Кен предпочел соблюсти баланс и не перестараться с контролем, но и не слишком расслабляться. Он стремился стать «нулем», просто положиться на свою подготовку и благоразумно оставить попытки как-то выпендриться, когда у нас к кораблю прицеплен огромный нарост в виде стыковочного модуля. И это сработало. Присоединение стыковочного модуля заняло у нас всего на три секунды меньше расчетного времени. Наверное, вы можете представить наше облегчение и предвкушение, когда наконец пришло время открыть люк и войти на станцию «Мир». Триумфальный марш победителей под музыкальную тему из кинофильма «Огненные колесницы» отлично подошел бы для этого исторического момента в международном сотрудничестве.
Вот только мы не смогли открыть люк, как и те, кто с другой стороны долбил по нему со всей силы. Российские инженеры заколотили, затянули и запечатали люк нашего стыковочного модуля, пожалуй, с несколько излишним энтузиазмом — в несколько слоев. Так что нам пришлось сделать нечто по-настоящему космическое: вскрыть люк станции «Мир» с помощью швейцарского армейского ножа. Никогда не покидайте планету без такой штуки.
Когда мы вплыли на станцию, чтобы поприветствовать ожидающую нас команду (у русских считается плохой приметой пожимать друг другу руки через порог, поэтому они ждали, пока мы все окажемся внутри станции), раздался волшебный тихий перезвон колокольчиков. Мне потребовалось одно мгновение, чтобы сообразить, что это звенит старое экспериментальное оборудование, которое было привязано к корпусу корабля и ждало, когда его выбросят или отправят назад на Землю.
Пока мы находились в каком-то переходном состоянии, мы решили быть хорошими гостями: помогать в повседневных делах, не мешаться под ногами и преподнести подарки (в том числе специально изготовленную разборную гитару под названием SoloEtte, на которой мне удалось поиграть как-то вечером, и вся наша команда, состоящая из членов двух экипажей трех разных национальностей, подпевала). Самым сложным оказалось не мешаться под ногами. На станции царила такая суматоха, что перемещение по станции требовало особой осторожности; чтобы попасть из одного отсека в другой, нужно было проталкивать себя через узкие обходные трубы, похожие на гибкие вентиляционные каналы. Это было странное чувство, как будто находишься в кишечнике гигантского, но незлого робота. За те несколько дней, которые мы там провели, я научился делать это быстро, так что стремительно выскакивал из трубы с другой стороны, и поток воздуха заставлял старое экспериментальное оборудование звенеть снова как колокольчики.
Когда мы вернулись на Землю, многие спрашивали, все ли прошло так, как мы планировали. Правда состоит в том, что ничего не получилось так, как мы планировали, но все отклонения от плана были в тех пределах, к которым мы были готовы. Один из главных уроков, который я извлек из экспедиции STS-74, состоял в том, что не стоит полагать, что все знаешь, и не стоить пытаться быть готовым ко всему. Еще один урок, по крайней мере для меня: если ты новичок, то стремиться быть «нулем» — это отличная стратегия игры. У меня были скромные цели — выполнить свои обязанности наилучшим образом, не отвлекать и не создавать проблем другим членам команды. Своих целей я достиг.
Если вы наименее опытный человек на новом месте, то не время красоваться и хвастаться. Ведь вы еще даже не знаете, что именно вы не знаете — и независимо от ваших способностей, вашего опыта и уровня вашего авторитета, совершенно точно найдется что-то, чего вы еще не знаете.
* * *
В 2001 г. состоялась моя вторая экспедиция в космос, мой первый визит на МКС. Вскоре после того, как мы состыковались с МКС, главные компьютеры, управляющие станцией, вышли из строя. Оказалось, что в компьютерах был внутренний дефект, ошибка, которая привела к тому, что они начали перезаписывать свои жесткие диски. Это означало, что во всех смыслах станция была мертва: она не могла контролировать свое положение, управлять антеннами, запускать диагностические тесты — ничего не работало, и наземные службы могли лишь поддерживать со станцией связь. Если бы у нас не было пристыкованного шаттла, готового к управлению всеми системами станции, у нас возникли бы серьезные проблемы. К счастью, мы могли использовать оборудование связи шаттла и его двигатели, и у нас все еще был запас кислорода, пищи и воды, так что экипаж просто продолжал работать над возникшей проблемой.
Но так как компьютеры не работали, большая часть запланированных работ была теперь невыполнима, и нам пришлось закончить рабочий день с незавершенными задачами. Мы с коллегой по команде Скоттом Паразински были новичками на станции и с учетом нашего ограниченного набора навыков могли сделать не так много, чтобы помочь решить проблему с компьютерами. Мы обратились к Юрию Усачеву, на тот момент командиру экипажа, и спросили: «Чем мы можем сейчас помочь? В каком деле мы можем быть максимально полезными?» Он сказал, что будет очень признателен, если мы проведем инвентаризацию каждого шкафчика в российском грузовом отсеке станции. Это довольно большой модуль, заставленный шкафами, так что мы просто пошли с одного конца отсека и начали составлять каталог всего, что было в этих шкафах. Это напоминало наведение порядка в собственной кладовке: занятие полезное, но очень трудоемкое и бесславное. Мы потратили несколько часов, и было совершенно очевидно, что это задание из тех, на которые у двоих членов экипажа никогда не нашлось бы времени в расписании, если бы МКС была полностью работоспособна. Мы шутили и старались работать весело, и когда закончили, чувствовали удовлетворение. Мы принесли немного пользы в ситуации, когда могли бы просто не довести ни одного дела до конца.
Позже, во время той же экспедиции, после того, как компьютерные проблемы были решены, со мной произошла похожая ситуация. Мы устанавливали видеокамеру для общения с прессой, но видеосигнал не доходил до наземного оборудования. Кому-то нужно было, начав с одного конца, распутать все кабели и проверить каждый из них. Я подумал: «Может быть, и это я сделаю». И конечно, несмотря на то, что мы еще утром проверили все кабели, оказалось, что два из трех были повреждены, так что я взял другие, на скорую руку все соединил, щелкнул выключателем, и все заработало. Наверное, это не круто, оказаться кабельщиком, но я был рад, что решил проблему и мы смогли выполнить наше обещание и передать видео на Землю.
В некотором смысле кажется неправильным об этом даже упоминать, и до поры до времени я и не вспоминал об этом, потому что знал, что каждый на станции делал подобные незапланированные и ненавязчиво полезные вещи. Все мы чинили туалет в космосе (он регулярно ломался). Все мы вытирали варенье со стен (оно имеет особенность улетать с вашего тоста и размазываться повсюду). На МКС нужно быть готовым добровольно и с радостью браться за любую работу, начиная с той, которая у всех на виду, и заканчивая какой-нибудь заменой кабеля антенны, просто потому, что больше эту работу сделать некому.
Но если вы уверены в своих способностях и чувстве собственного достоинства, для вас практически не важно, управляете ли вы кораблем, стоя за штурвалом, или гребете на веслах. Ваше эго не пострадает от того, что вас попросят помыть туалет или распаковать чьи-то носки. На самом деле вы даже можете получать удовольствие от подобной работы, если вы уверены, что таким образом вносите свой вклад в общий результат экспедиции.
И все же я простой человек. Мне нравится признание, и мне нравится чувствовать, что другие считают меня полезным и видят во мне «плюс одного». Именно поэтому, когда в декабре 2012 г. мы приближались к МКС, я постоянно напоминал себе, что, как только мы окажемся внутри, нужно стремиться быть «нулем». Там, дома, мое назначение, в результате которого я стал первым канадцем, возглавившим экипаж МКС, было важным событием. Здесь же, на станции уже был кое-кто главный: Кевин Форд, который продолжит командовать экипажем МКС, пока через 10 недель не покинет этот пост и не передаст его мне. Он и его экипаж полностью адаптировались к жизни на МКС и успешно управляли станцией в течение нескольких недель до того, как мы там появились.
Моя благоразумная стратегия заключалась в том, чтобы ничего не испортить и не ухудшить. Я был уверен, что время от времени смогу сделать что-то полезное и принять авторитетное решение, но нет никакой нужды в том, чтобы это произошло в первые же часы или даже в первую неделю моего пребывания на станции. Если я ворвусь на станцию с целью оставить свой след, мне, вероятно, удастся это сделать — но только не так, как мне бы этого хотелось.
В моей двадцатилетней карьере астронавта я никогда не чувствовал себя ближе к тому, чтобы быть «плюс первым». И я знал, что лучшее, что могу сделать для того, чтобы мой экипаж воспринимал меня именно так, — это продолжать делать то, что всегда мне помогало — стремиться быть никем.
