– …И никогда бы никому не удалось нас разлучить. – Голос Мадлен зазвенел от напора, и взгляд ее словно вонзился в зрачки Реми. – Я знаю, что говорю, поверьте, – никому и никогда! – если бы в один отвратительный день, самый ужасный день моей жизни, к нам, то есть к Арно, не пришла моя мать… До этих пор она не вмешивалась и предоставляла отцу скандалить – там еще Соня встревала со своим Пьером и даже Вадим, всем хотелось почитать мораль и выразить свое скудоумное осуждение! Только моя мать не участвовала в этой ханжеской показухе. Она выжидала. И когда стало ясно, что никто не преуспеет в возвращении блудной дочери под родительский кров, моя мать пришла к Арно и сообщила ему…что я – его дочь.
Реми не посмел высказать какие бы то ни было эмоции. Он молча созерцал Мадлен, которая, впрочем, на него больше не смотрела – ее глаза видели те, ушедшие в прошлое сцены…
Прошло несколько мгновений, прежде чем Мадлен заговорила снова. Она взглянула на детектива, и он поразился перемене выражения ее лица. Ее черты смягчились, ее серые глаза словно оттаяли, и в них поплыла грусть. Только теперь Реми понял, что она не просто эффектна, но и действительно красива, женственна, очаровательна…
– Как вы понимаете, это означает, что у моей матери с Арно были определенные отношения. Откуда, видимо, и подарки мне, которая на тот момент в глазах Арно была всего лишь ребенком его любовницы. Мать, разумеется, скрыла свою связь от Ксавье и даже скрыла от Арно, что ребенок – от него. Она, как я теперь понимаю, не рассчитывала создать семью с Арно. Уж не знаю, права ли она была, считая, что Арно на ней никогда не женится, но она так считала и пыталась сохранить ту семью, которая у нее уже была. Несмотря на то что никакой семьи давно, по сути, не было… Не понимаю, зачем ей была нужна эта фикция, эта иллюзия семейной жизни. В том поколении, кажется, были несколько иные представления на этот счет. Короче, ни Ксавье, ни Арно, ни тем более кто-то из посторонних не знали, что я дочь Арно. Соня не знает и до сих пор. О том, что она моя сестра… Моя мать взяла с Арно клятву, что об этом не узнает никто. И он ее сдержал.
…Не знала бы и я, если бы не подслушивала под дверью, вон в той самой комнате, – мотнула она головой, – в которой сейчас, должно быть, подслушивает ваш подопечный русский. – Мадлен усмехнулась. – Тоже, кстати, родственничек…
Она задумалась на мгновение, а когда заговорила снова, голос ее уже восстановил стремительные и жесткие нотки.
– Я отвлеклась. Цель моего рассказа – в другом. Это, так сказать, преамбула, предмет же заключается в следующем: не так давно я открыла правду Ксавье. Мне надоели его бесконечные попреки. Он клянчит деньги у матери, которая дает ему из жалости, у меня – и пропивает их. А когда я отказываюсь давать деньги (я стараюсь денег не давать, предпочитаю покупать еду, готовлю, убираю – хватит с меня и этого!), так он кричит, что я его дочь и обязана содержать отца в старости, что он в суд на меня подаст… И прочая галиматья в том же духе. … Я к нему привязана, к Ксавье. Жалею. Помогаю. Даже считаю это своим долгом. Но нельзя же до такой степени на голову садиться и еще кричать, что неудобно! Нет, это чересчур. Короче, мы в очередной раз поссорились, и я ему высказала всю правду. Это случилось недели за две до исчезновения Арно. И теперь, когда выяснилось, что Арно был убит…
Она запнулась, серые глаза моментально очертились покрасневшим контуром.
– Извините, я… – сказала Мадлен, доставая из сумочки платок, – я сейчас…
Тонко раздувая ноздри, она шумно сморкалась. Реми наблюдал. Она была очень разной, эта Мадлен. И она ему нравилась все больше. Он больше не чувствовал себя мальчиком перед строгой учительницей.
– Арно был убит во время съемок, – продолжала она. – И теперь, когда это выяснилось, я припоминаю, как отец… как Ксавье меня пристрастно расспрашивал о предстоящих съемках этой сцены. Я тогда решила, что он из зависти, чтобы опять к чему-нибудь придраться, раскритиковать и охаять, как он это обычно делал.
А теперь… Теперь боюсь, что он тогда замыслил убить Арно… Он, я помню, с тех пор, как я ему сказала правду, почти не пил эти две недели. Вернее, он сразу же сильно напился, а потом вдруг как-то перестал… Для него это необычно. Вот я и спрашиваю себя: почему? Что ворочалось в его голове? Какую мысль он так обдумывал, что почти перестал пить? Какую?!
Мадлен откинула голову и отвернулась к окну. Реми не видел ее лица, но, насколько он мог судить, она не плакала. Размышляла или вспоминала… Реми решил ее не тревожить вопросами и тихо ждал, пока она вернется к разговору.
Наконец Мадлен повернулась. Ее серо-голубые глаза были холодны как клинки.
– Найдите мне ответ на этот вопрос, месье Деллье. Ксавье задержала полиция, но я не хочу пока их вмешивать в это дело, рассказывать им семейные истории и давать им в руки готовый мотив. Возможно, что Ксавье здесь ни при чем. Но я – я хочу это знать, я имею право это знать. Если это не он убил отца – что ж, пусть все будет по-старому. Будем продолжать жить, ссориться, буду ему помогать… Он мне был плохим отцом, плохим отчимом, но я не могу его бросить, это мой крест. Но если он – убийца, я ему смерти Арно не прощу. Я его сама полиции выдам. Пусть хоть на электрический стул сядет – выдам!
– У нас нет смертной казни, Мадлен, – тихо сказал Реми. – И тем более электрического стула.
– Жаль, – холодно ответила она и резко поднялась. – Ваш гонорар? – спросила она, возвышаясь над Реми, который не сразу сообразил встать.
– Я вам еще не дал моего согласия, – усмехнулся Реми и остался сидеть с улыбкой на губах, глядя снизу вверх на эту великолепную великаншу.
Мадлен пришла в некоторое замешательство. Она посмотрела на него в упор, как будто впервые увидела. Помолчала, не зная, что сказать, но довольно быстро нашлась – выхватила из своей сумочки чековую книжку, подписала пустой чек и вырвала его.
– Когда надумаете, проставьте здесь сумму, – царственно кивнула она детективу. – Если у вас будут вопросы, я к вашим услугам в любое время. Мои телефоны и адреса у вас есть.
И она поплыла к выходу.
– До свидания, – сказал ей в спину Реми.
– До скорой встречи, – не оборачиваясь, кивнула она и закрыла за собой дверь.
Глава 21
Реми все еще сидел у стола, обдумывая столь неожиданный поворот дела, когда дверь спальни отворилась и бледный Максим возник на пороге, привалившись к дверному косяку.
– Уф, – сказал он, – а голова и вправду кружится.
– Вы лежите, лежите, – засуетился Реми, – вам надо лежать, Максим. Я лучше к вам приду в комнату. Ложитесь, мне надо вам кое-что рассказать.
– Кое-что? А я-то рассчитывал, что вы мне все расскажете!
– Все я не могу, – сконфузился Реми. – Это чужие секреты.
– Ну и не надо, – улыбнулся Максим. – Я и так все слышал.
– Подслушивали?! – шутливо ужаснулся детектив. – Неужели Мадлен была права?! Она так и сказала, что вы под дверью подслушиваете.
– Какой мне был смысл подслушивать у дверей, когда в постели намного удобней и голова не кружится! Все было и так хорошо слышно, Реми. По всей видимости, Мадлен не стеснял тот факт, что мне все хорошо слышно. Она ведь, заметьте, по собственному опыту знает, что здесь слышимость хорошая, и даже голоса не понизила.
– Да-да-да, верное наблюдение, и это очень интересно! Это очень даже интересно, – распевал слова Реми, задумавшись, – очень даже, очень даже…
– Алло, – позвал его Максим. – Что там интересного?
– Значит, вы историю слышали?
– Слышал.
– Жаль, что вы ее не видели.
– Что, стоило посмотреть?
– Еще как! Везет вам на красивых кузин…
– Так что вы там интересного надумали? Не томите, поделитесь соображениями!
– Помнится, вы детективы любите?
– Люблю, люблю. Вы мне расскажете или нет наконец?
– А интересно то, что Мадлен, похоже, начинает афишировать свое родство с Арно. Не исключено, что она даже рассчитывает на то, что я поставлю Соню в известность… Во всяком случае, меня она не просила хранить секрет. И к тому же знала, что и вы можете слышать весь разговор.
– Ну и?..
– Что «и»? У вас никаких выводов не напрашивается?
– Ну почему же… Мадлен теперь, когда отец умер, хочет открыть Соне, что они сестры… Горе-то общее, нужно поддержать друг друга.
Реми жалостливо посмотрел на Максима.
– Ну-ну, – покивал он головой, – романы бы вам писать, розовые… Что теперь первым делом сделает полиция?
– Алиби будет проверять.
– А еще что?
– Ммм… Орудие преступления будет искать.
– А еще что?
Максим пожал плечами.
– Займется поисками завещания, вот что! – безнадежно вздохнул Реми, словно он был учителем в школе для умственно отсталых детей.
– И?..
– И – возможно, что Мадлен готовит нас к неожиданностям. Возможно, она упомянута в завещании.
