— Кузьма, да не пратрон, а патрон, сколько раз говорить.
— Сергий Аникитович, у меня, почему-то язык никак мудреное слово выговорить не может, само собой пратрон получается.
Он встал и достал из коробки, лежащей на полке несколько тонких буравчиков.
— Нет, Кузьма, мне нужно будет совсем другое сверло, вот посмотри, — и я быстро набросал на краешке листа эскиз. Вопросов у моего мастера появилось море, но отвечать на них было уже некогда и я быстрым шагом, безуспешно стараясь соблюсти степенность, пошел к коновязи. Там меня давно ожидал заседланный жеребец. Я привычно запрыгнул в седло, и мы понеслись в сторону Кремля.
Но спешил я зазря. Сегодня Иоанн Васильевич был занят. Когда зашел в царские покои, то мне сообщили, что царь ушел в разбойный приказ и сейчас в пыточной разговаривает с Федором Никитичем Захарьиным Юрьевым, которого уже подвесили на дыбу.
Я про себя удивился неожиданному желанию царя с утра отправиться на допрос, — наверняка неожиданно узнал что-то и пошел уточнить, — подумал я, и в животе неприятно заныло. Хотя прожил в новом мире уже несколько лет, но привыкнуть к многим его особенностям до сих пор не мог. То, что считалось бы в моей первой жизнью страшной жестокостью, сейчас всеми, от мала до велика, воспринималось обычным делом, Человеческая жизнь совершенно не ценилась.
— Бог дал, бог взял, — так вздохнув, говорили, когда умирали маленькие дети, от чумы вымирали села и города. Или после татарских набегов оставшиеся в живых и не угнанные в Крым люди, разбирали полусгоревшие развалины и вновь устраивались на этом же самом месте. Не отсюда ли пошел русский характер и отношение к окружающему, когда в отличие от финнов, шведов и прочих европейцев дома строили не на века, а абы как, потому, что в любой момент все, что ты имел, могло обратиться в прах.
Уточнять, когда вернется государь, я естественно не стал, и пошел в Думную палату, где опять собачились бояре, по поводу земства. Увидев меня, они начали взывать ко мне, как третейскому судье, но я, поняв, что сегодня Иоанн Васильевич никаких вопросов Думе не оставил, быстро смылся в Аптекарский приказ.
Убедившись, что здесь все в порядке, я собрался уходить, как вдруг в коридоре появился Семен Каркодинов. Он был чем-то явно доволен.
Не говоря ни слова, он сунул мне в руки какой-то камень.
— Ох, и любит тебя Господь, Аникитович, — весело воскликнул он, — весть пришла с Корелы, нашли рудознатцы в земле, тебе государем дарованной, руду медную, и сейчас готовят все, чтобы заводик там поставить. Нашли то руды прямо там, где ты указал, и, как только лед на реках встал, известие отослали, чтобы весной все припасы, что нужны для дела, по воде отправляли. Немец саксонский пишет, что руда хороша, меди выход большой будет.
Давай-ка по этому случаю твоей анисовой испробуем, грех такое дело не отметить.
— Семен Данилович, ты же знаешь, не одобряет наш государь, пития без меры.
— Там мы Сергий Аникитович, без меры и не будем, вот по паре стопочек твоих стеклянных выпьем и далее до обеда ни-ни. А за удачу такую надо обязательно. Ты ведь теперь по богачеству, пожалуй, на ровнях со старинными родами будешь.
Он полуобнял меня за плечо, завел в кабинет и закрыл дверь. Потом, повернувшись ко мне понизив голос, сказал, — слушай, Аникитович, я ведь из детей боярских буду, а ты мне никогда умаления не делал, с уважением ко мне, с вичем. Так я тебе, как на духу говорю, ты с медью этой врагов себе еще больше приобрел, осторожнее надо быть. Слыхал я краем уха разговор один. Кто там был тебе не скажу, в темноте дело было, боюсь ошибиться, напраслину не хочу наговаривать, но разговор такой, что пришла пора тебя сковырнуть, уж очень ты в душу государю влез, мешаешь многим.
Три рода с твоей подачи Иоанн Васильевич под корень извел, боятся, что следующими будут.
Я достал с полки стаканы и бутылку анисовой водки, кликнутый подъячий в момент притащил с холодных сеней полузамерзшей квашеной капусты.
— Каркодинов сидел в полурасстегнутом кафтане, выставив большой живот, и пристально смотрел, как я разливаю прозрачную жидкость.
Я же в это время лихорадочно соображал:
— Однако ты Сергий высоко поднялся в дворцовой иерархии, Каркодинов явно решил поставить на тебя, иначе, чего бы он поспешил сообщить такие известия. Хотя ничего нового, собственно и не сказал, и без него знаю, кто у меня в недоброжелателях.
Мы подняли стопки, и звонко чокнулись, оба, наверно в этот момент, вспомнив поджаренного Бомелиуса, который ввел такую моду в царском дворце.
— Эх, хорошо пошла, — высказался Каркодинов, громко хрустя ледяной капустой, — плохо, что ты Аникитович только для себя такую водочку делаешь.
Я засмеялся, — так я, Семен Данилович, еще с головой дружу, ты, что меня подбиваешь цареву монополию нарушить?
— Что, ты, что ты, Господь с тобой, — чуть не подавился капустой Каркодинов, — я к тому, что вот захочешь такой выпить и взять негде.
— А, ну этому горю легче помочь, я тебе через пару деньков бочку подвезу на подворье.
Князь поднял глаза к потолку и зашевелил губами. Шевелил он долго, затем выругался, после чего сообщил:
— Никак сосчитать не получается во сколько мне твоя бочка обойдется.
— Ты чего, Семен Данилович, это ведь подарок, мы же с тобой не первый год знаемся. Ты мне столько добра сделал, вот и сегодня остерег меня. Плохо конечно, что не услышал, кто речи сии отвратные говорил на государя нашего.
Каркодинов вопросительно посмотрел на меня, мол, причем тут Иоанн Васильевич? Я тут же пояснил:
— Ну, сам подумай, воры говорили, что с моей подачи роды боярские разорены были. Так, они, что считают, что я их оговаривал? А государь наш, что, как дитя малое, не разобрался, кого на казнь лютую отправляет. А ведь все знают, что умышляли Бельские с Годуновыми не только меня извести, но и сына царского, а Захарьины даже в Москву иезуитов, тайком привезли.
Так, что тот, кто такие речи в ночи говорил, сам такой тать есть.
Князю от моих речей, или от водки стало жарко, он скинул с головы ярко — вишневый колпак — мурмолку, подшитый куньим мехом, и полностью расстегнул кафтан. Бритый затылок светился капельками пота.
— Ну, ты Сергий Аникитович и голова, вмиг растолкуешь, и вывернешь так, что сразу понятно все становится. Знал бы такое ранее, там же «Слово и дело» закричал.
— А вот этого Данилович делать не стоило. Вдруг там был такой человек, на которого и подумать нельзя. Ежели Иоанн Васильевич его на дыбу не вздернет, от всего ведь аспид отопрется, а тебя крайним сделают. Таких иуд надо ловить, чтобы всем все сразу ясно было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
