– Велели всем говорить, что поехали в театр.
– В театр? – одновременно выдохнули Клим Кириллович и Мура.
– Как есть в театр, Аполлон прозывается, слово-то мудреное – Вы оказали нам неоценимую услугу, милейший, – строго сказал доктор. – Княжна Бельская нам нужна, а в театре мы ее легко разыщем. Не будем вас более задерживать.
Многозначительный взгляд доктора, брошенный на Муру, заставил ее наконец сдвинуться с места. Оба спешно покинули квартиру.
– Вы что-нибудь понимаете? – спросил доктор, сойдя с крыльца и пройдя несколько шагов по тропинке к тротуару. – Неужели княжна Бельская и есть Брунгильда? Зачем же она выдает себя за другую?
– Меня интересует не это. Если это она, почему она отправилась в театр, вместо того чтобы вернуться домой, успокоить родных? Мама себе места не находит!
– В голову приходит только одна безумная мысль, – виновато склонил голову доктор. – Ваша сестра возомнила себя обладательницей актерского дара. Выдавала себя за княжну Бельскую И отправилась в театр. «Аполлон» – это же антреприза господина Иллионского-Третьего.
– Я тоже об этом сразу подумала, – недоуменно взглянула на усталое лицо Клима Кирилловича Мура. Оба уже выбрались на тротуар и теперь стояли на Кирочной.
– Так может быть, сердце вашей сестры поразил господин Артист, а не покойный Глеб Тугарин?
– Она написала на стекле Г. Т.! – упрямо заявила Мура. – Ничего не понимаю. Надо ехать в театр!
– Наши родные будут беспокоиться. Мы и так долго отсутствуем, – попытался остудить девичий пыл доктор.
– Мы быстренько, только посмотрим и помчимся сразу же домой. – Мура поглядывала по сторонам: не покажется ли извозчик.
Доктор счел за лучшее не противоречить. Он собрался с силами – терпеть, по его мнению, оставалось недолго. Он не был до конца уверен, что княжна Бельская и есть Брунгильда. Скрипичный ключ и инициалы, нарисованные на стекле, могли означать, что княжна тоже занимается музыкой, инициалы могли оказаться простым совпадением. Их можно расшифровать по-разному: Г., например, может быть и Григорий, и Георгий, и Гавриил. Альков с балдахином и ночная ваза тоже ни о чем не говорили. Однако доктор сомневался в том, что они на верном пути не только по этим причинам – под салфеткой, с засохшей едой лежал сиротливый марципанчик. Неужели Брунгильда, если она провела здесь трое суток, отказалась бы от своего любимого лакомства? Она могла пренебрегать пищей, но марципанчик непременно бы скушала!
Так размышлял доктор Коровкин, трясясь вместе с Мурой на подвернувшейся пролетке, направлявшейся теперь к Фонтанке, к театру Суворина. Младшая дочь профессора Муромцева молчала – видимо, обдумывала план дальнейших действий.
Климу Кирилловичу с трудом удалось достать два билета в ложу второго яруса. Какой смысл смотреть шекспировскую трагедию? – он не понимал. Неужели Мура предполагает, что ее сестра может и впрямь появиться на сцене в роли Реганы или Корделии?
Спеша занять свои места, доктор и Мура поднялись по узенькой лестнице, открыли спрятанную за бархатной драпировкой дверцу и остановились, чтобы отдышаться и приучить глаза к темноте. Спектакль уже шел.
Через пару минут оба сидели в уютной ложе. Клим Кириллович поймал в темноте благодарный взгляд девушки, на секунду повернувшей к нему возбужденное лицо, и пожалел, что давно не приглашал Муру в театр. Никакого праздника для юной души, лишь учение да учение, пыльные фолианты и скучные книги...
Посмотреть на гениального актера, исполняющего заглавную роль, собралось и взыскательное общество: дамы в роскошных туалетах, мужчины во фраках, блестящие офицеры и публика совсем скромная. Доктор с огорчением подумал, что даже не успел переодеться в свежую крахмальную рубашку, привезенную на квартиру Муромцевых заботливой тетушкой.
Прикрыв глаза, доктор сидел за спиной Муры и вполуха слушал ритмические завывания и крики шекспировских героев.
– Твой нрав приветлив, кроток и незлобен... У ней свирепый взгляд; твои ж глаза мне сердце услаждают, а не жгутся... – Звучный бас Иллионского не давал доктору окончательно заснуть. – Кто моего слугу сажал в колодки? – надрывно вопрошал Лир, заглушая звук трубы, раздавшийся из-за кулис.
– Кто трубит там? – Доктора Коровкина оглушил еще один мужской голос.
После реплики: «Приехала сестра» – пауза чрезмерно затянулась, и Клим Кириллович с трудом открыл глаза и, приподнявшись, глянул на сцену.
Шекспировские герои застыли в неестественных позах и безмолвствовали. Казалось, текст своей роли забыл и кумир петербургских барышень Максим Иллионский в живописных лохмотьях, босиком, с торчащими во все стороны патлами и седой бородой, король Лир стоял недвижно на авансцене. Остановившимся взором он следил за неотвратимо приближавшейся к нему высокой тоненькой девушкой. Выйдя из правой кулисы, она шла твердо и медленно, высоко вздернув точеный подбородок и тоже не сводила взгляда с короля Лира. Доктор даже не сразу понял, что костюм появившейся героини не соответствует шекспировской эпохе. Новоприбывшая дочь Лира, одетая в модную пелеринку черносливового цвета, из-под которой выглядывала серо-голубая юбка, несла на своей царственной головке лихо нахлобученную, вполне современную, шляпку с коротенькой, оставляющей лицо открытым, вуалеткой. В правой руке дочери Лира довольно угрожающе болтался пузатый ридикюльчик...
Доктор вслед за Мурой подался вперед, чтобы лучше рассмотреть сцену, заставившую затаить дыхание весь зал.
Король Лир тем временем медленно опустился на колени и пополз на четвереньках навстречу грозно шествующей златокудрой красавице.
– Брунгильда! – истошно завопила Мура, вскакивая со стула. – Брунгильда!
Но крик ее перекрыли другие вопли, раздавшиеся из-за кулис:
– Занавес! Дайте занавес!
Глава 23
Карл Иванович Вирхов, как только закрылась дверь за королем петербургских сыщиков Карлом Фрейбергом и его ассистентом Антоном Пиляевым, бросился к окну. Он стремился быстрее открыть раму. И через несколько мгновений в лицо ему хлынул прохладный сентябрьский воздух, и следователь, прикрыв глаза, стал наслаждаться его ароматами: лиственная прель, конский навоз, печные дымы – все казалось ему несравненно приятней крысиного запаха, которым, как ему мерещилось, пропитался его кабинет.
Карл Иванович был в недоумении. Визит гостей не только не добавил ясности в дело, но еще больше его запутал. По мнению Фрейберга, – а с ним следователь привык считаться, – погоня за Шлегером была пустой тратой времени. О подозрительной Соне Фрейберг почти не высказывался, зато много внимания уделил Марии Николаевне Муромцевой. Он напомнил Карлу Ивановичу, что почти два года назад, когда расследовалось дело о похищении младенца из ширхановской булочной, в поле зрения следствия оказывалась и эта девушка* (Е. Басманова «Тайна серебряной вазы»). А в прошлом году, когда разразился дипломатический скандал, который едва удалось замять, кое-кто из замешанных в нем персон давал понять о причастности к нему и младшей профессорской дочери** (Е Басманова «Тайна древней гробницы»). Поэтому, считал король петербургских сыщиков, нельзя пренебрегать тем, что вновь всплыло ее имя. Девушка, вместо того чтобы слушать лекции, сначала отправляется под именем госпожи Тугариной в лавку ювелира Михневича, а затем ее видят вблизи дома, где проживает порядочный господин, горничная которого служила у жертвы недавнего преступления. Случайное ли стечение обстоятельств? Или за поступками младшей Муромцевой что-то скрывается?
Карл Иванович тяжело вздохнул и отошел наконец от окна. Разумеется, он должен был сразу после убийства Тугарина допросить профессора Муромцева с дочерьми, также присутствовавших на достопамятном собрании. Возможно, что-то добавилось бы к тем скудным фактам, которые он получил в свое распоряжение в результате дознания. Но времени на все не хватало, прошли сутки, и Карл Иванович не хотел марать честное имя университетского профессора (так же как и великого Стасова) даже намеком на их касательство к делу об убийстве в Медвежьем переулке. Он полностью исключал причастность к нему и профессорских дочерей. И может быть, напрасно. Но возможность исправить допущенную ошибку есть. Во всяком случае, вреда от разговора с профессором и его барышнями не будет. Только вот вызывать к себе их не стоит – придется нанести им визит.
Следователь решительно взялся за папку с бумагами, направился в приемную, где проинструктировал своего помощника – всем служащим оставаться на своих местах, момент ответственный; если появится в библиотеке Анемподист Кайдалов, о чем непременно сообщит пасущийся там агент, срочно выслать полицейских и доставить библиотекаря в участок Обо всем важном, требующем его, Вирхова, участия – телефонировать на квартиру профессора Муромцева.
