Чуть дальше по течению поверхность ручья пересекала глубокая расщелина. По ее дну все еще бежал узенький ручеек воды, омывая торчащие наружу ноги троих солдат, которые, видимо, собирались перейти здесь ручей вброд, но оказались замурованными в хрустальные стены. Время от времени ноги неспешно и плавно шевелились, словно люди эти навсегда были обречены шагать через хрустальный ледник с затерявшимися в окружавших их пятнах света лицами.
Вдалеке в лесу возникло какое-то движение, послышался шум голосов. Сандерс ускорил шаг, прижимая тяжелый крест к груди. В пятидесяти ярдах от него по прогалине между двумя купами деревьев через лес, приплясывая и обмениваясь криками, двигалась бродячая труппа разодетых как клоуны людей. Сандерс поравнялся с ними и замер на краю поляны, пытаясь пересчитать десятки темнокожих мужчин и женщин всех возрастов — некоторые из них даже с маленькими детьми, — принимавших участие в этой полной своеобразной грации сарабанде. В их процессии царил дух вольницы, и маленькие группки то и дело отбегали в сторону, чтобы сплясать вокруг особо приглянувшихся деревьев или кустов. Их было больше ста, людей, бредущих по лесу не разбирая дороги, без всякой определенной цели. Их руки и лица преобразила хрустальная растительность, иней и самоцветы уже поблескивали в ветхих набедренных повязках и платьях.
Пока Сандерс стоял со своим крестом, к нему вприпрыжку приблизилась одна из крохотных компаний и стала резвиться вокруг него, словно вступившие под сень райских кущ праведники, ублажающие приставленного присматривать за ними архангела. Старик с переполненным светом обезображенным лицом прошел мимо Сандерса, размахивая беспалыми руками, из жутких суставов которых лился драгоценный свет. Сандерс вспомнил прокаженных, сидевших под деревьями рядом с госпиталем при миссии. За прошедшие дни племя вошло в лес. Они удалялись, приплясывая на своих изуродованных ногах, таща за собой за руку детишек, и на лицах у них нелепо изгибались ослепительные радуги.
Когда прокаженные прошли, Сандерс поплелся вслед за ними, обеими руками волоча за собой крест. Между деревьями мелькал хвост процессии, казалось, они исчезали так же стремительно, как и появились, словно им не терпелось познакомиться с каждым деревом и рощицей в их новообретенном раю. Однако безо всякой видимой причины вся труппа внезапно повернула и прошла еще разок вокруг него, словно желая насладиться в последний раз видом Сандерса и его креста. Когда они проходили мимо, глаз Сандерса вдруг выхватил из толпы силуэт идущей впереди высокой женщины в темном одеянии, звонким голосом призывающей остальных за собой. Ее бледные руки и лицо уже сверкали хрустальным лесным светом. Она обернулась, чтобы взглянуть назад, и Сандерс прокричал поверх подпрыгивающих голов:
— Сюзанна! Сюзанна, тут…
Но женщина вместе с остатками труппы уже вновь затерялась среди деревьев. Ковыляя за ними вслед, Сандерс наткнулся на валяющиеся на земле остатки их жалкого багажа — стоптанную обувь и прохудившиеся корзины, нищенские чаши для подаяния с несколькими зернышками риса, — уже наполовину спаявшиеся с остекленевшей почвой.
Еще Сандерс набрел на частично кристаллизовавшееся тельце маленького ребенка, который отстал и не смог догнать остальных. Он прилег отдохнуть и примерз к почве. Сандерс прислушался к затихающим среди деревьев голосам, где-то там были и родители ребенка. Потом он опустил над детским тельцем крест и подождал, пока кристаллы не сойдут с его рук и ног. Вновь оказавшись на свободе, изуродованные руки ребенка бесцельно хватали воздух. Вдруг он рывком вскочил на ноги и побежал прочь, рассеивающийся свет лился из его головы и плеч.
***
Сандерс, далеко отстав, по-прежнему брел за процессией, когда вдруг перед ним возникла беседка, в которой когда-то укрывались Торенсен и Серена Вентресс. Сгустились сумерки, и самоцветы мягко сияли с креста в померкшем свете. Крест уже потерял большую часть своей силы, и почти все камни помельче — бриллианты и рубины — выцвели и превратились в округлые кусочки угля или корунда. Только крупные изумруды продолжали ярко гореть, освещая белый корпус застрявшего в расщелине перед беседкой катера Торенсена.
Сандерс шел вдоль берега и наткнулся на хрустальные останки мулата в крокодиловой шкуре. Они сплавились воедино — человек, сам по себе наполовину белый и наполовину черный, слился с темным животным в драгоценном панцире. Их собственные черты не исчезли, а наложились, пропечатавшись сквозь ткани друг друга. Лицо мулата сияло сквозь челюсти и глаза огромного крокодила.
Дверь беседки была распахнута настежь. Сандерс вскарабкался по ступенькам на крыльцо и вошел в комнату. Он взглянул на кровать, в заиндевелых глубинах которой, словно пловцы, заснувшие на дне заколдованного бассейна, лежали рядом Серена и владелец рудников. Глаза Торенсена были закрыты, а из дыры у него в груди, как изысканнейшее морское растение, распустила свои нежные лепестки кроваво-красная роза. Рядом с ним спокойно спала Серена, невидимые биения сердца окутывали ее тело едва заметным янтарным сиянием — истончающимся проблеском жизни. Хотя Торенсен умер, пытаясь спасти ее, она продолжала жить в своей полусмерти.
Что-то сверкнуло в полумраке за спиной Сандерса. Он обернулся и увидел, как под деревьями, оставляя за собой потоки рассеивающихся в воздухе частиц, пронеслась сверкающая химера, человек с пылающими руками и грудью. Он отступил за крест, но человек уже исчез, унесся прочь, затерявшись под хрустальными сводами. Пока исчезал оставшийся от него светящийся след, Сандерс слышал, как в выстуженном воздухе эхом отдается его голос, жалобные слова в оправе самоцветов — как и все в этом преображенном мире.
— Серена!.. Серена!..
Призматическое солнце
Спустя два месяца, заканчивая свое письмо директору госпиталя для прокаженных в Форт-Изабель, доктору Полю Дерену, в тишине спальни отеля в Порт-Матарре, Сандерс писал:
…здесь, в пустом отеле, кажется трудным поверить, Поль, что вообще имели место странные события, связанные с этим фантасмагорическим лесом. И однако в действительности я нахожусь от него милях в сорока, может, чуть больше, — если ворону (или, скорее, грифону?) взбредет в голову прилететь сюда из зоны эпицентра, находящейся в десяти милях к югу от Монт-Ройяля. Если какое-либо напоминание понадобится мне самому, так рана у меня на руке зажила еще не до конца. Если верить бармену из ресторана внизу — хорошо, что хотя бы он все еще на своем посту (почти все остальные уже уехали), — сейчас лес продвигается за день в среднем на четыреста ярдов. Один из приехавших сюда журналистов в беседе с Луизой заявил, что при такой скорости продвижения к концу следующего десятилетия окажется кристаллизованной по меньшей мере треть земной поверхности, а десяток-другой столиц станут напластованиями хрустальных призм, как это уже случилось с Майами, — вы, без сомнения, сталкивались с упоминаниями о покинутом курорте как о городе тысячи церковных шпилей, материализовавшемся видении Иоанна Богослова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});