизни не даст…
– Есть хорошее место. Охранное агентство. Работа непыльная, и та же штука баксов…
Родион не мог знать точно, спонтанно подписались за него пупкари или корысти ради. Но, по-любому, он зависел от них. И дальше нуждался в их помощи. Поэтому готов был на многое, чтобы оставить их на своей стороне. А возможности у него для этого немалые.
– Не врешь?
– Не вру.
Родион умел говорить так, чтобы ему верили без всяких клятв. И пупкари ему поверили.
– А если не хотите ехать в Москву, можете здесь остаться – на своих местах. Я вам по двадцать пять штук баксов отстегну. Только помогите…
– А мы разве тебе не помогли? – продолжая «сканировать» пространство коридора, спросил прапор.
– По сорок штук… Но с условием. Мне нужен сотовый телефон. Прямо сейчас. И время…
Восемьдесят штук баксов – неслабые бабки. Но честь дороже. А эти люди вытащили его из-под петушиного пресса.
И, возможно, будут помогать дальше. Так что они достойны и больших денег. Но как их добыть, эти деньги? У Родиона был план. Для его осуществления нужна прямая связь с волей.
– Будет тебе телефон, – после недолгого раздумья кивнул прапор. – Прямо сейчас…
Теперь Родион ясно видел свет в конце могильного тоннеля.
Глава пятая
У Полыханова была привычка. Когда он волновался, зубы тянулись к пальцам правой руки. При очень сильном волнении он грыз ноготь большого пальца, при слабом – доставалось мизинцу. Это смешно, когда такой крутой мэн, как начальник колонии, слюнявит пальцы. Поэтому в присутствии Грибка он сдерживался. Но было видно, что средний палец просится на клык.
О дурной привычке хозяина знали немногие. Грибок в их числе. Поэтому сейчас он мог определить, насколько сильно волнуется Полыханов. Средний палец – нервозность средней степени тяжести. А причины для этого есть. Грибок уже знал о неприятностях с законником.
– Значит, не продырявили бродягу, – сумрачно изрек он. – Что у вас там не срослось?
– Я же говорю, инспектора его отбили.
– Непорядок.
– Да нет, как раз-то здесь порядок и присутствует. Инспектора обязаны были отреагировать на беспорядок в камере изолятора. И они отреагировали…
Средний палец устремился к зубам. Полковник превозмог себя в самый последний момент. Палец сошел с траектории, ткнулся в нос. Лучше бы в глаз. Да так, чтобы со всей силы…
– А вы как на беспорядок отреагировали? – с едва уловимым пренебрежением к собеседнику спросил Грибок.
– Космачева перевели в карцер.
– В воду?
– На хлеб и воду. А в камере сухо. Все строго по инструкции.
– Что, на уставняк пробивает?…
– При чем здесь это? – растерянно пожал плечами Полыханов. – Просто сложилась ситуация, когда нужно вести себя предельно осторожно. По большому счету, дежурная смена изолятора проштрафилась. Но наказать инспекторов мы не можем.
– Почему?
– Комендант изолятора за них заступился.
– А кто он такой?
– Комендант. Должностное лицо!
– А вы начальник колонии. Хозяин! А какие-то хмыри забили на вас с прибором. Да я бы уже три часа чморил их…
– Легко сказать… Тут дело такое, нельзя мне сейчас противопоставляв себя закону. Комендант телегу может в Москва накатать. Так, мол, и так, начальник колонии склоняет к нарушению законности. А ведь напишет…
– Фуфло какое-то!
– Да нет, не фуфло… Я с Калугиным разговаривал. Ситуация достаточно сложная. Суля ни всему. Космачев вступил в сговор с инспекторами. Склонил их на свою сторону…
– Ну, так в чем же проблема? Гнать этих баранов в три шеи, и все дела.
– Не за что их гнать. Преступный сговор не докажешь. А про пресс-камеру могут наверху узнать…
– По шапке получить боитесь?
– А кто не боится? – увильнул от прямого ответа Полыханов.
– Космач не просто вор в законе. У него свой бизнес конкретный. Бабок померено. Без базара, забашлял он шинкарям. Потому те за него и подписались,… A может и вам он забашлял? Теперь и вы за него мазу тянете. Откуда я знаю, что это не так?
– Не много ли ты на себя берешь. Грибков? – нахмурился полковник.
За живое задел его Грибок. Языком, как гинекологическим скальпелем, по правде-матке полоснул – без наркоза.
Или без правды обидел. А может, что-то другое. Но в любом случае хозяин обиделся. И пора сбавлять обороты.
– Не надо меня на вшивость проверять. Грибков, не надо…
Начальник тоже не хотел обострять ситуацию.
– Я так понял, что Космача сгноить не получилось? – не спрашивая, а утверждая, сказал Грибок.
– Пока не получилось.
– Крепкий орешек этот Космач. А расколоть его надо…
– Вот ты этим и займись.
– А вы? Вы что, умываете руки?
– Ты же сам только что сказал, что у Космача денег немерено. И связи у него есть наверху. И на волю есть выход…
– Пупкари помогли?
– Не исключено…
– Оскандалиться боитесь?
– Не боюсь, а опасаюсь.
– Как будто это не одно и то же… Космач копытом забил, и вас всех уже затрусило. А если меня на правду пробьет?
– На какую правду? – удивился полковник.
Взгляд его потемнел, налился угрозой. Грибку стало не по себе.
– Ну, – замялся он. – Мы же как бы вместе…
– Вместе, – кивнул хозяин. – Но как бы… Ты богатых зэков стрижешь, не я. И левый стройматериал через тебя идет.
И трудяг ты в черном теле держишь, не я… Хотя, конечно, насолить ты мне можешь… Но сам понимаешь, это не в твоих интересах…
– Ваша правда, начальник. Не в моих это интересах, – угодливо закивал Грибок.
Неосторожным словом он мог потерять расположение хозяина. И если это случилось, он должен вернуть все на место.
Иначе плакала его хорошая жизнь. Сам в черном теле окажется. Самого в петушиную хату швырнут. И прокола в этот раз хозяин не допустит. Вернее, допустит, но только в пределах одного отдельно взятого места…
– Понимаешь, что без меня ты никто, – самодовольно усмехнулся Полыханов. – И мне без тебя не очень… Короче, давай не будем мутить воду. Она и без того мутная. Руки я не умываю – по-прежнему нахожусь в игре. Просто перевожу стрелки на тебя. Отдаю Космача тебе. Ты с ним сам разберись.
– Как?
– Говоришь, Никитин погиб из-за несоблюдения мер безопасности? – хитро сощурился полковник.
– Ну да, – буркнул Грибок.
– А как ты думаешь, Космачев инструктаж по технике безопасности проходил?
– Нет.
– Я тоже так думаю…
– Понял, о чем вы думаете, гражданин начальник…
– Ты в бытовке порядок навел? – с официальной сухостью спросил Полыханов.
– Не успел…
– А ты успевай. В колонии должен быть уставной порядок. Во всем и везде. И ты его мне обеспечишь… Действуй, Грибков. Давай шевели булками…
От хозяина Грибок уходил в раздвоенных чувствах. С одной стороны. Космач внушал ему чуть ли не суеверный ужас.
А с другой, он его не очень-то и боялся. А в мыслях так во весь рост давил его и мочил как таракана. Да и реально он мог завалить Космача без проблем. Проблема в другом. Поддержит ли Грибка братва? Сложный вопрос без однозначного ответа. Слишком круто поставил себя вор. Личные заслуги плюс мощная поддержка с воли. Даже хозяин не отважится испить этот термоядерный коктейль. Чего уж тогда о других говорить?
***
Пять суток штрафного изолятора истекли. Но не растаяли, как сон. Надолго и четко отпечатались в памяти, как начало сложного, тернистого пути.
Сразу из изолятора Родион вернулся в тот самый карантинный барак, откуда его забрали. Не с корабля он сошел, не на бал попал. Но поспел к очень важному моменту – на распределение по отрядам.
